Вокруг Набокова
О современном образе и рассказах писателя
№ 2024 / 3, 27.01.2024, автор: Владимир ВОРОНОВ (Республика Карелия)
Шахматы, бабочки, синестезия, «Лолита»… Среди русских писателей 20 века Набоков приобрёл, вероятно, самый привлекательный образ, но содержание его произведений от этого нисколько не поменялось. В 1958 году он пишет эссе «Пошляки и пошлость», где восстаёт против обывателей, а в 21 веке становится главным объектом обывательской-«мещанской» любви.
Скажем, есть у человека развлечение – читать пользовательские рецензии на LiveLib. Никогда не знаешь, что тебя встретит: свежий взгляд на зачитанную книгу или отзыв, достойный анекдота. Таковой оказалась небольшая рецензия на повесть Набокова «Соглядатай». Девушка, автор рецензии, жаловалась, что так и не поняла из сюжета перемены, произошедшей с литературным героем, и ей пришлось обратиться к Википедии за пояснением. За это она наградила повесть тремя звёздами из пяти. Мотивы для неоднозначной оценки осмыслить тяжело, а брови поднимаются против воли, когда видишь в профиле молодой девушки более 800 прочитанных книг…
Случай не единственный. Пикантная тема «Лолиты» и последующие экранизации перевели роман и всё творчество писателя из разряда сложной модернистской литературы, где, вероятно, Набоков и хотел бы оставаться, в самое сердце поп-культуры. При этом у современного читателя набоковские романы попадают на полку «произведений, которые надо бы прочитать», но которые всегда откладываются в сторону в силу своей непонятности, туда, где теперь покоятся, например, «Божественная комедия» или «Фауст».
Назревает вопрос – может ли автор, который говорил, что настоящую литературу «нужно разгрызать, с наслаждением перекатывая языком во рту», и писал эссе о пошлости, стать литературной поп-иконой? Как показывает история и установившийся образ Набокова-охотника на бабочек – вполне может. Вот что он писал об этом сам:
«Обыватель не отличает одного автора от другого; читает он мало и всегда с определённой целью, но может вступить в общество библиофилов и смаковать прелестные, прелестные книги: винегрет из Симоны де Бовуар, Достоевского, Сомерсета Моэма, «Доктора Живаго» и мастеров эпохи Возрождения».
Следует полагать, что современный винегрет состоял бы из Чака Паланика, Буковски, Стивена Кинга и «Лолиты».
Имидж Набокова создаёт неверное ожидание у читателя и играет с ним злую шутку. Рассчитывая пролистать блокбастер о любви к маленькой девочке, тот натыкается на словесный гранит и отворачивается от автора целиком, упуская интереснейшие пласты его творчества. С этим я сталкивался неоднократно: почти все мои знакомые не смогли уйти дальше середины «Лолиты», а после забрасывали книгу.
В связи с этим предлагаю вспомнить золотой закон литературы – знакомиться с автором с рассказов. Обратимся к трём сборникам Набокова («Возвращение Чорба» 1929 г., «Соглядатай» 1938 г. и «Весна в Фиальте» 1956 г.) и посмотрим, что обычно остаётся сокрытым за поп-образом писателя.
Преимуществом рассказов всегда было то, что они позволяют быстро вникнуть в творчество автора и, если вдруг читателю не понравится, не истязать себя в попытке дойти до финала, а просто отложить книгу после очередного рассказа, давшегося титаническим трудом. К прозе Набокова это имеет непосредственное отношение. Насыщенные словесные описания – неотъемлемая часть его стиля. Здесь же встречается первая ловушка: на поверхности Набокова традиционно изображают как мастера витиеватого языка навроде Марселя Пруста и упускают из виду его находчивость в сюжете.
А ведь именно с точки зрения структуры набоковские рассказы приобретают лоск и уникальность: сюжеты держат читателя в напряжении, пока автор заигрывает с привычным предвкушением. Каждый поворот в фабуле осуществляется при содействии «почти»: героя почти убили, он почти ушёл от настойчивого собеседника, почти провёл хороший вечер с семьёй, почти издал гениальную книгу, почти оказался идеальным литературным героем, почти обрёл счастье… В последнее мгновение, когда, казалось бы, уже все шаги к логичному завершению сделаны в ногу с читателем, Набоков искусно переворачивает события. В этих незначительных бытовых сценах ему неоднократно удаётся вывернуть наизнанку самую неприглядную часть человеческого существования. Показательными в этом отношении являются рассказы «Обида» и «Ultima Thule». Первый, как ни странно, вызывает ужасное, просто нестерпимое, чувство несправедливости. Второй – огорчение от ускользнувшей истины.
Интересны также эксперименты, которые не столь типичны для романов писателя. В «Соглядатае» можно встретить любопытное разнообразие жанров: в категорию немногочисленных «детских» произведений попадают упомянутая «Обида» и «Лебеда», есть почти приключенческий рассказ «Terra Incognita». В последнем же сборнике выделяется «Истребление тиранов», которое открывает необычный взгляд на модный ныне жанр антиутопии. Удивительная находка, которая, кажется, не обыграна до сих пор нигде, кроме этого рассказа, – идея, что не сам тиран приносит несчастье, а его образ, который хранят в себе люди.
Другой особенностью, которая заставляет обращаться к сборникам, является чрезвычайное понимание природы человека в рассказах. Часто Набокову удаётся схватить ощущение, которое будто бы всю жизнь крутится на языке и которое никогда не получается выразить. Он же просто-напросто заключает его в абзац или пару строк. Чего только стоит этот фрагмент из «Путеводителя по Берлину»:
«– Не понимаю, что вы там увидели, – говорит мой приятель, снова поворачиваясь ко мне.
И как мне ему втолковать, что я подглядел чьё-то будущее воспоминание?»
Об этой набоковской черте писал Владислав Ходасевич в качестве реакции на роман «Дар»:
«Иногда в одну фразу он вкладывает столько разнообразного материала, сколько другому, более экономному или менее одарённому писателю хватило бы на целый рассказ».
От «Возвращения Чорба» к «Весне в Фиальте» можно легко отследить путь становления литературного мастерства Набокова: всё чаще сторонние герои обращаются в лирическое «я», всё реже он бросается в словесные эксперименты, сами слова приобретают большую ёмкость, а сюжеты – стройный порядок. Образцовой видится, например, структура рассказа «Круг», начинающегося со слова «во-вторых». И если рассказы в «Возвращении Чорба» постепенно сливаются в памяти в монолитное, скорее романное, представление о Берлине, показанное нам под плёнкой эмигрантской жизни, то в «Весне» и отчасти в «Соглядатае» каждый рассказ оставляет свой уникальный оттиск.
Многие рассказы из сборников позже стали основой для романов. В повествовании рождаются те герои, которые станут персонажами «Машеньки» и «Защиты Лужина». Идеи же, взятые ранним Набоковым, в романах приобретают больший масштаб. Это делает сборники идеальным порогом вхождения в набоковскую прозу.
Пожалуй, в этом и заключается главная рекомендация для тех, кто ещё не начинал Набокова или в прошлом разочаровался в его произведениях. Стоит обратиться к рассказам, и почти наверняка найдётся что-то по душе, и эту разборчивость нетрудно перенести к романам. Тем приятнее чтение, когда знаешь, чего ожидать.
Устоявшийся образ Набокова как словоохотливого автора «Лолиты» с большим количеством хобби хотя и внешне верен, но слабо показывает самые выдающиеся его таланты.
Порой необходимо задуматься о том, как образы писателей, укрепившиеся в массовом сознании, определяют наш читательский выбор. Не стоит и забывать старинный совет – начинать с малого. Хорошо, если кто-то остановится на повести в условные 40 страниц и, составив мнение, пойдёт дальше. Человек же, который выцепил идефикс о романах-мировой-литературы-которые-должен-прочитать-каждый, рискует упустить много интересного, когда споткнётся о первый же камень и отобьёт у себя всякую тягу к книгам. Чтение должно приносить удовольствие.
Да уж, Лолита действительно стала поп-культурной костью, которую до сих пор обгладывают все кому ни попадя. По мне, так лучшее из набоковской прозы – Защита Лужина. Но это явно чтение не для девочки с интернет-ресурса.
А из англоязычных — “Пнин”. Всё-таки надо учитывать, что “Лолита” писалась для американского читателя (читательниц), по преимуществу студентов (студенток)-филологов. По признанию самого Набокова, русский язык к тому времени уже перестал его слушаться, поэтому и автоперевод для самого Набокова слабоват, больше он сам себя не переводил.
Мне нравились стихи Набокова и с интересом читала его комментарии к Пушкину и Гоголю.