Технология продвижения под тегом «литература», порождающая повседневный фашизм

№ 2025 / 5, 06.02.2025, автор: Иван ОБРАЗЦОВ (г. Барнаул)

Обсуждать лауреатские списки и тексты таких премий как «большая книга» и «ясная поляна» обычно принято с диаметрально противоположных точек зрения: одна является сладким славословием от соответствующей тусовки и на порождаемых ей ресурсах, вторая – гневным обличением в духе соцреалистического позднесоветского лозунгового письма на ресурсах радикально националистического толка. Но намного проще посмотреть на лауреатские списки и тексты с точки зрения современных филологии и лингвистики, и тогда становится очевидно, что это банальные языкоподобные структуры, вводящие в заблуждение и ум, и, в общем-то, дух. В каком-то глубинном смысле это и есть искус тщеславием (для лауреатов) и комфортной леностью (для читателей), а чтение подобных сочинений – всего лишь потребление книжного продукта. Разумеется, что моментально и ежегодно формируется спектр (соответствующих ожиданиям прибыли) книжных продуктов. Автор – это не более чем продукт проектного производства, книга – товар на магазинной полке, ничем не отличающийся от какого-нибудь рекламного витаминизированного йогурта. Ключевую роль играет тот, кто владеет средствами для такого производства.

Вся толкотня вокруг подобных литпремиальных процессов – это либо борьба за власть и обладание финансами, либо борьба за попадание в разряд продуктов производства и получателей роялти за сбываемый книжный товар. Либо и то, и другое в виде смеси тщеславия, корысти и идеологии мелких лавочников и мастеровитых поденщиков. Таким образом, ясно видны семантика и синтаксис того, что сегодня обозначается словосочетанием «литературный процесс». По сути, мы наблюдаем (на примере суетливой расчётливости лауреатских списков приведённых премий) то, как идеология банального накопительства и стремления прижизненного попадания в пантеон «классиков» (пусть иллюзорного и сиюминутного, но всё же такого вожделенного для любого «графомана всея Руси») становятся основной движущей силой этого литпремиального и вокруглитературного процесса. И когда мы говорим, что литература – это идеология, то именно вышесказанное указывает на основания для подобных определений.

В таком контексте вопрос «что есть литература как художественно-выразительное средство?» является вопросом ложным, так как ставит эстетику и техничность во главу угла, но как заметил ещё Беньямин, такая эстетическая однозначность есть форма фашизма. При такой радикализации эстетики (будь она правая, левая, центристская) в поле литературы начинает преобладать штамп, стандартизированные языкоподобные структуры, усвояемые в регламентированных формах «литобразования». Что, собственно, и наблюдается в потоках бесконечного и пустого словоупотребления на страницах премиальной продукции условно «либеральных» литпремий.

«Либеральными», кстати, их можно назвать также условно как и «литературными», ведь речь идёт об экономических интересах без каких-либо концептуальных оснований в смысле философском, художественном, общественном или моральном. Эстетизация эстетики неизбежно пришедшая к конвейерному производству пишущих эскортниц при соответствующих коммерсантах-папиках – такова основная формула производства на данном предприятии. Успех условной «редакции елены шубиной» строится не на глубоком понимании художественности и философичности произведений, не на отделении зёрен нравственности от плевел словесного сора, а на исключительно конъюктурном чутье на потенциальные продажи. Эстетическая серость, продажи и продажность есть двигатель такого процесса и более ничего.

Экономически такая эстетизация неизбежно порождает идеологию «фаши» под любым «подливом» – либеральным, монархистским, консервативным и т. д. Благо, декларируемое в дискурсах «подлива», при реализации неизбежно «фашизируется», причём созвучность наименования с шизофренией вряд ли можно назвать здесь совсем уж случайной. Сама система, где в основании лежит голая экономика, просто не может развиваться по пути этических приоритетов, точнее, приоритеты становятся формой без заявленного этического содержания – стратегией функционирования в поле экономики. В таком случае, становится совершенно очевидным определение того, что на торговых прилавках называют «современная литература» – это функция в поле экономики, обычный голый и безликий король «капитализм».

Каким же образом можно приблизиться к подлинному искусству в актуальном его выражении? Кажется, что мы можем обратиться к этической стороне творчества (об этом много, хотя и не всегда по существу, рассуждал Иосиф Бродский), но это очевидный тупик, тот же путь, хотя и в другую сторону. Возможно, необходимо вообще изменить угол зрения и попытаться открыть более глубинную метафору для понимания актуальности в применении к смыслу и значению того, что мы называем сегодня словами «литература» и «литературный процесс»?

Действительно, понимать современные «литературу» и «литературный процесс» в категориях XX, XIX, XVIII и т. д. веков просто нет никаких оснований, тем более, нет оснований пытаться эти категории «возрождать». Смена государственной формации предполагает в литературе не мимикрию под системные элементы, а эволюционный скачок. Тогда, и только тогда появляются основания для включения литературы в широкий актуальный дискурс. С лингвистической точки зрения вполне уместным кажется обратиться к терминологии тех научных дисциплин, которые традиционно находятся в ином поле интеллектуальных изысканий – к естественнонаучному терминологическому аппарату.

Особый интерес представляют философские концепты и терминология теоретической физики, которые уже начинают находить своё применение в литературоведении и дают объёмную картину происходящих процессов. Сам синтетический подход и освоение физико-теоретических концептов в области гуманитарных наук применяется в лингвистике (довольно широко), социологии (осторожно) и философии (активно). Но в литературоведении объект для дальнейшего продвижения должен быть соответствующим актуальному дискурсу, выражать собой основные тенденции и потенциальные цели развития.

Собственно, литература в широком смысле задаёт ритм и динамику всей системы языковых, а, следовательно, и социальных взаимоотношений, где экономика лишь механизм для общего движения системы к этико-эстетическим целям. Динамика развития такой системы может быть прослежена в терминах, например, гравитационной метафоры, где поле литературы представляет собой сосуществование объектов (художественных произведений и их дискурсов) как объектов различной степени массивности или вескости. Так становится видна сама структура поля литературы и те провалы, которые существуют сегодня в актуальном дискурсе на данную тему.

Провалы могут быть как идеологического, так и культурологического характера. Но самое главное в том, что становятся понятны перспективы чрезмерной перегруженности каким-либо одним типом идеологического дискурса, будь он патриотического или иноагентского содержания – схлапывание самого дискурсивного пространства в некое подобие чёрной идеологической дыры, где уже невозможно вырваться к смыслу. Идеологическая чёрная дыра, это такое состояние произведений в поле литературы, где остаются лишь однородные пространства бессмысленных, лозунговых, конъюктурных словосочетаний, из которых нет никакой возможности извлечь что-либо вообще, кроме самого факта наличия идеологической чёрной дыры.

 

 

Упомянутые в самом начале лауреатские списки подошли к подобным бессмысленным (в содержательном понимании) состояниям текстов и, судя по всему, продолжат данный деградационный путь до полного исчезновения неизвестно где и непонятно чего. Торжество серости, о котором так много и так часто говорится в отношении многих литературных процессов, для некоторых элементов системы поля литературы наступило уже как два десятка лет тому назад. Чтобы убедиться в этом, достаточно распечатать целлофан, в котором упакована на магазинных полках соответствующая литпремиальная продукция.

Процесс товарообмена, осуществляемый в книжном бизнесе, есть процесс равнодушия, где так называемое «разнообразие» книжной продукции есть всего лишь равнодушие к содержанию. Равнозначность пребывания книжных товаров на общей торговой полке выражается буквальной выкладкой романов Достоевского и воспоминаний порноактёров, сочинений «яжмамочек» и пособий по садоводству, криптонаучной беллитристики и сборника статей Поля Дирака. По сути, современный российский книжный магазин повторяет в духовном и интеллектуальном смысле структуру фашистских концентрационных лагерей, где палачи и жертвы включены в единый процесс сжигания в печах и уничтожения в газовых камерах всего человеческого материала. Но наследуя структурные элементы, магазины книжных товаров идут ещё дальше и не заботятся даже об идеологическом объяснении своих действий, преследуя лишь финансовую выгоду, что в терминологии опять же условной «редакции елены шубиной» можно назвать термином «рентабельность».

Чтобы понять всю равнодушную бессмысленность такой выкладки достаточно представить, что в одном магазине на соседних полках выложены хлебобулочные изделия со сроком годности три дня, автомобильные покрышки и антикварные украшения с драгоценными камнями. Ни один здравомыслящий бизнесмен не станет продавать такие товары на соседних полках и даже в одном магазине, а книжные магазины именно этим и занимаются. Вот и возникает закономерный вопрос – а разумно ли включение во всевозможные комиссии по культуре, литературе и т. д. представителей современного российского книжного бизнеса? Ответ кажется очевидным, но почему-то не для тех, кто подобные комиссии формирует.