Закон поля Гавриила Троепольского

Рубрика в газете: Человек-легенда, № 2021 / 38, 13.10.2021, автор: Владимир ПЕТРОПАВЛОВСКИЙ (г. Воронеж)

В одном из залежавшихся журналистских блокнотов, которых немало собралось за мою газетную жизнь, наткнулся я на кратенькую запись: «27 апреля 1984 года. Скамейка в сквере у памятника Петру Великому. Беседовали втроем – наш мэтр Гавриил Николаевич Троепольский, собкор газеты «Советская Россия» Александр Пятунин и я. Разговор начался с малых речушек, взывающих о спасении, и завершился воспоминаниями Троепольского о своей былой агрономической деятельности. Поразительно: автор всемирно известного «Белого Бима» гордится своей самой первой книгой – «Просо», выпущенной в 1951 году Воронежским книгоиздательством. Оказывается, в глубине души писатель Троепольский – все тот же безотдышный агорном!»
Дневниковая запись дает шанс зримо возродить в памяти то, что ушло, отдалилось временем, но благовестно сбереглось в душе. Сегодня, по истечении стольких лет, вспоминаю, как, прогуливаясь с моим другом Саней Пятуниным по каштановой улице Чайковского и жарко обсуждая вариант нашей будущей статьи об экологии для «Советской России», повстречали мы неспешно идущего навстречу самого Гавриила Николаевича Троепольского. Просто не мог экспрессивный Сан Саныч не воспользоваться таким подходящим моментом, чтобы тут же не поделиться с писателем о самых последних новостях на реке Битюг.
Оказывается, перед тем, как там, на стыке трех областей Воронежской, Липецкой и Тамбовской – провести Большой сход граждан в защиту малых речек, – осмелился Сан Саныч попросить писателя Троепольского тоже съездить туда, тоже сказать свое писательское слово. С благословения «Советской России» было поручено собкору Пятунину принять там Обращение ко всем россиянам, чтобы дать толчок общественному движению – «Малым рекам – большую жизнь!»
Призывал проект этого Обращения всех, кто болеет за Мать-Природу, за сбережение наших самых богатых в мире черноземов – сделать самое простое дело. Если каждый высадит у берегов хиреющих речушек, по оврагам и балкам хоть по троице деревьев, да польет их хоть иногда, то как зазвенит округа через годы! А если всем миром расчистить каждый позабытый родничок, вынести из водоохранных зон животноводческие стойбища, построить каскады плотин и прудов, то станут наши ручейки и речушки былым эталоном чистоты – прямо хоть черпай живой хрусталь ковшиком ладони.
Всю эту истину писатель Гавриил Троепольский давно выносил в своем сердце. И высказал ее на всю державу в своем сердитом публицистическом очерке – «О реках, почвах и прочем», что был напечатан в 1965 году в январском номере журнала «Новый мир». Прочитав тот проект Обращения, Гавриил Николаевич сказал, что голосует за него обеими руками. Но, к великой досаде, выехать на Битюг не может. Ездил на днях в свои острогожские места порыбачить и крепко простудился. И если слово Троепольского так необходимо тому сходу, то он заочно, от всей души, желает им, тревожным людям, всяческих успехов в украшении своей земли.
– Передал я гражданам ваши слова, – доложил Сан Саныч Троепольскому при нашей встрече на улице Чайковского. – Аплодисменты были. Знают Ваши «Записки агронома», которые будто с их деревенской жизни списаны. Были у них и свои – те самые «Гришки Хваты», «Никишки Болтушки», «Тугодумы». Только, говорят, они и поныне не перевелись – не дают нашему полю дышать и работать спокойно.
И главную новость сообщил Сан Саныч Троепольскому. Когда на Большом сходе граждан трех областей отзвучали все речи, народ, вооружившись кирками и лопатами вышел копать ямки у маленькой речки Безымянки, что впадает в Битюг. Было высажено по берегам свыше тысячи топольков, березок, ракит. Славные получились защитные зеленые редуты. И этому святому делу не помешали никакие административные границы. На днях газета «Советская Россия» выходит с тем самым выношенным на практике «Обращением» – всенародно помочь малым рекам. Так что у нас есть достойный повод – выпить по стопочке коньяку за то, чтоб этот зов дошел даже до «Тугодумов» и всякого рода мимоглядов, которые пока трудно перевоспитываются.
– Ну, коли так, – рассмеялся Гавриил Николаевич, – то в знак их скорейшего перевоспитания я готов пригубить чуток.
После кафе мы присели на лавочку в ближайшем Петровском сквере. Помнится, Гавриил Николаевич обратил тогда внимание на первый одуванчик, который улыбчиво расцвел у пригретого апрельским солнышком каменного подножия императора Петра. Раздумчиво раскуривая папироску, проговорил:
– Когда в пятьдесят шестом году кинорежиссер Станислав Иосифович Ростоцкий снимал картину «Земля и люди» про моих литературных героев, то он спросил меня – какой полевой цветок мне наиболее предпочтительнее? Нет, не ромашку я назвал, не какой-нибудь колокольчик или василек, а вот этот самый одуванчик, чем поверг в удивление Станислава Иосифовича. Мол, это же – сорняк! С какой стороны, говорю, на этот цветок поглядеть. Если с точки зрения уполномоченного из райкома, то, да сорняк. Если с точки зрения пасечника или бабули-целительницы, то это – кладезь, бесплатная аптека. Первый золотой взяток несет в улей пчела. А если у тебя неполадок с печенью или желудком, то лучшего лекарства по весне – и не найти! А, ежели, ты поэт в душе или художник, то этому одуванчику – первому маленькому солнышку на земле, – после долгой, холодной зимы оду хочется пропеть. Сорняка, говорю, на свое поле только лишь плохой хозяин допускает, который вперед не смотрит, днем одним живет. Такой ответ дал я тогда кинорежиссеру Ростоцкому. Культура поля, ведь, всегда идет рука об руку с культурой человека. И тут ничего – ни убавить, ни прибавить.
Собкор «Советской России» Пятунин враз ухватился за эту «культуру». Да, это основополагающая мысль для будущей публицистической статьи – агронома и писателя Троепольского! Когда ее внести в редакционный план? Да и сама фамилия «Троепольский» скажет читателям о многом. Эта фамилия, понятно, – от слова «трехпольщина». Стало быть, и в далекую пору придерживался наш крестьянин азов земледельческой культуры. Одно поле шло у него под озимые, другое – под яровые, а третье было «под паром», отдыхало.
– Сан Саныч, – извиняюще улыбнулся Гавриил Николаевич, – все это так. Но сейчас я завершаю роман «Чернозем», который ждет Воронежское книгоиздательство. Это – раз. Во-вторых, я не научился в публицистике говорить на полутонах. Если, как говорится, – крыть, то уж по полной. За это помнится, бубухнуло мне от властей за ту новомировскую статью «О реках, почвах и прочем». Зачем, мол, выносить сор из избы? Мы без тебя, дядя, разобрались бы в этом вопросе. Главный редактор журнала Александр Трифонович Твардовский крепко тогда за меня заступился. Аж до ЦК дошел. Оттуда вскоре к нам, в Воронеж, специальную комиссию снарядили. Проехала она по берегам наших заиливших, заросших камышами речушек и пришла к выводу – осушение земель в нашем краю пониженной влажности – большая ошибка. Было принято специально постановление по моему очерку. И часть малых речек была спасена. Только вот далеко не всегда идет урок впрок. Если говорить о культуре нашего земледелия, то и сегодня она частенько не дотягивает до агротехнических норм. Ездил я прошлом году порыбачить в свои острогожские места. Так вот на краю одного поля увидел целую гору фосфорных раскисших удобрений, про которую, похоже, давно позабыли. Приходилось встречаться и с такой нескладицей: с поля, с которого обычно брали по двенадцать-пятнадцать центнеров зерна и очень радовались этому, вдруг стали намолачивать вдвое больше. И только потому, что догадались, наконец, законопатить щели в комбайне. Что же, выходит, из года в год половина урожая не за понюх табаку по ветру рассеивалась?..
– Вот-вот, об этом и напишите нам, Гавриил Николаевич – не отступал Пятунин. – Помню, когда я работал в «Комсомолке», вы такой очерк нам подарили про «Ночную борозду», который натолкнул всех нас на большие размышления. Это опять же из той области – исполнения дела. Посадили хлопца на трактор пахать в ночь. Но почему именно ночью? Да потому, что важно было отрапортовать начальству, что и они не лыком шиты – инновационно организовали в бригаде двухсменку. А ведь можно было сделать днем, без экстрима, когда поле перед тобой, как на ладони, и не клюет хлопчик носом за рычагами.
– Как забыть? – Гавриил Николаевич раздумчиво протер очки. – Как же, помню того парня из статьи в «Комсомолке», который не доспал в прошлую ночь, провожая до рассвета свою зазнобу из клуба…
А потом вспомнил Гавриил Николаевич у бронзового Петра про свое родное село Новоспасское в теперешнем Грибановском районе Воронежской области. Вспомнил целеполагание, на что терпеливо настраивал их, шестерых детей, батюшка Николай Семенович. Служил он в церкви священником. И не только в храмовых проповедях, но и у домашнего очага как бы между прочим, напоминал им, подрастающим чадам: «Земля в солнечном дыму – от любви Господней. Но заслужить эту любовь можно лишь своими праведными делами». В красном углу их горницы лежали зачитанные в четырех томах книги первого министра Земледелия России – Александра Сергеевича Ермолова – «Народная сельскохозяйственная мудрость». Про хлебушек там было сказано: «Там и рай, где хлеба край». Этот хлеб и растили Троепольские в своем трехпольном хозяйстве. Жил их батюшка Николая Семенович для увеличения красоты земли, радуясь, что миряне его слушают, понимают. Любил батюшка повторять: «Одна пчела немного меда натаскает». Обществом крыли крышу вдове. Обществом вспахивали надел немощному старику. Обществом и пожар тушили, ибо нет при пожаре ничего дороже соседского ведра с водой.
Дорогу в жизни выпускник деревенской школы Троепольский не выбирал. Дорога его сама позвала, куда надо. После окончания Борисоглебского сельскохозяйственного училища учительствовал в сельских школах, а после коллективизации целиком перешел на агрономическую работу. Лабораторией поиска сделалась сама жизнь, земля, а нужную литературу доставляла почта. Счастливым приобретением стала для начинающего агронома книжица «Письма из деревни». Принадлежала она профессору земледельческого института в Санкт-Петербурге Александру Николаевичу Энгельгардту, учившего когда-то того самого министра земледелия Ермолова, с его четырехтомником «Народная сельскохозяйственная мудрость».
Сосланный за «вольнодумство» в одну из глубинных смоленских деревенек, опальный профессор, хозяйствуя по всем правилам науки, так поднял в своей округе земледелие, что к нему из-за любопытства специально приехал уже знаменитый тогда почвовед Василий Васильевич Докучаев. «Я верю в русского человека, – говорил ему профессор, – я убежден, что это так будет, если мы, русские, введем новые способы хозяйничанья. Лишь бы нам, опытникам, чиновники не мешали». Тогда и родилась крылатая фраза Энгельгардта: «Агрополитически чиновникам надо землю пахать. А если пахать не будут, то пусть так и живут. Мы и платить им готовы, только бы не указывали, не тыкали, куда нам плевать: направо или налево». Эту едкую фразу Энгельгардта, письма которого публиковались в журнале «Отечественные записки» и которые, по свидетельству историков, с большим интересом читал сам Карл Маркс, и процитировал нам с чувством Гавриил Николаевич. Знать, и его самого крепко допекали когда-то эти «агрономические чиновники»!
Засиделись мы на лавочке в Петровском сквере, беседуя с живым классиком. Лауреат государственной премии СССР. Лауреат международных литературных премий. В скором времени присядет его скульптурно вознесённый Белый Бим Черное Ухо погреться под солнышком на городской площади перед Театром кукол. Отглаженный множеством дружеских, участливых ребячьих рук, уж не будет казаться слишком темным левое бронзовое ухо пса. Засияет оно под солнышком добрым, ответным светом, отчего и сам Бим станет добрее посматривать на мир, на всех нас.
Напоследок, помнится, мы спросили Гавриила Николаевича, не разлучил ли его верный Бим, обежавший всю планету, с тем самым главным, чему столько лет безотдышно служил агроном и писатель Троепольский: земле-матушке.
– Нет, не разлучил, – ответил он просто. – В переводе с латинского слово «агроном» так переводится – агро, что значит «поле», и ном – закон. Закон поля хочет хорошо устроить жизнь людей. Но сможет он это сделать лишь в том случае, если сами люди хотят, чтобы им было хорошо. Так что, без нашего умудрения, совестливости, доброты всем нам, на земле живущим, ну, никак не обойтись! Разве не об этом хотел поведать миру мой Бим?..