Почему КОНСТАНТИН СИМОНОВ проиграл скульптору ВУЧЕТИЧУ

№ 2015 / 42, 25.11.2015

Каменная пышность оказалась сильней трезвых расчётов

 

Ещё в конце 1950-х годов советское руководство приняло решение о создании памятника-монумента героям Сталинграда. Многие художники ожидали, что будет организован конкурс на лучший проект. Но консервативное крыло в партаппарате убедило секретаря ЦК Екатерину Фурцеву заказать монумент скульптору Евгению Вучетичу.

В кругах московской интеллигенции отношение к этому мастеру было сложным. Безоговорочной поддержкой он пользовался лишь у охранителей. Либералы же считали его обыкновенным ремесленником, который поставил на поток производство монументов советским вождям. Доля правды в упрёках прогрессистов, конечно, была. Ещё в мае 1953 года руководство отдела науки и культуры ЦК КПСС отмечало, что Вучетич один и тот же монумент Сталину, только в разных размерах, умудрился установить на Волго-Донском канале и в Калининграде. Потом ещё выяснилось, что за свою халтуру мастер отхватил более полумиллиона рублей, когда шесть других получили в общей сумме всего двести пятьдесят тысяч. Но следовало признать: порой скульптор умел делать и шедевры. Пример тому – ансамбль советским воинам в Трептов-парке в Берлине.

В ЦК знали о любви Вучетича к орденам и премиям. Скульптор разным цацкам придавал огромнейшее значение. Поэтому когда в 1957 году ему неожиданно не дали недавно учреждённую Ленинскую премию, его чуть удар не хватил. Мастер тут же организовал поток жалоб лично Хрущёву.

В истории с премией Вучетич увидел козни авангардистов и их покровителей. Он считал, что представители левого течения в искусстве не могли простить ему отстаивание реалистической традиции в культуре.

Вучетич действительно полжизни, если не больше, посвятил борьбе с авангардом. Когда он в мае 1956 года узнал о том, что литературный генералитет собрался позвать в Советский Союз Давида Бурлюка, то его просто охватила ярость. Скульптор тут же поспешил обратиться к Ворошилову. Он писал:

«Дорогой Климент Ефремович!

На днях в Москву, по приглашению Правления С.С.П., приехал из США эмигрировавший туда в первые годы советской власти писатель и художник Давид Бурлюк.

Д.Бурлюк принадлежал к группе крайних формалистов советского изо-фронта. В настоящее время он издаёт в США левый-формалистический журнал, который рассылает бесплатно своим «подписчикам».

Для характеристики его «творчества» привожу одно из написанных им четверостиший:

 

«Но стёкол окон кувыркала,

А фонарь засверлил поцелуи,

Я лимоном трамвай вертикалил,

Загазетивши шуллерство клубе

                                           и т.д.»

 

Зная о том, что бывший одессит Давид Бурлюк является на протяжении всей своей жизни последовательным и сильным врагом искусства социалистического реализма, кому-то, вероятно, очень понадобилось, чтобы Давидка Бурлюк приехал в Советский Союз именно теперь, когда эстетско-формалистические тенденции снова вспыхнули в нашем искусстве.

Я не знаю, какие «откровенные» беседы проведёт Бурлюк с нашей молодёжью, я только знаю, что для воспитания человека на высоких моральных принципах не всегда хватает четверти столетия, а для превращения его в ничтожество часто бывает достаточно одной пьяной ночи, которую великолепно может организовать и провести нынешний миллионер и американский подданный Давид Бурлюк.

Дорогой Климент Ефремович, я пользуюсь случаем, чтобы передать Вам, родной, самые наилучшие пожелания в связи с Маем.

С глубоким уважением и любовью».

(РГАНИ, ф. 5, оп. 36, д. 19, лл. 56–57).

 

Ворошилов распорядился показать письмо Вучетича всей партийной верхушке. Но в партаппарате никакой опасности в поездке Бурлюка не увидели. Отдел культуры ЦК сообщил: «Опасения т. Вучетича в том, что Бурлюк сможет оказать вредное влияние на нашу творческую молодёжь, считаем необоснованными».

В какой-то момент сложилось мнение, что Вучетич собрался организовать и возглавить движение в поддержку русской культуры. Аргумент приводился такой: зря ли художник в 1958 году планировал обратиться в Президиум ЦК КПСС с письмом о трагическом положении в отечественном искусстве. Составить письмо должен был Иван Шевцов, который набил руку на борьбе с космополитами ещё в 1949 году. Но тут правда переплелась с вымыслом. В реальности Вучетича всегда волновало лишь одно – его собственное положение, а не судьба народа. Но только скульптурами сохранить свои позиции на олимпе у мастера не получалось. Поэтому ему пришлось задействовать ещё и лозунги. Однако Вучетич знал, до каких пределов можно было использовать национальную карту. Он никогда черту дозволенного не переступал. Стоило ему увидеть, как Шевцов перегнул палку, художник моментально организовал утечку информации в ЦК и, по сути, отмежевался от радикальных акций. Шевцов потом за идею обращения в Президиум ЦК отдувался в одиночку.

Впрочем, в 1958 году Шевцов ещё не верил в вероломство Вучетича и продолжал его поддерживать. Он первым в близких ему изданиях ринулся восхвалять сделанные художником эскизы сталинградского монумента. В частности, одна из его восторженных статей появилась в начале 1960 года в журнале «Советский воин». Против же выступил Борис Полевой. Он 7 февраля 1960 года напечатал в «Комсомольской правде» свои возражения.

Вучетич запаниковал. Он знал цену Полевому как писателю. Никакой художественной ценности книги Полевого не имели. Но Полевой оставался влиятельной фигурой в Союзе советских писателей. Он мог настроить против скульптора общественность. Впрочем, Вучетич даже не этого опасался. Ему прекрасно было известно другое, что Полевой пользовался доверием главного партийного идеолога Михаила Суслова и нередко выполнял очень деликатные поручения ЦК партии в Европе. Вучетич долго пытался просчитать, высказал Полевой своё отрицательное отношение к его проекту по собственной воле или по личной просьбе Суслова.

Прояснить ситуацию мог бы близкий к Суслову заведующий отделом культуры ЦК Дмитрий Поликарпов, который вроде всегда симпатизировал охранителям. Однако тот предпочёл уклониться от разговора на эту тем. Он сослался на то, что в партийном аппарате за «Комсомольскую правду» отвечал совсем другой отдел – отдел пропаганды и агитации ЦК по союзным республикам, который ещё в 1958 году возглавил новый любимчик Хрущёва – Леонид Ильичёв. А Ильичёв всё никак не мог выкроить время для приёма скульптора.

Неожиданно на защиту Вучетича ринулся заведующий отделом науки, школ и культуры ЦК КПСС по РСФСР Николай Казьмин. Своё вмешательство в печатную дискуссию этот партийный функционер обосновал тем, что за создание памятника героям Сталинграда отвечало министерство культуры России, которое курировал как раз его отдел. Но у Казьмина были и другие причины влезть в сложившуюся ситуацию. Он уже давно не знал, как одёрнуть Полевого. По его мнению, Полевой слишком часто стал потакать либералам, а в 1956–1958 годах чуть не затравил верного партии Всеволода Кочетова. Партийный чиновник не сомневался в том, что в деле с проектом Вучетича большинство секретарей ЦК КПСС поддержат его, а не Полевого.

22 февраля 1960 года Казьмин послал в ЦК КПСС записку. Он отметил:

«Критические замечания Б.Полевого по проекту памятника дают искажённое представление о проекте памятника и вводят в заблуждение общественность. Б.Полевой указывает, что в центре ансамбля намечено расположить золочёную фигуру юноши. Это утверждение не соответствует действительности, так как золочёных фигур в проекте нет. Эта скульптура была снята автором в предварительном варианте проекта.

Также является неправильным утверждение, что зелёный холм будет зажат гигантским белокаменным стелобатом. В действительности проектом предусмотрено сооружение на естественной вершине Мамаева кургана основной скульптурной группы монумента на небольшом постаменте.

Не соответствует действительности и утверждение Б.Полевого о том, что десятки миллионов рублей будут затрачены на «гранитные одежды Мамаева кургана», так как сооружение всего ансамбля предусмотрено из высококачественного бетона, являющегося самым дешёвым строительным материалом.

Предложение Б.Полевого о необходимости проведения конкурсов на проекты наиболее крупных памятников является правильным. Однако в данном случае проведение конкурса не вызывалось необходимостью. Проект памятника героям Сталинграда был всесторонне обсуждён и положительно оценён художественной общественностью. В Сталинградском дворце труда состоялось общегородское обсуждение проекта, на котором присутствовало около 700 чел. В обсуждении принимали участие жители города, участники боёв за Сталинград, архитекторы, художники, писатели и другие. Проект рассматривался в Сталинградском обкоме партии и облисполкоме с участием маршалов Советского Союза Ерёменко и Чуйкова. Проект памятника получил высокую оценку крупнейших советских скульпторов и архитекторов, являющихся членами Государственного художественного совета по монументальной скульптуре. Он обсуждался и был одобрен на расширенном заседании президиума Академии художеств СССР с участием виднейших мастеров искусства, писателей и военных специалистов. Главным военным консультантом памятника является герой Сталинградской битвы маршал Советского Союза В.И. Чуйков. Проект памятника также одобрен коллегией Министерства культуры РСФСР и утверждён Президиумом Совета Министров РСФСР.

В связи с этим выступление Б.Полевого является неверным, дезориентирующим общественность и неправильно оценивающим творчество одного из крупнейших советских мастеров в области монументальной скульптуры. Об этом же свидетельствуют отклики участников Сталинградской битвы, поступившие в Отдел науки, школ и культуры.

Редакция «Комсомольской правды» допустила ошибку, поместив непроверенные материалы.

Полагали бы необходимым обратить внимание редакции «Комсомольской правды» на более тщательную проверку публикуемых материалов и рекомендовать поместить прилагаемое ответное письмо из Сталинграда».

(РГАНИ, ф. 5, оп. 37, д. 84, лл. 20–21).

Дальше Казьмин озаботился тем, чтобы его записка сначала попала именно к Фурцевой, хотя его непосредственным куратором был Поспелов. Дело не в том, что он сомневался в Поспелове. Казьмин отлично знал, как Поспелов ненавидел либерализм. Он опасался другого. Поспелов слыл очень осторожным человеком и наверняка, прежде чем дать ход записке, решил бы для начала узнать мнения Ильичёва, а то и самого Суслова, а в итоге было бы упущено время. А Фурцева нередко действовала импульсивно. К тому же именно она отвечала в ЦК за Союз художников.

Фурцева оправдала надежды Казьмина. Да, «Комсомольская правда» в сферу её деятельности тогда не входила. Но она тут же связалась с отделом Ильичёва. А уже 11 марта 1960 года её помощник Николай Калинин передал записку первому заместителю Ильичёва – Алексею Романову. В записке говорилось:

«тов. Романову А.В.

Просьба подготовить предложения (указание тов. Фурцевой Е.А.)

Дополнительные материалы имеются у т. Казьмина»

(РГАНИ, ф. 5, оп. 33, д. 84, л. 19).

Под дополнительными материалами Калинин имел в виду присланные в ЦК из Киева письма и статьи маршала Василия Чуйкова. Это потом выяснилось, что маршал лично мало что писал. Как правило, статьи и воспоминания за него набрасывал бывший ординарец Иван Падерин, а гонорары делились пополам. Но потом литзаписчику захотелось большего, он стал шантажировать маршала судом, а тот обвинил его в краже боевого ордена.

Возмущённый статьёй Полевого, военачальник ещё 7 марта попросил Казьмина (в письме он назвал его Козминым) «дать указание в одной из центральных газет опубликовать одно из моих писем по этому вопросу и по вашему усмотрению. Оба письма содержат одно и тоже, но одно из них более острое» (РГАНИ, ф. 5, оп. 33, д. 84, л. 24).

Казьмин думал, что Романов тут же бросится к правительственной верхушке и обяжет редакцию «Комсомольской правды» в ближайшем же номере поправить Полевого. Однако тот пороть горячку не стал. Как выяснилось, Романов не был заинтересован в разжигании конфронтации. Он хотел примирить все стороны.

Романов убедил Казьмина смягчить тон. 24 марта 1960 года два партаппаратчика сообщили в ЦК, что полагали бы необходимым рекомендовать редакции «Комсомольской правды» опубликовать ещё одну, но уже объективную статью (РГАНИ, ф. 5, оп. 37, д. 84, л. 27). При этом они не уточнили, какого плана должна быть новая статья: с критикой Полевого или в продолжение главной идеи Полевого – организовать новый конкурс на лучший проект монумента героям Сталинграда. Как и ничего не сказали Романов с Казьминым о том, кто мог бы написать новую объективную статью. Получалось, что решение вопроса полностью отдавалось на откуп редакции «Комсомольской правды».

Компромиссное предложение двух отделов ЦК вполне устроило секретарей ЦК Фурцеву, Куусинена, Мухитдинова и Суслова. Однако в редакции «Комсомольской правды» решили взять паузу. Возможно, новый редактор газеты Юрий Воронов надеялся через своего предшественника Алексея Аджубея, являвшегося зятем Хрущёва, убедить правящую верхушку совсем от проекта Вучетича отказаться.

Естественно, Полевой тоже не сидел сложа руки. Он инициировал письма в свою поддержку.

Часть организованных Полевым откликов потом поступила в редакцию «Литературной газеты». Но редактор «Литгазеты» Сергей Сергеевич Смирнов, увидев, какие силы ввязались в борьбу, брать на себя ответственность не рискнул, решив проконсультироваться в верхами. 24 мая 1960 года он сообщил в ЦК: «Редакцией «Литературной газеты» получен ряд писем по поводу проекта памятника героям Сталинграда. Письма писателей В.Некрасова, К.Симонова, М.Луконина и генерала А.Родимцева полагаю необходимым довести до сведения ЦК КПСС» (РГАНИ, ф. 5, оп. 37, д. 84, л. 29).

Интересно, что обращение Смирнова поступило к Аристову, который тогда претендовал на роль второго после Хрущёва человека в партии. Аристов 1 июня 1960 года распорядился передать все материалы Поспелову. Заметим: уже не импульсивной Фурцевой, а очень осторожному и прагматичному Поспелову.

Теперь посмотрим, о чём вели речь писатели и генерал Родимцев.

Самый взвешенный отклик принадлежал перу Симонова. Напомню, что в то время писатель находился в негласной ссылке в Ташкенте. В Среднюю Азию его в 1958 году выдавил Суслов. И опала для Симонова ещё не закончилась. Тем не менее писатель отмалчиваться не стал. Он написал:

«Я рад предложению «Литературном газеты» высказаться на её страницах о будущем памятнике героям Сталинградской битвы.

Мне кажется, что это важный вопрос, и Борис Полевой, уже писавший об этом в «Комсомольской правде», был прав, что громко заговорил о принципиальной важности и того, каким будет этот памятник, и того, в какой обстановке должно происходить создание и обсуждение его проектов.

Начну со второго. Сталинградская эпопея – гордость нашего народа и его армии. Создание памятника героям Сталинграда – такое же всенародное дело, как создание Дворца Советов или Пантеона.

Думается, что право любого советского человека и в том числе, в первую очередь, участников минувшей войны, а среди них участников битвы за Сталинград – знать, каким памятником хотят художники увековечить в сознании будущих поколении это великое и героическое событие.

А проект, конечно, должен быть не один. На такой памятник должен быть объявлен и закрытый и открытый конкурс. Да и как же иначе? Разве мы можем, думая о таком памятнике, все многочисленные и разнообразные возможности будущего творческого решения этой задачи заранее ограничить тем, что будет предложено одной архитектурной мастерской, одним даже пусть очень даровитым скульптором?

Польза конкурсных проектов очевидна. Вспоминая конкурс на памятник Маяковскому в Москве, все обсуждения, колебания, творческие споры вокруг него, я думаю, например, что не будь этого конкурса – на площади Маяковского, вполне возможно, стоял бы не нынешний замечательный памятник А.Кибальникова, а другой – менее значительный, менее сильный и смелый.

Ведь были и другие проекты, и сами авторы считали их более выдающимися, чем проект А.Кибальникова, и у этих авторов были свои и очень энергичные сторонники.

К несчастью, у вас в искусстве и до сих пор ещё порой случается так, что иной маститый художник подкрепляет силу своего таланта ещё большей силой напора; дополняет своё искусство мощными организационными мерами. От таких вещей мы должны быть полностью застрахованы, в особенности когда речь идёт о произведениях искусства, которые должны стать достоянием сотен миллионов зрителей.

Итак, на мой взгляд, на памятник героям Сталинграда должен быть объявлен и открытый и закрытый конкурс.

Результаты этих конкурсов должны предстать глазам не только жюри, но и многочисленных зрителей, как это за последнее время уже вошло в нашу советскую традицию.

На этом конкурсе наш даровитый скульптор Е.Вучетич – создатель прекрасного, на мой взгляд, памятника советским воинам в Берлине – может вступить в достойное его таланта открытое и местное соревнование с другими старыми и молодыми мастерами нашего искусства, воодушевлёнными желанием создать памятник героям Сталинграда.

Чей проект окажется достойнейшим – покажут результаты широкого обсуждения и конкурса.

Вернувшись к первому вопросу – каким должен быть памятник героям Сталинграда, – я скажу только одно: по-моему, он должен быть великим и в то же время простым, как те леди, которым он будет поставлен.

Сталинградский подвиг был самым громадным событием войны – это бесспорно.

Но вовсе не обязательно самый громадный подвиг увенчивать самым громадным по размерам памятником.

Настоящее искусство так же хорошо должно знать чувство меры, как его знают настоящие люди. И добавим: подлинно героическому искусству должна быть всегда присуща скромность, так же как она присуща подлинным героям.

Эта мысль кажется мне принципиально важной. А конкретно о проекте памятника работы Е.Вучетича я хотел бы высказаться тогда, когда для сравнения увижу рядом с ним другие конкурсные проекты».

(РГАНИ, ф. 5, оп. 37, д. 84, лл. 32–34).

 

Некрасов, Луконин и генерал Родимцев были более категоричны. «И вот сейчас, – возмущался Некрасов, – я смотрю на нечто громадное, болтливое, гранитное, многоступенчатое, позлащённое и с ужасом думаю – неужели этой громоздкой безвкусице суждено символизировать суровый, лишённый трескучих фраз труд и подвиг солдат Сталинграда?» Виктору Некрасову вторил поэт Михаил Луконин. Он писал: «Нет, не таким должен быть этот памятник, нет, неправильно поняли свою задачу авторы проекта – Е.Вучетич, Я.Белопольский, А.Горенко. Хочется сказать: если не поздно, – остановитесь! Опять – гранитная лестница, опять скульптурная гигантомания, опять – каменная пышность, вся эмоциональная сила которой состоит только в её дороговизне. <…> Зачем продолжать это бетонирование земли, почему эта «мраморная слизь» стала у нас такой модной?»

С писателем был солидарен генерал Родимцев. Он предлагал для начала взяться за дом Павлова. «Никакой мрамор, – подчёркивал генерал, – никакая бронза не расскажут человеческим глазам больше, чем этот дом». После реставрации Дома Павлова Родимцев предлагал восстановить командный пункт 62-й армии.

Поспелов, похоже, во многом был согласен с тремя писателями и генералом Родимцевым. Ему тоже далеко не всё нравилось в проекте Вучетича. Но тем не менее он побоялся санкционировать публикацию писем с критикой Вучетича в «Литгазете». Его смущали два момента. Первый момент был связан с авторами писем. Поспелов знал, что ни Хрущёв, ни Суслов окончательно Симонова ещё не простили. Кроме того, публичная критика Вучетича вызвала бы страшное неудовольствие у охранителей. Нельзя было исключать, что какой-нибудь Николай Грибачёв поднял бы скандал и пробился лично к Хрущёву. А Хрущёв и так не раз публично выражал Поспеловым недовольство. Терять из-за Вучетича свой пост Поспелову не хотелось. Поэтому он, вспомнив, что «Литгазета» напрямую ему не подчинялась, спустил обращение Смирнова с письмами трёх писателей и генерала в подведомственный ему отдел науки, школ и культуры ЦК КПСС по РСФСР.

А что мог Казьмин? 11 июня 1960 года он накатал в Бюро ЦК КПСС по РСФСР очередную записку. Партийный функционер ещё раз отметил:

«…письмо Б.Полевого является неверным, дезориентирующим общественность и неправильно оценивает творчество одного из крупнейших советских мастеров в области монументальной скульптуры.

Редакция «Комсомольской правды» допустила ошибку, поместив непроверенные материалы.

Данный вопрос рассматривался в ЦК КПСС в марте с.г. и редакции «Комсомольской правды» было поручено поместить на страницах газеты материал, правильно освещающий положение дел с памятником. Однако на страницах газеты «Комсомольская правда» до сих пор не опубликован данный материал.

Как свидетельствуют письма, поступившие в «Литературную газету» и пересланные редакцией в ЦК КПСС, вокруг проекта Сталинградского памятника продолжается беспринципная групповая возня.

Факты проявления рецидивов групповщины в отношении проекта памятника очень тяжело отразились на скульпторе Е.В. Вучетиче, в результате чего он с инфарктом был помещён в больницу, где находится и по настоящее время».

(РГАНИ, ф. 5, оп. 37, д. 84, л. 42).

На этой записке Казьмина сохранилась помета: «П.Поспелов. 15/VI-60». И всё. Больше ничего. Что это означало? Только одно: Поспелов принял сообщение Казьмина к сведению и этим ограничился.

Стало очевидно, что Бюро ЦК КПСС по РСФСР не будет лезть в чужую епархию, поправлять Полевого и давать какие-либо указания «Комсомольской правде».

Окончательно вопрос со статьёй Полевого был закрыт в начале июля 1960 года. 9 июля Алексей Романов и завсектором газет из отдела пропаганды и агитации Тимофей Куприков дали следующую справку:

«В соответствии с поручением ЦК КПСС газета «Комсомольская правда» опубликовала 8 июля с.г. статью о строительстве памятника героям Сталинграда.

Приложение на 9 листах направлено редакции газеты «Комсомольская правда» для использования материалов в статье».

(РГАНИ, ф. 5, оп. 37, д. 84, л. 26).

Инструктор из отдела Казьмина – А.В. Киселёв, некогда громивший авангардистов, в конце справки приложил короткое сообщение о том, что заместитель редактора «Литгазеты» Валерий Косолапов обо всём проинформирован (Смирнов к тому времени с согласия Суслова ушёл в отставку).

Но это не означало, что судьба проекта Вучетича была окончательно решена. Романов дал понять, что продолжение дискуссии ещё возможно. Во всяком случае автор одного, предназначавшегося «Литгазете» отклика Константин Симонов вскоре был властью полностью прощён. Власть дозволила ему вернуться в Москву, где над ним шефство на какое-то время взял всё тот же Романов. А Казьмин, как и Поспелов, наоборот, из ЦК были через несколько месяцев удалены: один – в Музей Ленина, другой – в Институт марксизма-ленинизма. Не удержалась в ЦК и Фурцева (её назначили министром культуры СССР).

Вучетича такой исход, похоже, не удовлетворил. Он хотел полной победы. Своего он добился 17 декабря 1962 года. В тот день Хрущёву, встречавшемуся в Доме правительственных приёмов на Ленинских горах с деятелями культуры, сообщили, что «Литгазета», поощряя формалистов и абстракционистов, задержала публикацию материалов о сталинградском проекте Вучетича. Реакция вождя была мгновенной. Он спросил зал, а не поменять ли в таком случае редактора «Литгазеты», коим тогда значился Косолапов. Уловив настроение Хрущёва, Ильичёв – лишь бы угодить – уже через несколько дней предложил направить в газету Александра Чаковского. После этого, естественно, закончились и все дискуссии о судьбе проекта Вучетича. Реплика Хрущёва была воспринята как команда начать строительные работы на Мамаевом кургане.

Для Вучетича эта эпопея завершилась в 1970 году получением вожделенной Ленинской премии. Всё благополучно закончилось и для главного противника скульптора – Полевого. Писатель в 1962 году возглавил вместо Катаева либеральный журнал «Юность», а потом ещё и получил звание Героя социалистического труда. Симонов, отстаивавший своё мнение, тоже через какое-то время был обласкан властью. В проигрыше остался лишь прежний сторонник Вучетича – Иван Шевцов. Он сразу после издания романа «Тля» впал в немилость, Суслов долго даже не хотел слышать его имя. Узнав об этом, тот же Вучетич немедленно поспешил от писателя отвернуться. Собственная шкура ему оказалась дороже.

Вячеслав ОГРЫЗКО