Только правда может спасти Россию

Рубрика в газете: Как на исповеди, № 2019 / 45, 05.12.2019, автор: Георгий ДОКУКИН

---

В этом году вся Россия отмечает памятную дату – 180 лет назад в Москве на Волхонке состоялась торжественная закладка Храма Христа Спасителя. К восстановлению этого храма уже в 90-е годы XX века, как известно, имела отношение и наша газета. 30 лет назад – в 1989 году (тоже своеобразный юбилей) – на страницах «Литературной России» появилась специальная рубрика «ЭТО ПАМЯТНИК НА ВЕКА», в рамках которой впервые началось публичное печатное обсуждение вопросов воссоздания великого храма, вскоре газетой был проведён специальный вечер и открыт народный сбор средств.
Однако ещё раньше, у самых истоков этой столь важной, символической для нашей страны инициативы стояла группа подвижников во главе со священником Георгием (Юрием) Докукиным – ныне клириком Храма Троицы Живоначальной в Серебряниках. Мы расспросили отца Георгия о том, как всё это зарождалось и в какой момент к процессу подключилась «Литературная Россия».

---

– Всё зарождалось по моей глупости, наверное (смеётся). Это точно. Я не был каким-то фанатом совершенно… Если говорить с самого начала, даже подходя к началу, то вообще-то началось всё с Поклонной горы…

– Как это?

– Однажды мне позвонил мой знакомый Гена («зелёный» мы его называли – он занимался защитой экологии и т.п.) и сказал: «Отец Георгий, а вы знаете, что Поклонную гору хотят сносить?» Конечно, все взъерепенились тогда. «Наши, – говорит, – несут там дежурство, охрану, для того, чтобы гору не срыли. Как вы, придёте?». А это было на октябрьские праздники 1987 года. Я пришёл туда, встал в оцепление общее (конечно, без рясы). Они при народе-то не могли действовать. Тогда они пригнали машины с водой – обливать людей. И нас облили всех. Ну, деваться некуда – холодно, мы пошли в ближайшие дома, в подъезд. Там у меня одна родственница жила. Я к ней не попал, но в подъезде мы немножечко обжались, обсушились. Я был, одна женщина и ещё мальчик четырнадцатилетний…

Почему я хочу начать с этого? Потому что этот мальчик потом стал секретарём фонда «Литературной России», созданного для сбора средств на восстановление Храма Христа Спасителя. Это Михаил Орландович Мендоса-Бландон. Уникальная личность. Молодой испанец, которого привезли в Москву, и он стал чисто русским человеком по убеждениям (мы же всё-таки русских определяем по убеждениям, а не по крови). Кстати, испанцев довольно много, которые придерживаются наших убеждений. Я имею в виду правые позиции, которых и я придерживаюсь. Правые – это, конечно, не те «правые», которые организовали «Союз Правых Сил» (Гайдар, Чубайс, Хакамада и иже с ними) – они как раз самые крайние левые (смеётся). А я отношу себя к части тех сил, которые считают себя правыми только потому, что хотят быть ближе к Богу. Вот, например, недавно был юбилей у знаменитого испанского государственного деятеля Франко. Вот такие люди, которые – за страну, за Родину, за веру – были нам близки… Так мы познакомились с Мишей…

Затем начались конкурсы проектов мемориала на Поклонной горе. Я стал ходить на выставки… Там был Слава Клыков (Вячеслав Михайлович Клыков (1939–2006) – знаменитый скульптор, общественный деятель, президент Международного фонда славянской письменности и культуры. –Прим. ред.) Не очень хочется говорить про это, потому что его все наши как раз правые силы почитают… А у меня, в общем, с ним конфликт вышел. Был первый этап конкурса. Он сделал некую башню в виде колокольни, а наверху не купол, а как бы земной шар и баба с венками. Я к нему подошёл (мы тогда ещё друг друга не знали) и говорю: что-то какая-то несуразица получается, вроде вид колокольни имеет, а сверху какая-то как будто богиня языческая… Ты, говорю, (шарик-то можно оставить) женщину лучше убери, а сделай сверху – как Покрова. Он это как-то не очень хорошо воспринял… Потом был второй этап конкурса. А на втором этапе я познакомился с Володей Мокроусовым (Скульптор Владимир Петрович Мокроусов родился в 1936 году в Первоуральске Свердловской области, живет и работает в Москве, член-корреспондент Российской академии художеств, заслуженный художник РФ, лауреат всесоюзных, всероссийских и международных конкурсов по монументальному искусству. – Прим. ред.). Нас познакомила другой уникальный скульптор – Лена Безбородова. Она меня туда привела, и я увидел макет Храма Христа Спасителя. Так что первый-то, получается, кто заявил о том, что необходимо заново построить Храм Христа Спасителя (тогда это предлагалось сделать как памятник жертвам Великой Отечественной войны в рамках конкурса по Поклонной горе, но сделать не на самой Поклонной горе, а именно на месте прежнего храма), был Володя Мокроусов. И, конечно, я встал в защиту этого проекта. Стал агитировать за него (а за него, конечно, и весь народ был)…

Слава Клыков тоже уже второй раз, на второй конкурс выставил свой проект. Я не помню, изменил ли он что-то, но опять у него была эта женщина сверху. Я, может быть, и проголосовал бы за него… Но мне не понравилось то, что он согласился с условиями конкурса. А условием было – снять Поклонную гору. Сейчас, если кто-то не знает, это уже на та Поклонная гора. Весь культурный слой они сняли, вытащили оттуда все деревья, которые ветераны войны, герои посадили… Ну, а потом заново построили всё это, и Георгия Победоносца вместе со змеем: змей у них нарезан, как колбаса (смеётся), Георгий Победоносец тоже какой-то непонятный, ангел там какой-то трубит… трубит фактически о Втором Пришествии, как я это воспринимаю. Мне это не понравилось. Я тоже, кстати, тогда выступил со своим проектом (надел рясу, чтобы быть убедительнее), словесно, конечно (я не скульптор). – Знаете, что? – говорю, – нам надо на Поклонной горе и на всех этих поисках поставить крест. И заново посадить все деревья, которые были выкопаны. Вот так.
И вот конкурс закончился. Проект Володи Мокроусова набрал больше всего голосов. Затем, наверное, шёл клыковский проект, потом ещё какие-то… Но жюри определило так: мы не будем рассматривать все храмовые проекты.

– То есть религиозность отвергли?

– Да – веру в сторону, хотя изначально не было таких ограничений по условиям конкурса… Поэтому получилось то, что получилось. Но мы уже все перезнакомились к тому моменту, ходили ведь несколько раз на эти конкурсные мероприятия, сформировалась группка небольшая. А тут – Перестройка. Раз на Поклонной всё прикрыли, то мы пошли на Пушкинскую, где все демократы тусуются. А там идут их ляля-тополя относительно жизни и всего прочего. Ну и мы там были, чтобы, во-первых, обменяться мнениями, а потом… все же переживали, куда страна повернёт. И обсуждали, в том числе, Храм Христа Спасителя. И тут я возьми и ляпни (может, не скажи я тогда этого, вся жизнь бы пошла по-другому), что знаю, как построить Храм Христа. Все: «Как?!» Я говорю: «Да очень просто! Посмотрите конституцию, законы: там написано, что если будет зарегистрирована община, то государство обязано предоставить ей здание, а в нашем случае – храм». То есть, если мы зарегистрируем Общину храма Христа Спасителя, то значит и храм они обязаны будут восстановить (смеётся).

Это было, кажется, в 1988 или в 1989 году… И, в общем, как я ни отпирался, они меня и уговорили этим заняться. Я их повёл к Володе Мокроусову. И там у нас, можно сказать, было начало общины.
И вот мы стали готовиться. Фотографий хороших (храма) практически не было. Мы начали искать фотографии, собирать материалы. Потянулись к нам люди, которые думали, как мы. Стали приглашать народ. Ходили на вечера. «Литературная Россия» устраивала вечера, «Наш современник» – это, в общем, группа изданий была одна. В течение года приблизительно мы готовились. Правда, было не совсем ясно, что такое наша община… И это была большая беда для меня… Конечно, там были люди и воцерковлённые, но многим до церкви было далеко, и община была не религиозная, не церковная, а патриотическая. Это и понятно. Для меня, как и для большинства, наверное, восстановление Храма Христа Спасителя было возрождением России вообще. Это было покаяние за те дела, которые мы натворили. То есть – более широкий вопрос. И тут разные аспекты были, в том числе политический. Конечно, мы, как правые силы, тянулись к русским писателям. Бывали на их вечерах, в частности, у Владимира Алексеевича Солоухина… Мне бы очень не хотелось говорить что-то обидное для наших патриотов… Беда-то в чём? Дело в том, что тот же Клыков любыми силами хотел протолкнуть свой проект. Мне вдруг начали звонить и говорить, что вот он там выступает, сям выступает. И я ходил на эти мероприятия и там его немножечко… обличал. И, конечно, у него настрой на меня был не ахти-какой (смеётся).

– А в чём вы его обличали? В недостаточной православности его проектов?

– Да, именно в этом. Конечно. Потом он мне всё время, когда мы встречались, говорил: «Я же не против Храма Христа! Я же не против!». Да, но ведь стоял вопрос конкурса. Это во-первых. А, во-вторых, у меня была своя позиция по отношению к самому памятнику. А самое главное – стоял вопрос Поклонной горы. Если бы не гора, то я бы и молчал бы… А так пришлось пообличать… Вообще, человек идёт к вере по-разному. Зачастую путём ошибок. Он приходит в церковь, видит, что там блестит всё, что батюшки там все вроде как благоденствуют, свечки, записки и т.п. Он не понимает самого главного, что церковь – это есть объединение православных людей. Церковь – те, кто исповедуют Христа, те, кто верят во Христа, кто старается жить, как Христос… Я не жил, как Господь велел, я всё-таки человек грешный был… И в этом моя беда, которая и подтолкнула, наверное, ко всему последующему…

– Итак, вы решили создать общину храма Христа Спасителя…

– Да. Володя постарался, красиво и капитально оформил наше заявление на регистрацию. А я в то время уже был в Церкви Петра и Павла у Яузских ворот. Из Скорбящих Радости меня убрали – как говорится, наказали (имеется в виду Храм иконы Божьей Матери «Всех скорбящих Радость» на Большой Ордынке. – Прим. ред.).

– А за что наказали?

– Стоит ли об этом? Отказался я крестить там одного… Потому что крёстные были хамоватые и пьяненькие. Ну, и они нажаловались. А потом у меня ещё конфликт был с настоятелем… Так что… туда, куда меня обещал настоятель, туда и отправил – в Петра и Павла. Соответственно, зарплата намного ниже, настоятель, как мне говорили, зверь… Я пришёл в Петра и Павла: да, денег меньше, но мне хорошо было. С настоятелем я не то, чтобы сжился, но… Конечно, он серьёзный. Если надо, и приложить может. Но он хороший. Мне там понравилось. Тем более, я там познакомился с отцом Геннадием (это мой сегодняшний настоятель в храме Троицы Живоначальной)…

Я сразу подумал: «Вот пойдём мы регистрировать общину. А у нас церковь же всегда находится под властью. И, конечно, уполномоченный сразу же передаст патриарху, а патриарх меня сразу же – к ногтю…» Понимаете? Поэтому надо было, так сказать, что-то делать, значит – рвать когти. Я пошёл к владыке Владимиру, он был тогда управделами Московской патриархии. Я его очень любил (да его все любили, многие учились в Лавре, а всех, кто учился, рукополагал он; и меня он рукополагал). И я ему говорю: Так и так, у меня то болит, это болит – в общем, мне надо уйти. Он тут же пошёл – подписал бумагу у патриарха. Святейший подписал. Потому что в основном святейший больной был (Пимен тогда ещё был). И я ушёл за штат, в общем. А с заштатного-то что они могут взять? (смеётся). То есть я неподсуден уже был.

– А в чём был смысл этого манёвра? Вы уже знали, что патриарх не одобрил бы ваш проект? Это из-за сращения государства и церкви?

– Конечно, знал! Это тогда все понимали. Да, тогда был уполномоченный Совета по делам религий, и патриарх никогда не мог пойти против него… Так что практически в те времена я с этим делом шёл на крест… Честно говоря, мысль была такая – по грешности: если я грешен, то надо это как-то искупать. И у меня вообще в течение всей моей жизни все мои поступки экстраординарные были именно этим вызваны (смеётся)…

Я тогда ещё был в штате. Помню, отец Аркадий ушёл в отпуск, я остался за старшего в церкви Петра и Павла. И в один из дней мы встретились в храме, я отслужил молебен, а затем пошли к бассейну «Москва».

 

Прошли вокруг него, остановились на площадочке… А всё это дело, начиная с нашей службы в церкви, снимало телевидение (тоже, можно сказать, наш человек). У меня даже есть где-то запись той передачи. Потом мы там поговорили и пошли к местной власти районной, потому что храм ведь на их территории находился. Сначала нас туда не пускали. Потом как-то всё-таки пропустили. Затем отказывались принимать, мы это всё засняли, скандальный такой репортаж (смеётся). Ну, и в результате это всё вышло по телевидению в передаче «Взгляд». И когда это показали, этим делом заинтересовалась «ЛитРоссия»…

– Получается, наша газета подключилась после первого репортажа по телевидению?

– Да. В «Литературной России» Юрий Гусинский написал статью «Спасибо, Солдат!» («ЛР», 5 мая 1989, № 18). И мы, узнав об этом, пошли в редакцию – пообщаться. Нас доброжелательно встретили. И в конце концов мы договорились, что будем делать вечер, на котором начнём собирать средства на восстановление храма. Тем более, что это был год 150-летия со дня закладки Храма (торжественная закладка Храма Христа Спасителя на Волхонке состоялась 22 сентября 1839 года. – Прим. ред.). Стали готовиться к вечеру. Солоухин там был, Ножкин…
А к этому времени у меня уже была не только община, но и Русский духовный театр «ГЛАС» (днём рождения театра считается 24 апреля 1989 г. – Прим. ред.), с которым я не просто связался, а практически стал одним из его основателей, вместе с Никитой Астаховым и Татьяной Белевич.

С театром я тесно сотрудничал. Я их приводил в общину. Можно сказать, первый наш пробный спектакль – там был. Вроде всем всё нравилось. И я, конечно, подумал о том, что театр может в этом вечере поучаствовать. Естественно, и в «ЛитРоссии» все были довольны, что театр может бесплатно выступить.

Но для того, чтобы провести вечер, надо было прежде всего определить место. Место выбрали – кинотеатр «Россия». Хорошее название, Страстной монастырь там был, вроде бы всё благопристойно. Всё хорошо, но только через какое-то время оказалось, что денег нет на организацию вечера. «Что делать? Вся идея разваливается!». Это такая система, я знаю, уже испробованная, для того, чтобы не пустить идею дальше. Я лично к ней не имею никаких претензий: прекрасно понимаю, что там кругом были кгбэшники, в редакции все от них зависели, и для того, чтобы состоялся вечер, надо было добиться разрешения у спецслужб и т.д. Слишком уж это был хлопотный вечер с точки зрения идеологии и т.п. «Нет ни у кого денег» – говорят. Этот не может дать, тот не может… У Володи Мокроусова нет денег. Солоухину позвонили – он тоже не может. Срывается вечер! Ну и тогда (у меня были небольшие накопления) пришлось мне раскошеливаться. Я пошёл и скупил на этот день у кинотеатра два или три сеанса.

– А что было дальше?

– Ещё стоял вопрос о пригласительных билетах. Мне как-то это дело поручили. В какой типографии печатать? За это ведь тоже денежку надо платить. И я обратился к Дим Димычу Васильеву (Дмитрий Дмитриевич Васильев (1948–2003) – общественный деятель, создатель и председатель центрального совета ультраправой монархической организации Национально-патриотический фронт «Память». – Прим. ред.). А тогда это было пугало общероссийское. Всех пугали обществом «Память», которое он возглавлял. Это была очень интересная личность. Короче говоря, он решает проблему. И печатает мне приглашения, по его словам, в два раза дешевле. Я составил текст. «Храм, построенный в благодарность Господу за спасение Отечества». И вот здесь, когда они узнали, что это идёт через Васильева, через «Память», тут и Юшкин вскипел, и все в редакции (Юрий Борисович Юшкин – в то время сотрудник отдела информации «Литературной России». – Прим. ред.). Отказались от этого предложения: «Мы сами напечатаем!». И напечатали сами. И у них это было уже оформлено как «Памятник на века». У меня «Храм в благодарность Господу за спасение Отечества», а у них «Памятник на века». Понимаете, идеологически это очень разные вещи! Потому что «Памятник на века» допускал разные предложения. Кто-то говорил: давайте оставим бассейн, а в центре бассейна храм поставим. Потом предлагали: скелет давайте там сделаем… и т.д. Есть журнал, где можно посмотреть все эти предложения. Это ужас! «Памятник на века» им надо было, видишь ли!

Билеты у меня были, а я, дурак, этим не воспользовался. Мне надо было довлеть, а не им. Я подумал тогда: «Господи! Да мне вечер провести – пара пустяков. Можно пойти к тому же Васильеву, предложить ему – он начнёт проводить этот вечер. Театр у меня есть – программа практически выстроена…» (смеётся). То есть проблем не было совершенно! Но я, уже не помню почему, сдрейфил – не пошёл на такие резкие действия…

Итак, билеты напечатали, они («литроссиевцы») их получили от меня под расписку и стали раздавать. Мы к ним пришли – нам выдали на всю общину 25 билетов. Община вся и есть – 25 человек. Но ведь у каждого есть жена, друг и т.д. То есть они, вообще-то, нас просто обделили!

– А распределяла билеты редакция «Литературной России»?

– Да, Юшкин тот же самый распределял.

– А почему вы всё время упоминаете Юшкина. Разве он был главный?

– Главный был Рыбас (Станислав Юрьевич Рыбас – писатель, общественный деятель, в то время – заместитель главного редактора газеты «Литературная Россия». – Прим. ред.).

– А разве не Эрнст Сафонов как главный редактор газеты?

– Понимаете, до него дойти ещё надо было. Через него, да, конечно, можно было что-то решить. Но он обычно отмахивался: с этими вопросами, мол, к Рыбасу… Эрнст Иванович просто давал отмашку общую, а там уж – как хотите, так и делайте.

Я не понимаю, зачем я отдал им вообще билеты… Хотя в те времена невозможно было не отдать. Иначе бы не разрешили просто проводить вечер. Я это тоже понимал. И они же стали определять, кто будет первый выступать, кто что станет говорить и т.д. Меня там вроде бы забыли… И я, когда закончилось обсуждение, пошёл как бы на попятную и говорю: «Вы знаете, а меня и не надо тут в программе. Дайте мне только сказать во время перерыва. У вас же будет перерыв?» «Да», говорят. Согласились. «Мне, – говорю, – этого достаточно будет. Пусть там кто-то уйдёт покушать, кто-то ещё куда-то…».

А те билеты, которые я напечатал, я отдал молодёжи и говорю: «Вы там продавайте их…» (чтобы оправдать расходы, надо же было и продать немного). А они же не знали о нашем конфликте с редакцией – и бросили их в общую копилку (смеётся).

– То есть конфликт с редакцией у вас возник из-за билетов?

– Не совсем. Билеты-то мы достали в итоге. Подключили другие организации, которые, допустим, вместо нужных им десяти билетов, брали у редакции двадцать или тридцать, и нам лишние отдавали (смеётся). А конфликтных моментов там было много. Это сплошной конфликт был, если разобраться…

– Как проходил сам вечер? На нём тоже было неспокойно?

– Не то слово! Сейчас расскажу. Я не ожидал, что люди из общины так устроят, чтобы я сидел на вечере, а вокруг меня – гвардейцы. Ряженые, конечно (смеётся), но всё равно. И я не сел туда. Сел поскромнее, сбоку и поближе к сцене. Так, чтобы незаметненьким быть. Соответственно, ряса у меня, аналойчик я взял раскладной, Евангелие, крестик и всё остальное, что положено. Итак, вечер начинается. И вдруг слышу: «Батюшка, который здесь в зале! Садитесь на сцену, пожалуйста!». Оказалось, что Наталья Николаевна написала записку (Это член нашей общины, очень хорошая женщина, которая как мать нам была. Очень активная! Она распространяла литературу, ксероксы, всех деятелей знала, и её все знали, и вообще ничего не боялась.) Она написала что-то в таком духе: «Если вы отца Георгия не позовёте, я устрою скандал!». И пришлось мне подняться на сцену и сесть. Что дальше?
Надо было избрать руководителя Фонда для сбора средств на восстановление храма. Сначала хотели Свиридова сделать (Георгий Васильевич Свиридов (1915-1998) – великий русский композитор, общественный деятель, лауреат нескольких государственных премий. – Прим. ред.). А потом сошлись на Владимире Алексеевиче Солоухине. Солоухин сначала не хотел, а потом занял такую позицию: «Ну, ладно! Пусть я буду как свадебный генерал…». Потому что нужна была известная личность. Потом ещё долго говорили. И, наконец, пришло время спектакля. Должен выходить театр «Глас», соответственно, все со сцены ушли. Я сел незаметно, в темноте… Я-то знал, как спектакль будет открываться, знал, как он будет заканчиваться: знал, что будут свечи гореть, потом они погаснут – будет затемнение в какой-то момент, а уже потом – свет. И говорю Жене Галаеву (артист театра «Глас». – Прим. ред.): «Слушай, помоги мне… Давай неси аналойчик» – и за сцену его – раз!.. Стоим ждём. Смотрим со сцены программу: всё хорошо, поёт хор. Кстати, первый раз «Отче наш…» спели тогда публично! Никита, Татьяна – все они поют. Потом зажигают свечи, потом гаснут и… после этого должен включиться свет. Я говорю: «Жень, неси…». И в середине сцены становлюсь с аналоем. Свет зажигается – я стою! Юшкин с Рыбасом сидели сбоку – чуть не подпрыгнули.

Я свою речь построил на основе десяти заповедей. Сначала говорю о заповедях Господних, затем говорю о своих грехах по заповедям, а затем перехожу на грехи общественные – то есть грехи системы (смеётся). Там и про Ленина было, и про всё остальное… А это всё-таки ленинские времена ещё были – 89-й год. (Перед этим, надо сказать, у нас уже был молебен у Храма Христа Спасителя.) В общем, выступал я минут сорок, а, может быть, и час. Всем объявили перерыв – а я вещаю. Рыбас волнуется, Юшкин кричит, гасят свет… Короче, скандал получился капитальный! В зале двадцать пять депутатов было, в том числе Александр Руцкой. Ножкин кричит: «Поп гапон!». Там ещё один батюшка был – его пригласили, чтоб меня утихомирить. Он говорит им: «А что я могу сделать?», подошёл ко мне и только тихо сказал: «Слушай, закругляйся поскорее…». Потом Руцкой хочет подняться на сцену (он же вояка такой!), но тут его наши женщины стали уговаривать, чтобы он ничего не делал (они сейчас между собой оспаривают первенство, кто это был – ну, может быть, вдвоём или втроём). Они его утихомирили тем, что, дескать, «отец Георгий же всё время призывал за вас голосовать!» (смеётся). И он как-то смяк и не стал лезть. А в это время разгорается скандал. Постоянно выключают микрофон, свет выключают, потом опять включают и т.д. Юшкин командует, чтобы меня скинули. Из зала голос: «Попа не трожь!». Чего только ни творилось! (смеётся). В конце я представил свою концепцию храма – что он для нас для всех значит. Закончил – и пошёл. И сразу после этого по крайней мере половина зала направились ко мне под благословение. Все подходили – поддерживали меня.

Так это всё отгремело. Потом было заседание, на котором Юшкин отдал мне за билеты деньги…

– А чем ещё община Храма Христа Спасителя занималась?

– Много было работы проведено. Я много раз ходил к Лужкову, интересовался, когда начнут строить. Рекламу делали и т.д.
Ну, а дальше у меня конфликт и в общине случился. Как я уже сказал, она была патриотическая, а не религиозная. (Хотя были там особые люди. Хотелось бы выделить Аполлоса Феодосьевича Иванова. Это человек, которому, когда Храм взрывали, пришлось как техническому специалисту замерять его объёмы, спускаться там в подземелья и т.д. Он даже написал книгу – художественно-публицистический роман «Тайны Храма Христа». Рассказывал нам, как проходил взрыв, во время которого он находился в доме напротив, рассказал, как заваливалось здание храма. Он пришёл к нам в общину для того, чтобы, как он считал, искупить грех. Хотя лично я не вижу за ним особой вины. Ну, вот такая совесть у него. Шикарный человек был, Царствие ему Небесное…) Были в общине некоторые люди, которые решили, грубо говоря, пойти и лечь под «ЛитРоссию», со мной начали конфликтовать и т.д. Я чувствовал, что всё разваливается, как-то некрасиво получается. Тогда у меня возникла идея. Я подошёл к Володе Мокроусову (он был старостой в общине, а я священником) и говорю: «Слушай, я не хочу со всем этим возиться. Если мы сейчас будем идти наперекор, возникнет скандал – будет очень плохо. Давай так: ты возглавляй здесь общину, а я организую и зарегистрирую себе Братство храма Христа Спасителя». Я зарегистрировал. В уставе у меня было, в общем-то, что любой член общины становится членом братства. То есть я никого из них как бы не отринул. Они это не восприняли, как какой-то демарш. А с Володей мы договорились, что будем действовать заодно и как бы контролировать ситуацию…

– Вы упомянули о молебнах у закладного камня Храма Христа Спасителя. Расскажите, как они начались?

– Первые молебны начал проводить я, многогрешный. Один из них был проведён в день 150-летия Храма Христа Спасителя, за день до вечера в кинотеатре «Россия». Затем через достаточное количество времени, после регистрации Братства, мной в газете «Куранты» (тогда очень модной и оппозиционной) была помещена статья. В ней было предложено похоронить В.И.Ленина бесплатно за мой счёт. Проблем с финансированием бы не было. Гроб я мог купить сам, могилу вырыли бы бесплатно могильщики, а доставка гроба на кладбище при помощи катафалка пешком. Катафалк предоставляли мои знакомые землекопы. К сожалению, статью тормозили три недели, и Собчак предложением похоронить Ильича опередил меня. Думаю, это было не случайно. В этой статье я рассказал о регистрации Братства и приглашал людей на молебен в точно определённое время. Какой-то период времени мне удавалось постоянно проводить молебен, а затем я заболел надолго. Но молебен поддержали разные организации, в том числе и община Храма Христа Спасителя. Я был этому счастлив…

– А кто в итоге входил в братство, которое вы зарегистрировали, и чем оно отличалось от общины?

– В братство входил, во-первых, театр «Глас» полностью. Потом остатки от общины, которые пошли за мной. С Володей Мокроусовым, который, напомню, руководил общиной, мы всегда вместе были. Община много чего сделала. В 1993 году (меня там не оказалось, я об этом жалею), люди – те, кто выходил из Белого дома – бежали в храмы, а храмы все были закрыты, и они шли к храму Христа Спасителя. Там у храма молились, подавали записочки. И тут Володя хорошо сработал. Они собрали деньги на перевязочные материалы, перевязывали людей, подкармливали. В общем, здорово всё сделали, молодцы. Честь им и слава! Так что община, какая бы она ни была, всё-таки работала. Это мне очень понравилось. Потом они зарегистрировали общину (братство-то уже существовало как юридическое лицо), тоже как-то потихонечку, без меня… А я в этот момент другим занимался. У меня возникла возможность создать банк. И мы его создали. Название глупое – Международный банк храма Христа Спасителя (смеётся). Один человек мне предложил: давай, говорит, в учредителях будут некие две организации и ваше братство – третья. Меня вице-президентом назначили. А потом, так получилось, что и президентом. Хотя я финансами никогда не занимался…

– Банк вы создали для сбора средств?

– Нашей идеей было – работать каким-то образом с финансами на благо воссоздания Храма и вообще духовного возрождения России. Честно говоря, потом прошла ещё такая статья в прессе, после которой, казалось, того и гляди саму идею восстановления храма похоронят… Но мы благодаря банку много сделали. Во-первых, мы издали много книг православно-монархического плана. Например, «Миссию Русской эмиграции» Михаила Назарова. Издали «Россия перед Вторым Пришествием», издали князя Жевахова… Ну, как издали? К нам приходил человек, готовил к изданию эти книги – мы его финансировали. И выходило так, что он получал от нас практически беспроцентный кредит. По сути мы несли русскую идею. Потом издали газету – специальный выпуск газеты «Правда» (апрель 1992 года), целиком посвящённый восстановлению храма Христа Спасителя. «Правда» тогда была в луже. Я знал там одного журналиста – Андрюшу Печерского. Он мне рассказал, что они зарплату не получали. А кормиться-то надо! Наш банк проплатил им – и они издали газету. Нонсенс: газета «Правда» о храме Христа Спасителя!

После этого определённые люди в общине стали всех настраивать против меня: дескать, я выступаю отдельно, взял на себя президентство и т.д. Может быть, не положено было мне как священнику становиться президентом банка, но я ведь всё время от этого сам страдал и хотел уйти. И ушёл я, когда почувствовал, что и патриархия на меня косится… Я просто-напросто устал уже от этого и тогда попросил председателя правления банка: послушай, Михаил, я хочу уйти. Он: «Ну что ты, отец Георгий, побудь ещё». «Нет, я-то, конечно, побуду до тех пор, пока я нужен. Но ты уж скажи, что я хочу уйти…».

– Банк – это был основной инструмент по сбору средств на храм?

– Да нет… У меня там была бригада определённая, по отношению к которой у меня позже возникли подозрения, и я их расформировал. Хотя их расформировать было очень сложно (они все были против; ну, понятно – кормились они от этого).

Я что придумал? Во многих переходах мы поставили такие аквариумы, в аквариумах песочек и свечки. И собирали пожертвования. Потом эти пожертвования уходили на многие цели. Я ведь, повторюсь, воспринимал Храм Христа Спасителя более широко – как возрождение. А возрождение относилось ко всему – это и культура, и образование, и т.д. Например, мы придумали билеты специальные Братства Храма Христа Спасителя. Там были три категории: билет «член Братства ХХС» и билет «друг Братства ХХС». И куда бы я ни пошёл – в Мэрию или в Думу – как с кем познакомлюсь, раздавал эти билеты с подписью своей. Это работало капитально! Помню, устраивали пасхальное разговление. Пригласили туда многих именитых людей — из мэрии, из Госдумы. То есть идея Храма Христа Спасителя, по нашей задумке, должна была входить, проникать повсюду – чтобы противников у неё не было. Так вот мы работали. Но не только. Я ведь ещё разъезжал всё время с театром «Глас», мы часто ездили на гастроли.

Потом на телевидении удалось поработать. Дали нам свободное время на канале «2Х2». Они тогда только становились – им некуда было время девать. И мы записывали за день программы по три сразу же – и потом их прокручивали, причём несколько раз в сутки.

– А что это были за программы?

– Разговоры просто со мной. Никита, Татьяна (из театра «Глас), я и икона Троицы. Ну, и свечка какая-то там. Сначала как мёртвые головы нас фотографировали. Разрабатывать программы некогда было. Так, приблизительно, идея какая-нибудь придёт – встретимся у телецентра, я им слегка объясню, что говорить, а потом – сразу в эфир. Поначалу нам сказали: «Давайте минут 15-20». Потом нам стали показывать – «раздвигайтесь!». Стали делать минут 40 или около часа беседу. А потом пошло так, что даже камеру давали нам, мы по храму ходили – по Петру и Павлу. Люди смотрели это повсюду, даже за рубежом. Некоторые мне говорили: «Мы когда увидели эту передачу, поняли, что по-настоящему перестройка началась…» (смеётся).

Потом мы построили храм-часовню, которая рядом с Храмом Христа Спасителя стоит, за счёт средств банка. Это всё наше ведь строительство!

 

А в это время «Литературная Россия» чем занималась? Она собранные деньги вложила в какие-то машины по печатанию, кажется. Не известно, куда они ушли…

– А как так получилось?

– Мы пригласили к себе в банк Рыбаса. Он пришёл. Мы хорошо поговорили. Он мне даже подарил книгу со своим автографом… А после этого (тоже интересный факт), спустя немного времени (может, месяц), мне звонят из редакции газеты при патриархии (кажется, «Православный вестник») и говорят: «Вы знаете… Тут статья негативная про вас, за подписью патриарха. Мы не можем долго держать её, номер надо печатать. Постараемся как-то это смягчить, но вы посмотрите – может быть, у вас получится исправить положение…». Потом ещё раз звонят и сообщают мне, что патриарх (в то время был Алексий II) в этот день будет в мэрии. Я тут же одеваю рясу – и бегом туда. Пытался поговорить с патриархом, но меня к нему так и не допустили.

Я так понял, что патриарху подсунули уже готовую резолюцию по поводу меня. Тот и подписал…

– А в чём была суть претензий к вам? За что вы впали в немилость патриарха?

– Претензия была связана с Банком Храма Христа Спасителя: дескать, к церкви он никакого отношения не имеет. Да, не имеет. Но я вам предлагал сколько раз сотрудничество! А потом, простите, там была доля и Казанского собора, и Петра и Павла немножечко финансировали мы.

– А что вы предлагали церкви?

– Стать учредителями банка и т.д. Я же церковный человек, я же подчинённый, я же буду работать только на церковь, понимаете? Я думал, после того вечера в кинотеатре «Россия» меня вызовут и скажут, в чём я ошибаюсь, где я не прав. Но ничего не было. Везде – молчок. Я ведь ходил в управделами Московской патриархии. Владыки Владимира тогда уже не было, который ко мне очень хорошо относился, можно сказать, любовно…

– И всё-таки, в чём именно была претензия в связи с банком?

– Мы его зарегистрировали. Назвали Международным Банком Храма Христа Спасителя. В патриархии об этом банке знали! Даже скажу, больше чем знали. Один раз, когда я там был президентом, нам позвонили и сказали, что нам в банк была жертва в двести тысяч долларов, которую переводили, кажется, из Америки. И действительно, такая жертва нам приходила. Звонили из мэрии и звонили из патриархии. Первые хотели, чтобы им перевели, а вторые – чтобы на личный счёт патриарха. Конечно, меня удивило, что у патриарха есть личный счёт. Но всё-таки я, как церковный человек, сказал председателю правления, что надо перевести на счёт патриарха. И мы туда перевели. А всё остальное, что там собиралось в виде пожертвований, это гроши были, на самом деле. Народ-то ведь нищий был! Он и сейчас нищий. Попробуй, встань и посмотри – сколько тебе народ даст на любую идею. Да, собирали. Но за счёт этого, кроме прочего, финансировался лицей. Мы взяли в одной школе несколько классов и просто-напросто доплачивали преподавателям, чтобы они с детьми занимались достаточно усердно. Это мы назвали «лицей» (смеётся). И все были довольны. Но потом, конечно, когда всё ликвидировалось (со вздохом)…

– То есть, правильно ли я понимаю, что претензия была в том, что ваш банк назывался именем храма, а к церкви как бы не имел отношения?

– Да, выходит так! Как они говорили, я к церкви не имею отношения! Когда мне пора было уходить на пенсию, я собирал все документы – где служил, сам писал о периодах работы и т.д. Подписать это должен был секретарь патриарха. И он этот период не засчитал мне, потому что я был заштатным. Но я же церкви служил!

– Получается, кто-то написал на вас донос патриарху?

– Думаю, Рыбас это был.

– А зачем он это сделал?

– Я не знаю. Мы с ним говорили, и даже речь шла о том, чтобы они эти деньги на восстановление храма, собранные на счету газеты, перевели к нам, чтобы мы на этих деньгах работали. И даже обсуждали, чтобы, может быть, самого Рыбаса или кого-то от газеты учредителем банка включить. Мы об этом поговорили, и решили, что потом будем ещё встречаться и дальше обсуждать…

– А он после этого пошёл и донос на вас написал?

– Мне кажется, что он. Хотя я наверняка не знаю. Но это произошло именно после нашего разговора.

– Но я так и не понял, зачем нужно было Рыбасу на вас писать донос? Ну, не согласились отдавать вам в банк деньги – и не отдавали бы…

– Не знаю. Я сам ничего не понял… Может, это и другой кто-то… Но факт в том, что статья была напечатана за подписью патриарха.

– А как в итоге тот донос и охлаждение с патриархом на вашей жизни сказались?

– Никак по сути. Я как был заштатным, так и остался. А потом меня батюшка спас. Он меня взял к себе хозяйственником в Храм Троицы Живоначальной в Серебряниках. Потом потихонечку продвинули меня до того, что я стал служить. И я до сих пор имею право служить. Архиерей меня не любил, но ему пришлось признавать меня… Хотя мы, можно сказать, различаемся между собой по взглядам. Сейчас его убрали.

 

– Вы много рассказали о том, что вы придумали и сделали ради восстановления Храма Христа Спасителя, и о многих сложностях во взаимодействии по этому поводу с «Литературной Россией». А какой всё-таки был положительный вклад газеты в дело восстановления Храма Христа Спасителя? Неужели только вред?

– Нет, что вы! Ни о каком вредительстве и речи нет! Само то, что газета существовала, что она эту идею подняла информационно – это большой плюс. Другое дело, что ей пришлось это сделать, потому что идея сама по себе жила.

– А почему именно «Литературная Россия», а не какое-то другое издание?

– Да кто первый высказался, туда и подались. Газета откликнулась – это большой ей плюс, что откликнулась. Другое дело, как дальше сложились отношения…

– Вы уже упомянули, что являетесь одним из создателей православного театра «Глас». Вас даже называют его духовником. Откуда у вас любовь к театру?

– У меня никакой любви к театру в целом не было никогда. Так получилось, что попросил меня один человек: «Помоги ребятам, поддержи их! Они хотят к тысячелетию Руси программку сделать…». Ну, как я мог отказать? Встретились мы в бане, переговорили по душам. Оказались достаточно близки по взглядам. И зародился театр.

– Сейчас ведь у нас заканчивается Год театра в России. А как вы вообще к театру относитесь как к виду искусства?

– Ох (вздыхает)… Смотря какой театр и к чему это искусство призывает. От этого зависит.

– Бываете ли вы на каких-то спектаклях, кроме постановок театра «Глас»? Следите ли за театральной сценой?

– Практически нет. Когда я был в семинарии, там владыка Владимир нам раздавал театральные билеты во время каникул – и мы ходили (смеётся). А так я не театрал. Я просто несу то послушание в конкретном театре, потому что чувствую ответственность. Я даже недавно сказал, чтобы убрали на сайте информацию обо мне как о духовнике театра. Не хочу числиться духовником, потому что это не правда. Да, я поддерживаю театр, советую что-то, разговариваю с ребятами… Но не больше. Поэтому духовником меня не надо называть. Да, была у нас такая тенденция, что мы пытались воцерковить театр. Молитвы читали перед репетициями. Потом все спектакли у нас такие поставлены, которые развивают христианское самосознание. Даже за счёт исполнения ролей, игры в этих спектаклях и то артист пробуждается. Это артист! А зритель – тем более. У нас, например, был отец Димитрий Смирнов – смотрел «Русский крест» (премьерный спектакль этого года по произведениям и одноимённой поэме Николая Мельникова; предпремьерный показ состоялся в декабре 2018 года. – Прим. ред.). И я увидел, что он был ошарашен. Понятно, что собственные проповеди отца Димитрия – сильные и яркие, но он, судя по всему, почувствовал, что здесь доносится нечто более сильное, чем даже у него получается.

– О храме, где вы служите, – Храме Троицы Живоначальной в Серебряниках – есть разные мнения. Одни говорят, что это обычный храм, как все остальные. А другие – что это храм как бы для избранных, для элиты. Дескать, у вас там и генералы-разведчики, и банкиры, и артисты. Оличается в этом плане атмосфера в вашем храме, прихожане? Насколько искренне верующие это люди? В частности, известно, что среди ваших прихожан были братья Ананьевы, вокруг которых не так давно развернулся скандал – их обвинили в хищениях в собственном банке, они скрылись, как говорят в прессе, за границей, и им присудили заочно арест. Как вы относитесь к этому?

– Во-первых, братья Ананьевы – очень хорошие люди. Они искренне верующие. Всё время, по возможности, ходили на службы. Они восстановили много храмов за счёт своих денег. Собрали галерею картин, которая была у нас. Сейчас, когда они в опале, не известно, что с этой галереей будет – эти картины могут попасть просто к жуликам. Они детские дома содержали. Делали очень много. Батюшки к ним постоянно приходили просить. Они не знали, куда от них деться. Так что нам запретили вообще с ними общаться (смеётся). Наш храм процентов на восемьдесят реставрировался за счёт их средств. Много доброго они сделали. Настоящие русские люди. Как я понимаю, раз чиновники у нас есть преступные, то нормальных людей они назовут преступниками. Тем более тех, кто что-то реально делает. Моё мнение таково. А потом посмотрите на их банк: это ведь их банк, они что, ограбили сами себя?! Это, во-первых. А, во-вторых, куда он перешёл теперь? А он перешёл, оказывается, в государственное ведение. То есть они много сделали для того, чтобы их банк стал интересным для государства. Понимаете? Так что не стоит на них как на личностей пенять. Нас они практически не содержали. Да, иногда, может быть, что-то и перепадало, но совсем мало. Они в этом плане были очень строги – лишнюю копеечку никогда не давали. Многие думают, что мы там подметали золотишко за ними. На самом деле ничего подобного не было. А вот когда к ним обращались по-настоящему, когда они увидят, исследуют вопрос, – тогда они дадут.

– То есть их скорее всего оклеветали?

– Понимаете, там же есть много различных нюансов. Например, Димитрий, когда это всё приключилось, рассказывал, что для него это шок был: «Я же с ними договорился! Я договорился, что буквально несколько дней – и я там всё приведу в порядок». Там вопрос только в фамилиях на документах, наверное, стоял. Вот и всё.

– Получается, они кому-то в чём-то помешали?

– Конечно. Во-первых, помешали. Во-вторых, слишком большие деньги. Кому-то сверху не нравится русская идея. То, что православные люди могут иметь деньги и быть такими крупными банкирами. Затем вызывало раздражение то, что они музей создали: вся страна в разрухе, а у них всё нормально! Это история очень тёмная…

– А вообще про атмосферу в вашем храме что вы можете сказать? Она чем-то отличается от других приходов?

– У нас особенные люди. У нас люди прекрасные. Они с самого начала, как начали мы воссоздавать храм (он был весь разрушен, мы его восстановили, и это всё делали люди), разбирали все эти завалы, кирпичи грузили на машины, чтобы вывезти, и т.д.

Конечно, интеллигенции много – мы же в центре города. Артисты есть, художники, в общем – все категории творческой интеллигенции. Есть и простые люди. И все любят друг друга. А потом многие ведь к нам приезжают с разных концов города. Несмотря на то, что Собянин создал такие условия, что парковаться невозможно. Почему едут? Благодаря батюшке нашему, я думаю. Потому что нравится он им, любят они его. Он прекрасно говорит. У нас атмосфера любви в храме – и я это ощущаю.

– Говорят, что в храме, в котором вы служите, многие прихожане придерживаются, условно говоря, «белой» идеи. При этом в обществе у нас очень много приверженцев социалистических идей, многие до сих пор ностальгируют по Советскому Союзу… Есть ли возможность остановить эту гражданскую войну, которая до сих пор разделяет русских людей на красных и белых. Как этот разлом преодолевать?

– Вопрос ведь не в том, едины мы или нет, а в том, относительно ЧЕГО мы едины. Дайте идеологию сначала, определите её! Куда мы пойдём? И тогда можно будет говорить о единстве. Раскола, наверное, не избежать. Но надо сказать правду. Только правда может спасти. А правда… Я написал недавно обращение ко всему народу православному. Там всё сказано. Надо иметь смелость пойти против системы. Тогда всё нормально будет. Тогда система будет подстраиваться под тебя. Это касается и Путина, если бы он захотел, и Патриарха… Потом надо изучать историю. Меня гнетёт положение нашей Церкви. Меня гнетёт то, что наши синодалы предали государя.

– Вы имеете в виду Николая Второго?

– Да-да. Мы же его предали! Синодалы его предали. Они могли не допустить революции, не допустить убийства государя. Но они допустили. И грех за это на нас на всех. Я же ведь тоже рукоположен оттуда… Поэтому без признания своих ошибок, а точнее даже не ошибок, а подлости своей, наверное, никак не поднять России. Я точно говорю. Это значит, мы всегда будем в пропасти. И это вопрос не экономики.
Если будет нормальный государь, не имеет значение, какое государство – капиталистическое, социалистическое… Он будет человек верующий, будет отвечать перед Богом.

– То есть объединить нас может правитель, который будет отвечать перед Богом?

– Да. Это основа всего. Но для того, чтобы он отвечал перед Богом, для этого всему русскому народу надо осознать, откуда идут все наши беды. А они идут от греха нашего…

Беседовал Евгений БОГАЧКОВ