Тиха украинская ночь, но сало нужно перепрятать…
(Из воспоминаний «Вдоль по течению»)
№ 2025 / 6, 12.02.2025, автор: Пётр КОШЕЛЬ
Понятие украинца у меня сложилось в детстве. Отец с мужиком привезли дрова на зиму. Сели обедать. Мужик рассказывал, как он был в немецком лагере.
Объявили вербовку в полицаи. Брали только украинцев. У ворот стоял детина с дубиной.
– Думал, сойду за хохла, – рассказывал мужик. – У меня ж на лбу не написано что русский.
Подошёл. Детина говорит: – Скажи «паляница». Сказал. Детина как врежет дубиной по башке. Еле потом отлежался.
И долго после этого рассказа украинец представлялся мне небритым детиной с дубиной.
* * *
По роду службы ездил в разные республики. Чаще всего доводилось бывать на Украине, там постоянно проводились какие-то праздники, литературные встречи. Все поют. Девки красивые. Она, конечно, понимает, что красивая, но понимает это по своим, местным, типа полтавским масштабам, не понимая, что красавица безусловная.
Во второй половине 1980-х во Львове чуть ли не легально действовали националистические ячейки. Украинизация здесь чувствовалась во всём. Я одно время жил на такой квартире по улице Лермонтова, теперь она Дудаева. Хозяин из библиотеки им. Стефаника наволок огромное количество краденых книг, ими была забита до потолка одна из комнат. Кое-что мне подарил. Книжечка гетмана Мазепы, изданная в оккупационном Львове в 1942 году. Любовные стихи, посвящённые Матрёне.
Народ разный приходил. Конспираторы. Звонок в дверь. Я один дома, открываю. Молодой парень.
– Слава Украине!
– Прахады, дарагой, гостем будышь!
Он застыл, потом бросился стремглав по лестнице вниз. Неудачно я пошутил.
Иногда в вестях из Киева слышу знакомые фамилии, это уже их дети.
* * *
Самым главным праздником на Украине было Шевченківське свято. Сначала официальные речи, читали стихи Шевченко, возлагали цветы. Потом банкет, обычно обильный. И кто-то вставал и говорил: – А теперь заспіваемо!
Песня лилась за песней. Так могло длиться несколько часов. Гляжу – у них уже глаза стекленеют, и всё поют, поют.
Последнее памятное мне свято было уже после развала Советского Союза. Проходило в Чернигове, из России был я один. Народу человек 50. Во главе стола первый президент Украины Кравчук.
Тосты, как водится. За Шевченко, за неньку Украйну. Вдруг с места срывается какой-то старик и кричит:
– А чего за коммунистов не пьёте? Жили тут, как суслики! Я по этим болотам мальчонкой с автоматом бегал, а вы что делали?
Все сидят, головы втянули. Ветеран УПА из Канады приехал.
* * *
К Тарасу Шевченко я отношусь с симпатией.
Но не откажу себе в удовольствии привести здесь один документ.
В начале декабря 1848 года В.Г. Белинский пишет П. Анненкову:
«Вера делает чудеса – творит людей из ослов и дубин, стало быть, она может и из Шевченки сделать, пожалуй, мученика свободы. Но здравый смысл в Шевченке должен видеть осла, дурака и пошлеца, а сверх того, горького пьяницу, любителя горелки по патриотизму хохлацкому.
…Шевченку послали на Кавказ солдатом. Мне не жаль его, будь я его судьёю, я сделал бы не меньше. Я питаю личную вражду к такого рода либералам. Это враги всякого успеха. Своими дерзкими глупостями они раздражают правительство, делают его подозрительным, готовым видеть бунт там, где нет ничего ровно, и вызывают меры крутые и гибельные для литературы и просвещения.
…Одна скотина из хохлацких либералов, некто Кулиш (экая свинская фамилия!) в «Звёздочке» (иначе называемой <…>), журнале, который издает Ишимова для детей, напечатал историю Малороссии, где сказал, что Малороссия или должна отторгнуться от России, или погибнуть. Цензор Ивановский просмотрел эту фразу, и она прошла.
И немудрено: в глупом и бездарном сочинении всего легче недосмотреть и за него попасться. Прошёл год, и ничего, как вдруг государь получает от кого-то эту книжку с отметкою фразы. А надо сказать, что статья появилась отдельно, и на этот раз её пропустил Куторга, который, понадеясь, что она была цензорована Ивановским, подписал её, не читая.
Сейчас же велено было Куторгу посадить в крепость. К счастию, успели предупредить графа Орлова и объяснить ему, что настоящий-то виноватый – Ивановский! Граф кое-как это дело замял и утишил, Ивановский был прощён.
…Вот, что делают эти скоты, безмозглые либералишки. Ох эти мне хохлы! Ведь бараны – а либеральничают во имя галушек и вареников с свиным салом! И вот теперь писать ничего нельзя – всё марают… Ивановский был прекрасный цензор, потому что благородный человек.
После этой истории он… вышел в отставку, находя, что его должность несообразна с его совестью. И мы лишились такого цензора по милости либеральной свиньи, годной только на сало» (1-10 декабря 1847 г., Санкт-Петербург).
* * *
Украинский писатель Борис Олейник у меня в Москве часто бывал. Однажды приехал заполошенный. В Киеве определяли кому выступать в Москве на сессии Верховного Совета. Услышав фамилию Олейника, первый секретарь ЦК Украины Щербицкий вдруг взорвался, – как можно доверять этому националисту?! Вы знаете, что он говорит? Это бред сумасшедшего!
Кто напел Щербицкому – неизвестно. Уж если Олейник и был националистом, то весьма и весьма умеренным.
Но Олейник реально испугался. На вокзал и в Москву. С поезда ко мне, рассудив, что санитары за ним ко мне не придут.
Назавтра он каким-то образом передал письмо Горбачёву. Тот Щербицкого не любил. В итоге Борис Ильич стал заместителем председателя Совета национальностей Верховного Совета СССР.
С Виталием Коротичем мы познакомились в Киеве. Он пришел ко мне в гостиницу почему-то с двумя бутылками шампанского. Не почему-то с двумя, а почему с шампанским.
Был он главным редактором украинского журнала «Всесвіт», типа «Иностранной литературы». Часто ездил в Канаду, где и сейчас большая украинская диаспора. Там, видимо, и познакомился с «архитектором перестройки» Александром Яковлевым, который позже выбрал его на должность главного редактора журнала «Огонёк».
Коротич несколько раз звонил мне, прося ускорить выход его поэтической книги, но дело продвигалось медленно.
Теперь я понимаю, что ему была обещана Государственная премия СССР, – для общественного веса. Поэтическая книга всё не выходила, и ему дали премию за публицистику «Лицо ненависти», обличающую Соединённые Штаты Америки.
Пересев в «Огонёк», взгляды поменял на противоположные: Америка – свет в окне. Потом в эту Америку и уехал.
* * *
В поездке по Западной Украине мы с Юрой Кузнецовым оказались во львовской аптеке-музее. Молодая женщина стала нам рассказывать о разных алхимиках, об истории этой аптеки. Она переступала, как будто танцуя, её руки летали, слова пелись. Она была удивительна.
Мы вышли и долго молчали. Наконец, Кузнецов сказал:
– Танцует, ты видел?
Я ничего не ответил, что тут скажешь?
Теперь я уже старик, а нет-нет да вспомню её.
Потом мы выступали в каком-то западноукраинском городке; а год 1990-й, зал наэлектризован; прибалтийских поэтов встречают овациями, нас – «геть, москали!». Рефреном – «великий Франко, великий Франко!» Кузнецов у меня спрашивает: «Ты этого Франко читал? Графоман какой-то, наверное».
Пётр Агеевич Кошель – поэт, переводчик, историк. Родился в 1946 году в г. Слуцке (Белоруссия). Учился в Литературном институте на семинаре поэта Евгения Винокурова. В 1978 году стал членом Союза писателей СССР. Работал ведущим редактором издательства «Советский писатель», курируя переводную поэзию Украины, Белоруссии и Северного Кавказа. Дружил с поэтами и переводчиками Анатолием Передреевым, Юрием Кузнецовым.
Всё хорошо, Петя.
Только вот не “с Юрой”, а “с Юрием Поликарповичем”.
Не опошляй свое прошлое.
В прошлые времена их знакомства они общались друг с другом как Юра и Петя, так их представили друг другу, и разница в возрасте между ними была невелика. Тот же Кузнецов называл Кожинова Вадимом и на “ты”, хотя разница в возрасте между ними была 10 лет – больше, чем разница в возрасте между Юрием и Петром. Не помню, чтобы милейшую Дину Анатольевну Терещенко (1915-) кто-то называл по отчеству, поэты называли ее Диной, хотя иных она была старше лет на 20-30. Сейчас тоже для кого-то Кузнецов – Юра, а для других – Юрий Поликарпович.
Жалко их – хохлов, до слёз жалко!
У меня вся близкая родня – русские с Украины – всегда вспоминали о своей родине, как о земном Рае, поскольку в силу разных жизненных обстоятельств жили вне «ридны батькивщины» и похоронены все в русской земле.
Быстрее бы закончилась эта ужасная, братоубийственная война!
Любопытные воспоминания. Я читал, что еще при Петре Шелесте- первом секретаре ЦК КП Украины /1963-1972гг/ на Украине стали заметными националистические процессы.
И еще. Похоже, что Брежнев отозвал Яковлева послом в Канаду- после статьи “Против антиисторизма” /1972 г/ не случайно – знал о большой украинской диаспоре в Канаде.
Так вольно или сознательно стал сбываться план Бзежинского об отторжении Украины от России…
П. Кошелю:
спасибо, как очевидец той эпохи свидетельствую – всё правда.
Виталий Мухин
Галина, в бытовом общении мы все называем друг друга запросто – Гриша, Петя, Юра. Но в контексте мемуаров Кошеля имя Юра по отношению к Кузнецову звучит панибратски, если не амикошонски.
Кошель-то, в отличие от Вас, все-таки писатель – и должен бы это чувствовать.
Жаль, что не чувствует.
Правда, и в быту он сначала не называл русского гения Юрой, ощущая гигантскую разницу. Но потом перешел незримую границу…
Все они таковы, Галина, эти провинциальные честолюбцы. Хлебом их не корми, дай только потрепать гения по плечу и назвать на “ты”. После этого они вырастают в собственных глазах.
Приведенный фрагмент письма Белинского (о Шевченко) неоднократно встречался и в других публикациях. По-моему, это письмо куда ярче характеризует самого Белинского, нежели Шевченко. Сказать о человеке, пусть даже неуважаемом, “свинья, годная только на сало” – это, конечно, и “гуманно”, и “литературно”. Но все равно Белинский – “великий критик” (хотя его тоже называли “жандармом от литературы”), а Шевченко – “пьяница” и “свинья”.
Да, Татьяна Федоровна.
Такая вот она штука, литература.
С виду вроде все позолоченные.
А поковыряй их острием топора – и стоооолько дерьма полезет…