СИЛА АНАТОЛИЯ ПРЕЛОВСКОГО

Рубрика в газете: МЫ – ОДИН МИР, № 2018 / 44, 30.11.2018, автор: Александр БАЛТИН

1

Бывают идеи мощные в своей основе, но не получающие широкого развития – к таковым можно отнести идею «поэмного свода» Анатолия Преловского: объединения поэм, связанных широтой охвата определённых временных промежутков; поэм корнево и сущностностакнутых с историей, с различными более или менее эпохальными движениями внутри народных толщ, с дебрями народными, овеянными, как это ни печально, страданьями, подъедаемыми скудостью.

 

 

Поэмы Преловского растекаются счастьем детства и болью всеобщей беды – войны; они обнажают рычаги тогдашней жизни – от детского «жиганства» до существования у скопцов; они насыщены подробностями и теми деталями, что не позволят усомниться в подлинности самой жизни, какая часто воспринимается сном.

Увы, тут не перепутать – картины столь резкие, хотя в основном в чёрно-белой гамме, что никакая ошибка невозможна – это жизнь.

В стихах Анатолия Преловского боль занимает изрядное место – но отношение его к оной стоическое, мужественное, истинно сибирское:

 

БОЛЬ

Без траурных флагов на зданьях казённых,

Без поминальный свечей и речей

Потайно простили безвинно казнённых.

Казнённых простили.

И – их палачей.

Одних извели.

А другим пригрозили.

Всем выдали справки оихневине.

А сколько назад не вернулось к России,

Откуда отец не вернулся ко мне?

Оплачем? Оплатим ли эти потери?

Неужто и нету таких, кто в долгу

Пред памятью мёртвых?..

Россия, не верю! –

Прощаю, прощаю, простить не могу.

 

И невозможность прощения санкционирована тяжестью опыта; но боль страшна только в том случае, если убивает (хотя… как знать, так же мало, как ведаем о жизни идей, знаем мы и о мире посмертья), иная боль – делает сильнее, и не сибиряку ли, прокалённому морозом и тяготами послевоенного бытия, этого не знать.

 

СМЫСЛ

В обиходе смертей и рождений,

В смене будничных встреч и потерь

Не сулит никаких откровений

Жизнь чужая: хоть верь, хоть не верь,

А лишь только своею, своею

Жизнью – больше, чем смертью своей, –

Сможешь выразить смысл и идею

Пребыванья средь звёзд и людей.

 

Смысл, осмысленность существования – альфа мыслящего существа, и так в этом стихотворении через своё, даётся вроде бы отвергаемое чужое, что очевиден всеобщий мир мерцаний – и звёзд, и людей.

Стихи Преловского отличает жёсткая графика, в них есть нечто от мастерски исполненной гравюры, и пусть мастерство порою достигается через отказ от тайны – но тайна стиха есть всегда: если речь идёт о подлинной поэзии, какова поэзия А.Преловского.

 

2

ПОНЕДЕЛЬНИК ОБЩЕНИЯ

 

И не было большого греха в том, что в понедельник в полдень пили водку в гостях у Преловского – понемногу и под шикарный, огненно-красный борщ. Художник, иллюстрировавший книги поэта – Коля-сибиряк (а фамилии его я так и не узнал), говорил, что хотел проиллюстрировать стихи Николая Клюева, которого очень любил, но не смог – потому, что не обнаружил в них движенья: слишком статичны. Преловский заметил, что по той же причине они и не кладутся на музыку, что в общем и не особенно важно – ибо живут своею музыкой, особой.

С кухни перемещаемся в комнату, Преловский показывает новые издания переводов – с языков народностей Сибири. Особенно интересны мне шаманские заклинанья – их дикая, необычная образность! «Как, к примеру, говорится врагу – «Чтобы кровь у тебя кусками сыпалась! Какая сила!»

Преловский, будучи опытным переводчиком и прекрасно зная особый колоритный мир сибирской поэзии, утверждает, что мы едва представляем собственные богатства – а богатства сии словесные не уступают лесам и недрам.

Потом рассматриваем его коллекцию минералов, каждый из которых напоминает изящное стихотворение.

Они оба мертвы – и художник-сибиряк, так и оставшийся для меня Колей, и Анатолий Преловский, чьи книги я перелистываю, перечитывая то одно, то другое, ощущая острый, сильный колорит своеобычных стихов… и вспоминая тот единственный понедельник общенья, сдобренный шутками, слегка омытый водкой.