В опалённом сердце много нежности

Рубрика в газете: Мы – один мир, № 2025 / 50, 19.12.2025, автор: Руслан СЕМЯШКИН (г. Симферополь)

 

 

Уроженец Ферганы, сын железнодорожного рабочего, Аскад Мухтар, 105-летний юбилей со дня рождения которого приходится на 23 декабря 2025 года, – крупнейший узбекский советский писатель, народный писатель Узбекской ССР, лауреат Государственной премии Узбекской ССР имени Хамзы, кавалер двух орденов Трудового Красного Знамени, ордена Дружбы народов и высшей государственной награды Узбекистана – ордена «Буюк хизматлари учун» («За выдающиеся заслуги»), которого творец был удостоен в 2003 году посмертно. На просторах же постсоветского пространства он известен и как поэт, и как прозаик, автор довольно глубоких и пользовавшихся успехом у читателей романов «Сёстры», «Рождение», «Время в моей судьбе», «Чинара», «Аму», а также «Каракалпакской повести» и повестей «Там, где сливаются реки», «Тесна пустыня», «Узки улочки Бухары», «Молния над обрывом».

Но Аскад Мухтар трудился и в других жанрах, а именно в публицистике, литературоведении и в детской литературе. В своё время его книги «Кислое молоко» и «Дети мира» стали заметным вкладом в узбекскую советскую детскую литературу. Выступал он и в качестве переводчика, известны его прекрасные переводы на узбекский язык произведений Пушкина, Лермонтова, Маяковского.

Вообще же в советское время стихи, поэмы, повести и романы писателя издавались огромными тиражами как на узбекском, так и на русском и других языках народов СССР. Печатался он и за рубежом. А его роман «Сёстры» издавался более двадцати раз на восемнадцати языках и общим тиражом более двух миллионов экземпляров. Переведён же данный роман был на английский, румынский, болгарский, китайский, хинди, урду и другие иностранные языки. В этом отношении не менее счастливая судьба позже сложится и у романа «Чинара», ставшего заметным и важным событием в узбекской советской литературе, а ныне в узбекской прозе и вовсе воспринимаемого в качестве классического.

Аскад Мухтар к творчеству стал приобщаться рано. И это при том, что его родители, простые рабочие люди, вынужденные отдать его на воспитание в детский дом, от творческой среды были далеки. Но что-то близкое к сочинительству в нём начало пробуждаться ещё в детские и юношеские годы, во время учёбы в средней школе, а затем и в техникуме журналистики при Совете Министров Узбекской ССР. А уже с 1937 года он начнёт трудиться в редакции газеты «Ёш ленинчи», а после окончания Среднеазиатского Государственного университета Мухтар в течение трёх лет (1942 – 1945) будет заведовать кафедрой узбекской литературы в андижанском университете.

Однако преподавательская деятельность Мухтара не прельщала. Его тянуло в журналистику, куда он вскоре и вернётся, перейдя на работу в республиканскую газету «Кызыл Узбекистон» заведующим отделом.

«Первое «художественное произведение», – вспоминал писатель, – вышло в 1935 году в газете «Ленин Учкуны». Это была загадка в стихотворной форме.

Да и в самом деле, в ту пору вся жизнь для меня была загадкой. Лермонтов – загадка, девушка – загадка, математика, рифмы, музыка – загадка. И смерть Кирова, и Ван дер Люббе, поджёгший рейхстаг, – тоже загадки…»

Пытаясь эти загадки разгадать, восприимчивый и внимательный ко всему происходящему вокруг юноша и начнёт создавать свои первые произведения. Взгляды же его на характер поэтического творчества начнут меняться по мере того, как молодой поэт двигался вперёд, от неудачи – к успеху и от очередного поражения – к новой победе. Сам Мухтар о своём профессиональном становлении впоследствии рассказывал:

«В продолжение тридцати лет я постоянно думал о поэзии. Взгляды мои на содержание художественного произведения, на формы и средства его выражения неоднократно менялись. Долгое время я считал, что стихотворение обязательно должно быть сюжетным, основанным на конкретном жизненном эпизоде, и не признавал других способов раскрытия темы; затем я пришёл к выводу, что подлинная поэзия – это мгновенная вспышка чувства, взрыв вдохновения и восторга, что стихотворение можно сравнить лишь с музыкой, и долго стремился работать в этом духе; потом пришло понимание поэзии как эссенции философии: поэзия – это мысль, мысль и мысль! Без мысли нет поэзии, считал я, и долго писал односторонние, рационалистические стихи».

Серьёзно творчеством Аскад начнёт заниматься с 1938 года. Годом позже в одном из узбекских журналов напечатают его ранние стихи, бывшие характерными для узбекской поэзии тех лет. Несмотря на то, что стихи поэта тяготели тогда к проблемам социально значимым и философскому осмыслению современной жизни, их нельзя считать безупречными и успешными. Молодой поэт лишь начинал свой творческий путь, и ему не так-то просто было найти на нём и необходимые темы, и выразительные слова. Во многом ранние стихи Мухтара были и откровенно подражательными. И особенно сильно в них чувствовалось влияние таких на то время уже крупных мастеров, как Уйгун и Хамид Алимджан.

И тем не менее Мухтар настойчиво писал, формируя таким образом и свои эстетические взгляды. Писал он, в том числе, и о Джамбуле Джабаеве, Сулеймане Стальском, Лермонтове. В стихотворениях «Мечта», «Стихи и жизнь» поэт утверждал, что поэзия должна давать «пастуху свирель, цветку – красоту, мёду – сладость, сердцу – крылья». И хотел он тогда, чтобы его стихи «встали в ряды борцов». Но при этом Мухтар верил и в то, что обыденная земная жизнь прекраснее самых лучших стихотворений, и поэту, дабы быть настоящим художником, необходимо постоянно и неустанно изучать жизнь и её различные проявления.

С началом Великой Отечественной войны Аскад, бывший тогда студентом университета, начнёт принимать самое активное участие и в литературной жизни Ташкента. Он выступал с чтением стихов перед трудящимися города, помогал организовывать литературные вечера. Об одном из таких вечеров, на котором свои произведения читали Алексей Толстой, Гафур Гулям, Хамид Алимджан, он расскажет в книге «Дети мира», увидевшей свет в 1962 году. Произведения же его в те военные годы станут всё чаще появляться в периодической печати, звучать по радио. Имя поэта в народе приобретёт известность.

Знаковыми станут его стихи «Праздничная ночь бойца», «Печаль», «Письмо из Европы», «Руины», «Сердце родины», «Радость матери», «Дитя», «Святыня», баллада «Мать». Особого внимания заслуживает последняя, написанная в 1944 году, наполненная романтической образностью и повествующая о том, как советский офицер встретил в лесу измученную страданиями женщину, бежавшую из немецкого плена.

 

В лохмотьях, кровью залитых, босая,

Брела та женщина средь тишины.

 

Любовь к родине даст героине Мухтара силы преодолеть, казалось бы, неодолимые препятствия и трудности. И она откровенно поведает майору о том, как шла к своим:

 

Я по болотам и лесам блуждала,

По стуку сердца узнавая путь,

Кустарники я грудью раздвигала,

И тернии в мою впивались грудь…

 

Перед зверями страх мне был неведом,

Мне, пережившей гнёт фашистских псов,

И волки дикие ползли за мною следом,

Они лизали кровь с моих следов…

 

Так и дошла…

Земля моя родная,

Услышь меня, замученную мать!

Мой сын в бою погиб, тебя спасая,

И я пришла к груди твоей припасть…

                  (перевод С. Сомовой)

 

На этом предсмертном рассказе женщины баллада фактически не заканчивалась, поскольку поэт создал художественный образ матери, слившейся с родной землёй. И она жила в песне Родины, в её деревьях, травах, росах…

Послевоенное поэтическое творчество Мухтара было нацелено на обретение новых тем и полную творческую самостоятельность. Поэт не отказывался и от новаторства. В этом отношении следует отметить его поэму «Сталевар», написанную в 1947 году, и вышедшую из печати двумя годами позже книгу стихов «Мои земляки». Основным же героем его поэзии становится человек труда, которого он и стремился воспеть. Образ человека-труженика поэт убедительно представит в таких стихотворениях, как «Мои земляки», «Дискуссия токаря Ахмада», «Слово старого мастера», «Знакомый», «Дети», «Хлопкороб Мамадали-ата», «Райком», «На уборке урожая», «Джигит в медной каске» и других.

Заметным поэтическим сочинением Мухтара станет книга «99 миниатюр», увидевшая свет в 1962 году. В ней объединены лирические стихотворения, написанные в разное время. Фактически же это были изящные, исполненные тонкого очарования, любования красотой мира маленькие поэтические картинки. И проглядывалось в них описание родины, её природы, портретов современников, полных благородства души, умевших и стремившихся любить. Но при этом всё это жизненное многообразие подавалось им путём напряжённых философских раздумий. Новаторски смелыми, рельефными образами эти стихи напоминали поэзию Маяковского, а глубиной и афористичностью мысли – философскую поэзию Востока.

Средства выражения собственных мыслей были у поэта тут своеобразными. Раздумья текли у него то в форме беседы с самим собой, то с другом или любимой женщиной. Иногда они выражались непосредственно, в форме монолога, рождённого впечатлениями от потрясающей красоты природы.

А вот обращаясь к матери, Мухтар говорил, что сердце не может заполнить одно только чувство любви к Родине, в нём должно присутствовать и место для ненависти к врагам Отечества, ведь «мир ещё далёк от совершенства». Сердце же поэта восприимчиво и чутко:

 

Я хотел бы такой тишины,

Чтобы слышать, как полнятся соты,

Как из чёрной земной глубины

По стволам поднимаются соки,

Как весенняя ветка поёт,

Отряхая холодные росы,

И пчела

свой душистый паёк

Получает

У стонущей розы.

 

И при этом финал данного стихотворения, в русском переводе названного «Тишины!», приобретёт ещё более значительную силу обобщения. И мысль поэта таким образом обратится в будущее:

 

Я хотел бы такой тишины,

Чтоб над ширью необозримой

Больше не были людям слышны

Стоны смерти,

И залпы,

И взрывы…

                 (перевод А. Наумова)

 

Яркими представляются строки, в которых Мухтар при помощи белого голубя изобразит не только красоту ясного утра, но вместе с тем и величие трудящегося человека, каждый раз воссоздающего эту красоту заново. И здесь на первый план уже им выдвигалась социальная и эстетическая ценность труда:

 

Новый день рождается, как птица!

Мы своим его зовём законно:

не в подарок с неба получили –

под землёй его мы добывали,

на огне калили и ковали,

на станке резцом его точили,

на плечах вспотевших поднимали,

поднимали, подняли на небо!

Никогда без нас он там бы не был!

                    (перевод К. Симонова)

 

Имеется у поэта и ещё одно удивительное, чрезвычайно глубокое, явно философского характера стихотворение, в котором он также воспевал труд, называя его «братом жизни» и «честным спутником славы». Ввиду же оригинальности и неповторимости этих мухтаровских строк, написанных в 1962 году, и воспринимаемых как своеобразный гимн труду, позволю себе привести их полностью, без сокращений:

 

Где нет тебя? В гаремной тишине,

в покоях богача и в мыслях вора.

Где нет тебя? На Марсе и Луне

нет! Но и там ты, верно, будешь скоро!

Зато ты есть во всём, чем мы живём:

в том хлебе, что едим, в той песне, что поём,

в тетрадке детской, в сложном реактиве,

в таблетке, что мы, морщась, проглотили,

во взрывах скал, в заколке для волос,

в той первой букве, что зубрить пришлось,

в той книге, где ещё не пишем строки,

в пожатье рук и в кирпичах на стройке!

Среди достойных человека дел

напрасно было бы искать такого,

где нет тебя. Быть всюду – твой удел;

ты – смысл существования людского.

Мечта, в которой нет тебя, – мираж!

Любовь, в которой нет тебя, – забава!

Как ты ни труден, ты до гроба наш,

о труд! Брат жизни. Честный спутник славы.

                   (перевод К. Симонова)

 

Поэтическое наследие Мухтара велико и многогранно, диапазон его поэзии многообразен, но при сём очевидно и тяготение поэта к жанру философской лирики (ему свойственно было глубоко задумываться над вечными загадками бытия, смыслом жизни и смерти, радости и страдания, любви и ненависти, при том, что в центре его познавательного писательского движения всегда находился человек). Стихи же он продолжал писать на протяжении всей жизни. Ну а саму поэзию узбекский творец понимал довольно просто, чётко, однозначно, хотя и в некотором философском контексте, о чём и высказался в 1966 году:

 

Не всё в стихах должно быть просто,

чтоб на ходу прочёл –

и вник,

и пересказывалось прозой

поэтом вложенное в них.

И молод способ их и древен:

откинув некое звено,

поэзия,

твой глас напевен,

тебе в сердца входить дано.

И скромен облик их и ярок.

Ты, принимая здравый суд,

поэзия,

для всех подарок,

тебя порой, как воду, пьют.

                (перевод А. Наумова)

 

 

С начала пятидесятых годов прошлого столетия Мухтар начинает утверждаться как талантливый прозаик. Одна за другой выходили его книги – повести и романы. Естественно, крепчало и само мастерство, тем более, что творческое воображение писателя волновали темы серьёзные и сложные. Потому-то в узбекском литературоведении и сложится устойчивое мнение, что именно в большой прозе Мухтару удалось себя найти как писателя, заслуживающего признания и похвальных слов. И такая оценка, вне всякого сомнения, являлась верной, ведь именно на прозаическом пути его ждали самые значительные художественные достижения и большие творческие удачи. Но, справедливости ради подчеркнём, что Мухтар не забрасывал и поэзию. Книги его стихов появлялись в печати с такой же регулярностью, как повести и романы, получавшие всесоюзное признание. К сему добавим, что стихи Мухтара в качественных русских переводах не единожды печатались в таких крупных и авторитетных всесоюзных литературных журналах, как «Дружба народов», «Октябрь», «Знамя», «Новый мир», а также в журнале «Звезда Востока», являвшемся печатным органом Союза писателей Узбекистана и крупнейшим русскоязычным изданием республики (этот журнал продолжает выходить и в наше время). О творчестве же его писали всесоюзные газеты «Правда», «Литературная газета», «Известия», «Комсомольская правда», журналы «Дружба народов», «Знамя», «Звезда Востока».

«Аскад Мухтар, как и большинство его старших товарищей по перу, начал со стихов: у него несколько поэтических сборников, а поэзия, как известно, хорошая школа для прозаика-романиста, – в 1967 году писала известный русский советский критик, уроженка Ферганы Вера Смирнова. – И школа эта чувствуется в произведениях Аскада Мухтара: в его повестях и романах звенит поэтическая струя. Он плодовит, наш узбекский друг, он старательно возделывает своё писательское «поле» – мы знаем его книги «Сёстры», «Рождение», «Каракалпакская повесть», «Время в моей судьбе». А недавно в журнале «Дружба народов» увидело свет его новое произведение «Чинара» – «роман в легендах, рассказах и повестях», как назвал его автор, роман неожиданный, новый по форме и остросовременный по содержанию.

Аскад пишет о своём времени, о своей стране, о людях своего народа. По его книгам я вижу, как растёт, меняется родной узбекский край, чем живут, горят, о чём думают и мечтают его люди. И мне, знавшей Фергану как чудесный, но полудикий в прошлом мир, – мне особенно дороги книги ферганца, писателя-коммуниста Аскада Мухтара».

 

 

Роман «Чинара» – яркий пример мастерства эстетического преображения действительности, и одно из самых весомых достижений писателя, и во всех отношениях талантливое, самобытное полотно, более полувека назад порядком удивившее и порадовавшее читателей новизной содержания. По сути же Мухтар на страницы романа запустит само время, благодаря которому и состоятся знакомства с интересными людьми, «знакомыми незнакомцами». С ними вместе читатель имел возможность поразмышлять над самыми злободневными проблемами, порадоваться и опечалиться, а также вместе с автором проследить сложные, порой причудливо складывавшиеся судьбы людей.

По форме написания «Чинара» (русский перевод Бориса Балтера) явится как нововведение, где каждая глава – обособленный рассказ, состоящий из отдельных повестей, рассказов, легенд, притч. Заставит роман вспомнить и приёмы литературы древнего Востока. И при сём каждая повесть, взятая в отдельности, могла бы запросто претендовать на самостоятельное существование. Но всё они писателем связаны в единое целое общностью идейного замысла, единым сюжетом, героями и, наконец, эмоциональным настроем, усиленным задушевным тоном повествования.

«То не туча на склоне горы, а наша чинара… Говорят, чинаре тысяча лет. Огромный, в двенадцать обхватов ствол, шершавый, в наплывах времени, могуче попирает землю. Чем выше скользит взгляд старика, тем ствол становится белее и как будто моложе. Одна из ветвей нависла над гузаром [гузар – в переводе с узбекского языка – путь следования; оживлённое место на дорогах]. Она самая молодая, ей лет пятьсот, и кора на ней молочно-белая, как девичья кожа, а разлапистые, словно пятерня, листья закипают, шумят на рассветном ветру. Сколько помнит себя старик, чинара была такой. Он не может представить её тоненьким деревцем. Похоже, что жизнь чинары не имеет ни начала, ни конца, а от этого собственная жизнь кажется старику бесконечной».

Так писатель начнёт свой роман – с описания чинары – величественного дерева, навевающего мысли о вечности земного бытия и неистребимости его корней. И на фоне чинары, становящейся по сути символом, и развернётся путешествие по республике, а сама книга превратится в книгу поездок и свиданий. При этом писатель сумеет органически воссоединить прошлое и настоящее узбекского народа, а вместе с тем и народную поэзию с реальностью повседневного быта.

Главными героями романа становятся девяносточетырехлетний старик Ачил-бува, как бы воплотивший в себе лучшие черты узбекского народа, и его внук Азимджан, приехавший из-за границы к нему погостить. Вместе они объезжают своих родственников.

Важно отметить, что матерью Азимджана была любимая дочь Ачила-бувы. А муж её служил у богатого бая, который после Октябрьской революции и уговорил его уйти за рубеж. Там и родился Азимджан, там он вырос и стал преуспевающим дельцом. О родине же своих предков он имел смутное представление, и только поездка по Узбекистану с Ачил-бувой на многое откроет ему глаза. И вот, когда они с дедом сидят в салоне самолёта, заходит у них разговор с соседом-журналистом об истории, в ходе которого Азимджан задаёт деду вопрос:

«– Бува, я думал, что до революции не только в нашем роду, но и во всей Средней Азии царили невежество, нищета, бесправие. Так, по крайней мере, я читал во многих книгах. А теперь узнаю, что Алимтай, отец Камилы, был учителем и вот отец Юлдаша тоже учитель, даже учёный.

– У нас ещё немало любителей всё упрощать, – сказал бува. – Да, в народе были нищета и бесправие, невежество и предрассудки, но были и свои светочи человеческого ума! И история началась не сегодня. И люди пришли к счастью не в один день… Если бы к счастью шли только рабы и невежды, они бы заблудились в пути».

И далее мудрый, многое в жизни повидавший Ачил расскажет о том, как его брат Абдулахад, сосланный властями из Узбекистана под Тулу, встретится там со Львом Толстым, как потом он будет стремиться попрощаться с умершим великим писателем и отдать ему последний долг. «Экскурс в историю» таким образом дополнит мысль о преемственности передовых, прогрессивных традиций внутри одной культуры мыслью о том, как жизнь тесно связывает культуры разных народов. А если обратиться к тем страницам, в которых повествуется о судьбе сына Ачила-бувы Алимтая, о том, как он попал в Казахстан, в Кокчетау, как встретился и подружился там с Валерианом Куйбышевым и сам стал революционером, то придётся не только удивиться тому, какие поразительные встречи готовит людям жизнь, но и согласиться с тем мнением, что путь к свободе разные народы искали сообща.

По-своему интересен и сын Ачила-бувы – Ариф Ачилов, секретарь одного из райкомов партии. Правда отец судит о сыне по-отцовски сурово: «всего лишь хороший человек». Мысли же этого «хорошего человека» выглядят любопытно, в них не только самостоятельность, трезвое понимание действительности, но и стремление изменить жизнь к лучшему.

Истории разных людей, рассказы о прошлом, думы о настоящем в романе «Чинара» показывают непрерывность самой народной жизни, в которой, конечно, многое странное, удивительное, причудливое случается и бывает. И постижение различных жизненных ситуаций, их некоторый философский анализ делают это произведение не только увлекательным, но и познавательным, а также требующим мыслительной деятельности с последующим формулированием выводов и заключений. Впрочем, писатель читателям своих обобщений в романе не навязывал. Куда важнее ему представлялось читателя к определённым мыслям подвести, ненавязчиво, без каких-либо нареканий и подсказок. Пульсирующая мысль в его представлении не должна приходить к человеку по чьему-либо желанию и повелению. Да и каждый свободный человек вправе не просто мыслить самостоятельно, но и отстаивать свои мысли, взгляды, суждения и оценки. В понимании же этой бесспорной истины Мухтар видел и залог творческой индивидуальности, без которой настоящему писателю, почитай творцу, никак не обойтись.

Тут же отметим, что Мухтар к литературе, как широчайшему и сложнейшему виду творчества, относился достаточно взыскательно и требовательно. И о своих взглядах на неё он не единожды публично высказывался, причём порой резко, в чём-то даже безапелляционно.

«Я недолюбливаю литературу, которая легка на подъём, легка на помин, что ли, – отмечал Аскад Мухтар в дискуссии с ташкентским переводчиком и редактором Григорием Резниковским, опубликованной в апрельском номере журнала «Звезда Востока» за 1987 год. – Настоящая литература – это общечеловеческая ценность. Некоторые сейчас говорят о каком-то «взрыве», после которого как будто начнётся эпоха совершенно новой литературы. С этим я совершенно не согласен. Литература живёт тысячелетиями, начинается с Гомера и даже раньше, с народных преданий.

Литературный процесс – это развитие лучших традиций, а не отрицание предшествующего и создание принципиально нового… Литература не занимается суетой. Литература больше занимается какой-то уже устоявшейся правдой…

Своевременность правды… Она зависит от того, как правда воспринимается обществом, от социально-политической атмосферы общества…

Нет прожитой жизни – о чём писать? Если жизнь примитивна, то и писанина твоя примитивна.

Я считаю самыми сильными писателями тех, чья судьба оплачена кровью и потом, кто сам перенёс все невзгоды и боль, которые пережила страна. Хорошо, когда в опалённом сердце много нежности. Оно не знает мелочной обиды, и творение тогда – поступок, мужественный самоотчёт о жизни. Это и ответственность. Это и обострённая боль эпохи… Общность трудностей, испытаний объединяет души людей, рождает правду. Если в жизни есть рана, трещина, и она проходит через сердце, тогда писатель берётся за перо».

Прозаические произведения Мухтара были разноплановыми, в них присутствовало много действующих лиц. Темы же, сюжеты его прозы очень разнообразны. Действие первой повести писателя «Там, где сливаются реки» разворачивается в первые послевоенные годы на крупном металлургическом заводе. Роман «Сёстры» он посвятит событиям первых лет социалистического строительства в Узбекистане, когда борьба с басмачами, перестав быть открытой, останется, тем не менее, такой же напряжённой.

 

 

Не гнушались никакими средствами противодействия новой власти тогда и местные баи, и иностранные агенты. И в этой тревожной обстановке группа женщин-ткачих, ушедших из мастерской бая, организует женскую артель и свой артельный магазин. А затем на окраине старого города начнётся строительство ткацкой фабрики, первый камень на постройку которой заложит простая ткачиха Анахон. Её судьбе, пожалуй, писатель в романе и уделит главное внимание. В образе же этой сильной и волевой женщины, однажды заявившей, что спорить «надо с открытым лицом», он и раскроет весь непростой путь, пройденный узбекской женщиной во имя обретения свободы и возможности распоряжаться своей жизнью самостоятельно.

 

 

А в «Каракалпакской повести» речь пойдёт о становлении Советской власти в Каракалпакии, о том, как нелегко и непросто менялось сознание народа, привыкшего к патриархальным устоям. В романе «Рождение» Мухтар поведает уже о жизни молодых людей 50-х годов на большой стройке, а также о столкновении двух нравственных концепций, двух духовных мировосприятий, одна из которых всецело опиралась на личностный рост и инициативу, а вторая на закостенелость мышления и строгое следование по жизни инструкциям, исключающим какие-либо новшества. А роман «Время в моей судьбе» охватывал события предвоенных, военных и послевоенных лет. Повесть же «Узки улочки Бухары» рассказывает о дореволюционной Бухаре, куда в 1912 году из России вернулся юноша Файзулла, наследник богатого торгового дома, который через каких-то восемь лет, в 1920 году, станет государственным деятелем Файзуллой Ходжаевым, известным в качестве одного из организаторов свержения эмира Бухары и первого председателя Совета народных комиссаров Узбекистана.

Об этой повести, действие которой ограничено 1912 – 1914 годами, её главном герое Вера Чайковская на страницах «Литературного обозрения» (1987, № 11) писала:

«Сам герой повести – юный Файзулла, метания которого и составляют её сюжетный костяк, производит впечатление несколько умозрительной фигуры, как, впрочем, и его метания…

В повести Аскада Мухтара немало горьких сетований по поводу отсталости, забитости, косности дореволюционной Бухары. Говорится и о прежнем величии культуры Востока…

В повести Аскада Мухтара вроде бы ведутся нравственно-философские и религиозные диспуты, посвящённые культуре Востока, но всё это как-то абстрактно-расплывчато, лишено адреса, не ориентировано на связь с современностью. Культурное прошлое Востока здесь выступает скорее в своём музейно-этнографическом варианте. Отсюда и такое внимание к обрядово-ритуальной стороне жизни: обряду молитвы и трапезы, путешествию к святым местам, похоронам…»

И всё же рассказ о юном Файзулле Ходжаеве, жизнь которого трагически оборвалась в 1938 году (после он был посмертно реабилитирован), и авторитет которого в Советском Узбекистане был высоким, для узбекской литературы окажется важным и востребованным.

Аскада Мухтара следует считать счастливым писателем, ведь практически все его поэтические, прозаические и публицистические произведения оказались тепло принятыми читателями. И так случилось потому, что он посвящал своё творчество родному Узбекистану, о котором и считал необходимым писать. Писать талантливо, смело, новаторски, так, чтобы заинтересовать современника, жившего в XX веке, и что-то оставить потомкам, тем, кому писатель искренне желал большой, полнокровной, высоконравственной и счастливой жизни в веке XXI. И следует признать, что его писательское наследие в нынешнее время не растеряло свой привлекательности и актуальности. Оно по-прежнему достойно того, чтобы к нему вдумчиво обращаться. И, поверьте, Аскад Мухтар своих новых читателей не разочарует…