Провалившаяся попытка обуздать Солженицына
Кто организовал атаку на великого писателя в начале правления Брежнева
Рубрика в газете: Тайны Кремля, № 2021 / 38, 13.10.2021, автор: Вячеслав ОГРЫЗКО
После свержения Никиты Хрущёва часть влиятельных людей пришедшего к власти Леонида Брежнева решили, что в области идеологии надо бы покрепче закрутить гайки, в том числе указать на место некоторым писателям и художникам. На усилении заморозков настаивали, в частности, один из помощников генсека Виктор Голиков, новый заведующий отделом науки и учебных заведений ЦК КПСС Сергей Трапезников, председатель КГБ Владимир Семичастный и созданная им на Лубянке Пятая служба, главный комсомолец страны Сергей Павлов… Другое дело, что кто-то сразу уловил новые сигналы Старой площади, где располагался Центральный комитет КПСС. Как заметались тогда, к примеру, Андрей Вознесенский, Евгений Евтушенко и Роберт Рождественский. Кто-то же просто сменил тактику, предпочтя самиздат, тамиздат и укрывательство под псевдонимы. Вспомним тут Андрея Синявского и Юлия Даниэля, которые передали свои рукописи за границу и спрятались за чужие фамилии. А кто-то, наоборот, не только продолжил открыто сражаться за свои идеи, но даже перешёл в наступление. Я имею в виду прежде всего Александра Солженицына.
Смотрите. Сразу после совершённого осенью 1964 года кремлёвского переворота из власти был убран бывший помощник Хрущёва по культуре Владимир Лебедев, который помогал пробить публикацию в «Новом мире» гениальной повести «Один день Ивана Денисовича». Заметно ослабли позиции других аппаратчиков, сочувствовавших писателю. Тут ещё усилились нападки на Твардовского и его журнал «Новый мир».
Новые неоохранители, попавшие в окружение Брежнева, не скрывали своих намерений быстро обуздать не в меру осмелевшего Солженицына. Крепко врезать по писателю должны были новый заведующий отделом культуры ЦК КПСС Василий Шауро и его заместители Юрий Мелентьев и Зоя Туманова, а также литературный генералитет, не скрывавший своей ненависти к художнику. Но Солженицын ни кого не испугался, а продолжил стоять на своём, опираясь на поддержку Твардовского и целого ряда читателей. Больше того, он в нарушение всех негласных правил фактически тайно дал вызывающее интервью японцам.
Что это за интервью? Оно было оперативно перехвачено Лубянкой. 21 ноября 1966 года заместитель начальника 7-го отдела 2-го главка КГБ (внутренняя контрразведка) Гостев переслал начальству текст Солженицына. Приведу его полностью.
«Многоуважаемый С. КОМОТО!
Я очень тронут Вашим любезным предложением обратиться в новогодних номерах к японским читателям. Все три издания «Одного года Ивана Денисовича» на японском языке у меня есть. Не имея возможности оценить переводов, я восхищён внешним видом изданий.
До сих пор я отказывался давать какие-либо интервью или обращения к читателям газет. Однако с недавнего времени я пересмотрел это решение. Вы – первый, кому я это интервью даю.
Отвечаю на Ваши вопросы.
1. (Как я расцениваю отзывы читателей и критиков на мои произведения).
Лавина читательских писем после опубликования моих произведений была для меня пока одним из самых трогательных и сильных переживаний всей моей жизни. Много лет я занимался литературной работой, не имея никаких читателей, даже измеряемых одним десятком. Тем более ярким было это живое ощущение читающей страны.
2. (Что бы я мог сказать о «Раковом корпусе»).
«Раковый корпус» – это повесть объёмом в 25 печатных листов, состоит из двух частей. Часть 1-ю я закончил весной 1966 года, но ещё не сумел найти для неё издателя. Часть 2-ю надеюсь закончить вскоре. Действие происходит в 1955 году в онкологической клинике крупного южного советского города. Я сам лежал там, будучи при смерти, и использую свои личные впечатления. Впрочем повесть – не только о больнице, потому что при художественном подходе всякое частное явление становится, если пользоваться математическим сравнением, «пучком плоскостей»: множество жизненных плоскостей неожиданно пересекаются в избранной точке.
3. (Мои творческие планы).
Отвечать на такой вопрос имеет смысл писателю, который уже напечатал и представил на сцене свои предыдущие произведения. Со мной не так. До сих пор не напечатаны мой большой роман («В круге первом»), некоторые мелкие рассказы, не поставлены мои пьесы («Олень и шалашовка», «Свет, который в тебе»). При таких обстоятельствах как-то нет желания говорить о «творческих планах», они не имеют реального значения.
Наиболее влекущая меня литературная форма – «полифонический роман» (без главного героя, где самым важным персонажем является тот, кого в данной главе «застигло» повествование) и с точными приметами времени и места действия.
4. (Моё отношение к Японии, японскому народу, его культуре).
Я стремлюсь всегда писать плотно, то есть вместить густо, а малый объём. Как мне со стороны и издали кажется, эта черта является одной из важных в японском национальном характере – само географическое положение воспитало её в японцах. Это даёт мне ощущение «родственности» с японским характером, хотя никаким специальным изучением японской культуры это у меня никогда не сопровождалось. (Исключение представляет философия ЯМАГА СОКО, с которой даже поверхностное знакомство произвело на меня неизгладимое впечатление). Большую часть жизни то лишённый свободы, то занятый математикой и физикой, которые одни давали мне средства к существованию, я остаток времени отдавал собственному литературному труду и поэтому оказался мало осведомлён о событиях современной мировой культуры, мало знаю современных зарубежных авторов, художников, театр и кино. Это относится и к Японии. Мне удалось побывать только на одном спектакле (театр «Кабуки») и повидать только три японских фильма. Из них сильное впечатление оставил «Голый остров».
Я глубоко уважаю незаурядное трудолюбие и талантливость японского народа, проявляемое им в постоянно нелёгких природных условиях.
5. (Как я смотрю на обязанности писателя в деле защиты мира).
Я понимаю этот вопрос более широко. Борьба за мир есть только часть из обязанностей писателя перед обществом. Никак не менее важна и борьба за социальную справедливость и упрочение духовных ценностей в своих современниках. Именно с отстаивания нравственных ценностей в душе каждого только и может начинаться плодотворное отстаивание мира.
Воспитанный на традициях русской литературы, я не могу себе представить своего литературного труда без этих целей.
Желаю японским читателям счастливого Нового года!
Солженицын» (РГАНИ, ф. 4, оп. 20, д. 156, лл. 165-167).
Спустя день после перехвата текста интервью Солженицына председатель КГБ Семичастный направил в ЦК КПСС свою записку. Он сообщил:
«Комитет госбезопасности докладывает, что в последнее время члену Союза советских писателей СОЛЖЕНИЦЫНУ А.И. было организовано несколько встреч, в основном с научной и инженерно-технической интеллигенцией, сопровождавшихся чтением неопубликованных идейно порочных произведений.
Так, 24 октября 1966 года в Доме культуры института атомной энергии им. Курчатова И.В. Министерства среднего машиностроения СССР в течение четырёх часов СОЛЖЕНИЦЫН выступал с чтением отдельных глав из своих произведений «В круге первом», «Раковый корпус» и «Свет, который в тебе». По имеющимся данным, указанная встреча СОЛЖЕНИЦЫНА с сотрудниками института была организована идеологической комиссией при парткоме.
Намечалось проведение так называемых литературных вечеров с участием СОЛЖЕНИЦЫНА в Фундаментальной библиотеке общественных наук, в Институте элементоорганических соединений Академии наук СССР, Научно-исследовательском физико-химическом институте им. Карпова Министерства химической промышленности СССР и лишь за несколько часов до начала эти вечера отменялись. В каждом случае отмена вечеров вызывала нездоровую реакцию среди сотрудников указанных организаций.
В частности, в Институте элементоорганических соединений на месте объявления об отмене указанного вечера сразу же появилась рукописная записка следующего содержания: «Литературный вечер отменяется, так как все продолжают бояться собственной тени… Позор!!! Позор!!! Всему институту».
Как установлено, эту записку написала старший научный сотрудник ГАНБАРЯН Н.П., с которой была проведена беседа секретарём парткома института.
В прошлом году в этом же институте с разрешения парткома была организована встреча с поэтом КИМОМ Ю.Х. и сотрудником Института истории АН СССР ЯКИРОМ П.И.
Выступая перед собравшимися, ЯКИР прежде всего остановился на факте расстрела его отца, рассказал о применявшихся к арестованным военачальникам пытках и истязаниях.
Он заявил, что сейчас решается вопрос о реабилитации КАМЕНЕВА и ЗИНОВЬЕВА и дал понять, что вряд ли можно обвинять в чём-либо ТРОЦКОГО.
После ЯКИРА выступил КИМ, который под аккомпанемент гитары исполнил несколько низкопробных шуточных песенок. Одну из них он посвятил ЯКИРУ П.И., упомянув, что «он – еврей и как всякий еврей весьма талантлив».
Комитет госбезопасности считает также необходимым сообщить, что оперативным путём получены данные о состоявшемся интервью СОЛЖЕНИЦЫНА с японским корреспондентом газеты «Тюнити Симбун» С. КОМОТО, которое предполагается поместить в новогодних номерах некоторых японских газет. (Текст прилагается).
По имеющимся данным, у корреспондента сложилось впечатление, что СОЛЖЕНИЦЫН обижен и недоволен своей судьбой» (РГАНИ, ф. 4, оп. 20, д. 156, лл. 163-164).
К записке Семичастного на Старой площади приложили карточку:
«Ознакомить секретарей ЦК КПСС, тт. Шауро В.Ф., Степакова В.И».
Добавлю: фамилии Шауро и Степакова кто-то вписал от руки. Шауро на тот момент уже год заведовал отделом культуры ЦК КПСС, а Степаков возглавлял отдел пропаганды ЦК. На этой карточке сохранились автографы трёх секретарей ЦК: Ивана Капитонова (он у Брежнева стал отвечать за партийные кадры), Михаила Соломенцева (его в 1966 году вытащили в Москву из Ростова-на-Дону для партийного руководства тяжёлой промышленностью) и Петра Демичева (в его ведение ещё весной 1965 года перешли вопросы пропаганды и культуры.
Похоже, чекисты действовали не сами по себе. Они плотно взаимодействовали с партаппаратом. Смотрите: в тот же день – 22 ноября 1966 года, когда Семичастный обратился в ЦК, заведующий отделом культуры ЦК Шауро подписал свою записку в ЦК. Вот её полный текст:
«Считаем необходимым проинформировать о следующем.
В последнее время писатель А.Солженицын стал проявлять активную деятельность в Москве главным образом в среде научной и творческой интеллигенции. Через своих личных друзей А.Солженицын организовал в октябре с.г. встречу с сотрудниками в Институте атомной энергии им. Курчатова Академии наук СССР, на которой читал отрывки из неопубликованных своих произведений, в частности, из романов «В круге первом», «Раковый корпус» и пьесы «Свет, который в тебе». (Роман «Раковый корпус» ранее предлагался автором в «Новый мир» и был отвергнут редакцией журнала из-за серьёзных идейно-художественных изъянов).
По инициативе А.Солженицына предпринимались попытки организации его выступлений в Институте элементо-органических соединений АН СССР, в фундаментальной библиотеке общественных наук АН СССР и в литературном архиве (тоже системы АН СССР). Эти выступления были предотвращены партийными организациями.
Как стало известно, А.Солженицын обратился в секцию прозы Московского отделения Союза писателей РСФСР с просьбой обсудить рукопись его романа «Раковый корпус». Руководители секции т.т. Березко и Борщаговский приняли рукопись к рассмотрению, несмотря на то, что А.Солженицын не состоит на учёте в Московской организации писателей, так как постоянно проживает в г. Рязани.
По сообщению руководства Московского отделения Союза писателей РСФСР (т.т. Михалков, Ильин) и парторга МГК КПСС т. Тельпугова, принимая роман к обсуждению, они имели в виду провести публичный разбор рукописи в плане острой, непримиримой критики и тем самым положить конец кулуарным разговорам вокруг этого произведения и распространению его в списках.
Обсуждение состоялось 14 ноября с.г., но оно показало, что руководители Московского отделения Союза писателей отнеслись к его организации безответственно. Вместо намечавшихся 15-20 участников, ознакомленных с рукописью, на обсуждение пришло около ста человек, в том числе присутствовали и писатели, не состоящие на учёте в Москве (например, В.Некрасов из Киева). Выступило 16 человек (т.т. Борщаговский, Асанов, Каверин, Винниченко, Медников, Кедрина, Сарнов, Кабо, Мальцев, Сажин, Карякин, Бакланов, Тагер, Славин, Турков, Березко).
Тон обсуждения был задан первыми ораторами писателями Борщаговским и Кавериным, которые поддержали произведение А.Солженицына. В остро критическом объективном плане выступили критик З.Кедрина, писатели Асанов и Винниченко, которые обратили внимание автора на серьёзные идейные просчёты романа. Однако их замечания в дальнейшем не получили должной поддержки. Более того, критик Б.Сарнов в недопустимом оскорбительном тоне попытался ошельмовать выступление т. Кедриной. (Выпад Сарнова был осуждён в речах т.т. Березко и Мальцева).
Плохая организация обсуждения сказалась и в том, что на заседание пришли не все секретари Московского отделения (например, не было т. Михалкова), не обеспечены были некоторые намеченные ранее критические выступления (например, секретаря СП РСФСР критика т. Панкова). Не сочли возможным выступить и присутствовавшие на обсуждении парторг МГК КПСС т. Тельпугов и секретарь Союза т. Ильин.
Отдел культуры ЦК КПСС считает ошибочным организацию обсуждения романа А.Солженицына в Московском отделении Союза писателей РСФСР.
Руководству Московской писательской организации т.т. Михалкову, Ильину, Тельпугову указано на недопустимость использования Московского отделения СП РСФСР для популяризации идейно-незрелых произведений Солженицына.
По сообщению секретаря МГК КПСС т. Шапошниковой, принимаются меры к тому, чтобы не допускать впредь подобных действий А.Солженицына. Имеется в виду также обсудить в партийном порядке неправильное поведение некоторых писателей-коммунистов» (РГАНИ, ф. 4, оп. 20, д. 156, лл. 160-161).
На первом листе записки Шауро осталась помета:
«Согласиться. <Есть> необходимость обсудить этот вопрос на Секретариате <ЦК>».
Помета была сделана 20 (или 25) декабря 1966 года. Роспись неразборчива, но она очень похожа на автограф секретаря ЦК КПСС Александра Шелепина, который тогда тайно боролся за неофициальное место второго в партии и стране человека. А может, расписался Андропов. Короче, этот вопрос нуждается в дополнительном исследовании.
Отдельно к записке Шауро партаппарат приложил карточку со стандартным, отпечатанным в типографии текстом: «Ознакомить секретариат ЦК КПСС». На этой карточке сохранилось изложенное от руки мнение одного из секретарей ЦК – Шелепина. Влиятельный партгенерал написал:
«На мой взгляд, следовало бы поговорить с самим Солженицыным и обратить его внимание на неправильную практику, когда он сам, без всякой скромности навязывает к обсуждению свои произведения. А. Шелепин» (РГАНИ, ф. 4, оп. 20, д. 156, лл. 159).
В конце карточки расписались М. Соломенцев, М. Суслов, А. Кириленко, П. Демичев и ещё два секретаря ЦК, чьи автографы я пока не разобрал.
Но, похоже, далеко не все секретари ЦК были согласны с мнением Шелепина. Видимо, не все считали, что высшему руководству партии следовало вступать в контакты с Солженицыным и проводить с писателем какие-либо беседы. Вероятно, кто-то считал, что на художника достаточно прикрикнуть.
В общем, как я понял, больше месяца высокие партийные начальники пробовали кулуарно прийти в отношении Солженицына к какому-то единому мнению и выработать согласованный план действий. Однако этого не получилось. Но и дальше оттягивать решение вопроса о писателе уже было нельзя.
25 января 1967 года остававшийся в Секретариате за Брежнева Суслов предложил обсудить записки Шауро и Семичастного за утверждённой повесткой заседания.
«Тов. Суслов говорит, – было отмечено в протокольной записи, – что секретари ознакомились с записками т. Шауро и т. Семичастного об этом писателе. Условились вернуться к этому вопросу, когда возвратится т. Демичев» (РГАНИ, ф. 4, оп. 44, д. 2, л. 17).
Демичев, напомню, отвечал в Секретариате ЦК за вопросы пропаганды и культуры. Тут же добавлю, что на заседании секретариата ЦК присутствовали Капитонов, Кириленко, Кулаков, Устинов и Гришин. А вёл заседание, ещё раз скажу, Суслов.
Однако и после возвращения Демичева сразу прийти к консолидированному решению секретарям ЦК не удалось.
Сверхосторожный Демичев попытался додавить Солженицына руками Шауро. По его указанию отдел культуры ЦК дважды приглашал писателя к себе на Старую площадь и пытался его вразумить. Но у партфункционеров ничего не получилось. Солженицын чётко дал понять, что будет добиваться публикации «Ракового корпуса» в «Новом мире».
Вопрос о Солженицыне был включён в повестку Секретариата ЦК, назначенного на 10 марта 1967 года. На этом заседании председательствовал также Суслов. Из других секретарей ЦК на этом заседании присутствовали Андропов, Демичев, Капитонов, Кулаков, Пономарёв, Соломенцев, Шелепин, Пельше.
Сначала Секретариат рассмотрел вопрос «Об основных мероприятиях Отделов пропаганды, науки и учебных заведений, культуры ЦК КПСС на 1967 год по выполнению указаний XXIII съезда партии и Политбюро ЦК КПСС об усилении идеологической работы».
Демичев, когда выступал, отметил:
«По отделу культуры очень серьёзной задачей является улучшение работы с творческой интеллигенцией. Надо хорошо подготовиться и провести съезд писателей, довести дело до конца с Солженицыным. Его творчество не обсуждалось. Многие писатели поддерживают Солженицына. Необходимо показать всем, кто заблуждается, насколько ошибочно творчество этого писателя.
Надо решить вопрос со статьями Симонова. Вокруг его статей много ведётся разговоров. Необходимо также решить вопрос относительно произведений Александра Бека, вокруг которого сейчас создаётся неблагоприятная атмосфера. Сейчас идёт работа над документами съезда писателей. Эти документы необходимо хорошо подготовить» (РГАНИ, ф. 4, оп. 44, д. 2, л. 43).
Интересно, что Суслов, когда подводил итоги обсуждения по этому вопросу, данные предложения Демичева никак комментировать не стал, отделавшись общими словами.
К Солженицыну Секретариат вернулся под конец заседания. Вот когда возникла даже некоторая полемика. Я приведу полный текст протокольной записи по этому вопросу.
«XVI. О писателе Солженицыне А.
СЕМИЧАСТНЫЙ. С этим писателем никто серьёзно не говорил. Сейчас он разъезжает по различным учреждениям, по писательским организациям, читает отрывки из своих произведений, дал интервью японской газете. Журнал «Советская женщина» собирается опубликовать отрывок из его романа «Раковый корпус». Солженицын поднимает голову, считает себя героем.
АНДРОПОВ. Вопрос о Солженицыне не укладывается в рамки работы с писателями. Он написал конкретные вещи, такие, как «Пир победителей», «Раковый корпус», но эти произведения имеют антисоветскую направленность. Надо решительно воздействовать на Солженицына, который ведёт антисоветскую работу.
СОЛОМЕНЦЕВ. Московские организации должны нести ответственность за действия Солженицына. Здесь организуются художественные выставки. Есть ли управа на этих людей? В Москве неблагополучно с творческими организациями.
СЕМИЧАСТНЫЙ. Партком Института имени Курчатова приглашал Солженицына читать отрывки из его романа.
ШАУРО. В последнее время Солженицын развил большую активность. Он живёт в Рязани, но большую часть времени проводит в Москве. Ему помогают, кстати, крупные учёные, такие, как Капица, Сахаров. В отделе культуры с Солженицыным беседовали два раза. Намечается ещё одна беседа с участием ведущих писателей нашей страны, где будет обсуждаться творческая деятельность Солженицына.
ДЕМИЧЕВ. Солженицын – это свихнувшийся писатель, антисоветски настроенный. С ним надо повести решительную борьбу.
ГРИШИН [первый заместитель председателя Комитета партийного контроля при ЦК КПСС. – В.О.]. Он клевещет на всё русское, на все наши кадры.
ДЕМИЧЕВ. Необходимо Отделу культуры разработать меры и доложить ЦК.
СЕМИЧАСТНЫЙ. Прежде всего нужно исключить Солженицына из Союза писателей. Это первая мера.
Решено ограничиться обсуждением на Секретариате данного вопроса» (РГАНИ, ф. 4, оп. 44, д. 2, лл. 47–48).
Что из этой протокольной записи видно? Первое. Большинство секретарей ЦК к весне 1967 года были настроены по отношению к Солженицыну уже крайне негативно. Но как укротить художника, никто не знал. Тот же Семичастный, когда предлагал исключить раздражавшего власть литератора из Союза писателей, прекрасно понимал, что это ничего бы не дало. Свои взгляды художник, безусловно, менять бы не стал. Но на большее замахиваться секретари ЦК сами не решались. Они ждали указаний от Суслова. А тот, судя по всему, считал, что вполне можно было на тот момент обойтись и без крайних мер, а в чём-то следовало даже и уступить Солженицыну.
Почему я так думаю? Если б Суслов действительно был тем монстром, которым его до сих пор пытаются представлять либералы, он ещё в 67-м году, идя на поводу у большинства своих коллег по Политбюро и Секретариату ЦК, задушил бы чуть ли не все журналы. Как на него в начале мая 1967 года давил начальник Главного политуправления армии и флота генерал Епишев! Суслов тогда согласился с заведующим отделом пропаганды ЦК Степаковым слегка пожурить выходивший в Ташкенте журнал «Звезда Востока». Но Епишев выступая на секретариате ЦК, заявил, что надо в этом постановлении обрушиться и на другие журналы, в частности, на «Молодую гвардию» (РГАНИ, ф. 4, оп. 44, д. 2, л. 132).
Мне с позиции сегодняшнего дня представляется, что Солженицын в начале брежневского правления допустил серьёзную тактическую ошибку. Вместо того, чтобы позволить властям спокойно провести открывавшийся в середине мая 1967 года четвёртый съезд советских писателей и потом дождаться от начальства некоторых уступок (а Суслов, несмотря ни на что, уже был готов к некоторым компромиссам), он пошёл на резкое обострение своих отношений с режимом, по сути, попытавшись загнать Кремль в угол. А кому такое могло понравиться?! Естественно, власть в ответ лишь окрысилась.
Чтоб вырастить одного талантливого, надо кормить сотню графоманов… На этом держался Союз писателей СССР. Сегодня этого нет.