Снова «несть пророка во Отечестве своём»?
№ 2025 / 27, 11.07.2025, автор: Владимир ВИННИКОВ
Прочтение на сайте газеты «Завтра» свежей статьи Виталия Ярового «Два Пророка», посвящённой авторской оценке одноимённых стихотворений Пушкина и Лермонтова (может, точнее было бы назвать её «Два ”Пророка“»?), заставило ещё раз задуматься над утверждениями автора о том, что этих признанных классиков русской поэзии неправомерно «воспринимать в одном ряду» (а значит – наверное, неправомерно и ставить в один ряд?) русской поэзии, поскольку «характер дарования при гениальности у них разный, и даже – не одной природы», что лермонтовские произведения и, в частности, «Пророк», в отличие от пушкинских, мизантропичны и лишены религиозного чувства, что «любви в стихотворении Лермонтова нет в помине – ни любви человечества к пророку, что более или менее понятно, ни пророка к человечеству…», что «мелкая человеческая сущность составляет главную часть природы лермонтовского персонажа…», что «стихотворение Пушкина написано под влиянием откровений Книги Исайи, объясняет, почему так объёмно и точно представлено преображение человека в Пророка, посланца Божия. Обращение же Лермонтова к Книге Иеремии (описывающей гонения, которым подвергается пророк. – В.В.) не значит почти ничего. Пророк у него даже не является посланцем Бога в мир – он просто получает от него дар видеть человеческие пороки, не совсем понятно даже, с какой целью. Может быть, и ни с какой, так, как он, по Лермонтову, свою конечную задачу не очень рвётся осуществлять…». И вывод, к которому приходит автор, отвечая на свой собственный вопрос: «Как, не видя отображения в этих мелких людишках Божественного Образа, можно рискнуть «провозглашать любви и правды чистые ученья» – без любви к этим людям, без веры в них, без надежды на их изменение?» – весьма показателен:
«Оно (стихотворение Лермонтова. – В.В.), в отличие от пушкинского, вряд ли сможет служить духовным путеводителем для человека с раз и навсегда сложившимися религиозными взглядами».
Видимо, уважаемый автор, говоря от имени как раз таких людей, «с раз и навсегда сложившимися религиозными взглядами», искренне считает, что к ветхозаветным пророкам можно применять те же критерии этических оценок, что и к христианским святым, что Рождество, Распятие и Воскресение Христа не изменили коренным образом само понимание человека и человечества (которого до появления религии, провозгласившей «несть ни еллина, ни иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всём Христос», похоже, не существовало). Впрочем, понятие «любви» также распространялось до Христа только на ближних, своих, «сынов Авраамовых» – а не дальних, чужих. При этом, что важно, жития и «больших»: Исаии, Иеремии, Иезекииля и Даниила, – и «малых»: Осии, Иоиля, Амоса, Авдия, Ионы, Михея, Наума, Аввакума, Софонии, Аггея, Захарии и Малахии, – пророков наполнены эпизодами гонений, вплоть до побивания камнями. Так что Лермонтов в своём «Пророке» следовал и букве, и духу библейской традиции, как ветхозаветной, так и новозаветной, что вполне исчерпывающе передано евангельской притчей о злых виноградарях. Хотя некоторые из тех пророков до поры даже противились Божьей воле, претерпевая за то бедствия, как, например, Иона, проглоченный китом и три дня проведший в его чреве. Это всё, видимо, такие же проявления «мелкой человеческой сущности», составляющей пусть не главную, но важную часть природы уже не лермонтовских, а библейских персонажей.
Трудно представить, что известный «поэт, драматург, прозаик, литературный критик, автор цикла литературных передач на радио “Благовещение”», как представлен Виталий Владимирович Яровой на сайте zavtra.ru, мог всё это не учитывать или попросту на время запамятовать, создавая свой текст. К тому же, подобные принижения творчества Лермонтова по сравнению с творчеством Пушкина действительно являются не случайными гостями у данного автора. Что вполне соответствует целой тенденции в современном литературоведении, причём весьма влиятельной, в рамках которой принято трактовать Лермонтова именно как мизантропа, не-патриота и вообще не-христианина, чуть ли не сатаниста, который при жизни был одержим разными демонами, а потому вполне способен написать: «Прощай, немытая Россия, страна рабов, страна господ…». Да, конечно же, гибель Лермонтова русское общество «в моменте» восприняло несколько иначе, нежели гибель Пушкина четырьмя годами ранее, и ничего подобного лермонтовской «Смерти поэта» не появилось ни тогда, ни впоследствии – возможно, потому что поэтический некролог Михаила Юрьевича Александру Сергеевичу стал восприниматься отчасти и как автонекролог, а потому тема смерти поэта не потребовала ни повторения, ни дальнейшего развития.
Никто ведь не спорит, что Пушкин – «солнце русской поэзии», что он – «наше всё», «вечная голограмма русского духа», но эти характеристики, как представляется, ни в коей мере не должны и не могут служить для умаления и небрежения творчеством других отечественных поэтов, вместе с Пушкиным образующих космос русской поэзии, где Лермонтов занимает своё, тоже более чем заметное место.
У автора: “…проявления “мелкой человеческой сущности” как важную часть природы уже не лермонтовских, а библейских персонажей””… Вопрос автору: а когда и кто сделал мелкой – человеческую сущность? И как избавить человека от мелочности? И – человечество?!?
Как известно историю нельзя трактовать в сослагательном наклонении, но тем не менее, когда-то Ираклий Луарсабович Андронников ( известный советский лермонтовед, литературовед и телеведущий ) говорил, что, если бы Лермонтов прожил столько сколько Пушкин, то еще неизвестно, кто бы был первым поэтом на Руси.
Андронников подчеркивал талант и потенциал Лермонтова, предполагая, что если бы поэт жил дольше, его творчество могло бы превзойти достижения Александра Сергеевича Пушкина. Это мнение основывается на уникальности стиля Лермонтова, глубине его философских размышлений и зрелости, проявившейся даже в ранних произведениях.
Таким образом, утверждение о том, что судьба подарила русской литературе двух великих поэтов, подчеркивает значимость обоих авторов, каждый из которых внес уникальный вклад в развитие русской литературы XIX века. Литературные критики часто сравнивают Лермонтова и Пушкина, отмечая различия в стиле, тематике и мировоззрении каждого поэта. Однако оба остаются важнейшими фигурами в истории русской поэзии, оставив значительное наследие для последующих поколений читателей и исследователей.
Владимир Винников, не слушайте этих тихих сумасшедших. Их тут держат в тактических целях.
Вы написали замечательную статью.
Спасибо Вам!
Уважаемый Лосев! Ваша поддержка вдохновляет, однако полемика вокруг творчества Пушкина и Лермонтова важна сама по себе — она помогает глубже осмыслить природу вдохновения и творческие подходы наших величайших поэтов. Ведь и сами авторы были полны противоречий и внутренних поисков. Возможно, дискуссия о соотношении таланта и религиозной концепции должна лишь подчеркнуть, насколько глубок и многогранен русский культурный код, сформированный этими двумя великими именами. Оба поэта заслуживают уважения и изучения независимо от различий в их восприятии мира и божественной миссии художника.
Спасибо вам за участие в диалоге!
Гении Пушкин и Лермонтов добрались до сути того, когда и как “человеческую сущность сделали мелочной” и начали показывать путь, как от мелочности избавляться – но “мелочники” дали команду их убить… Что и было исполнено. “33 богатыря и дядька Черномор” – 3+3+1=7=совершенство/этика/честь/семья и т.д. Что интересно, методику многослойности текстов Пушкин брал как из европисточников, так и от няни Арины Родионовны, т.к. народные сказания многих народов были полны еще древностью. Недаром Миллеры прошлись по полутора тысячам монастырей и сожгли старинные тексты, а нужное им отправили в Европу. Ломоносов и другие патриоты сопротивлялись уничтожению источников исторической памяти. Его приговорили к смертной казни через повешение, потом отменили и Михаил Васильевич загадочно умер дома, бумаги пропали, некоторые труды переиздали, кое-что переправив – те, против засилья коих в отечественной исторической науке он боролся. Осмысление прошлого помогает понять настоящее и определять стратегию будущего.