Михаил ЗОЛОТОНОСОВ: Наглость и безумие питерского начальства
№ 2022 / 39, 14.10.2022, автор: Вячеслав ОГРЫЗКО
Михаил Золотоносов – один из самых дотошных исследователей литературной жизни Ленинграда. Его в тысячу листов книга «Гадюшник» даёт ключ к пониманию таких фигур, как Ольга Берггольц, Даниил Гранин, Всеволод Кочетов, Вера Панова… Сам он не один год, а много десятилетий провёл в питерских архивах. А я только в этом году лично столкнулся с архивом под названием ЦГАЛИ СПБ. Моё мнение: это рассадник непрофессионализма, а, возможно, даже и коррупции. Но прав ли я? Может, чего-то я не знаю? Поэтому я решил сверить свои впечатления с оценками Михаила Золотоносова.
– Михаил Нафталиевич, ЦГАЛИ СПБ – это лучший в Питере архив или худший?
– Он ничем не отличается от других архивов, подчинённых архивному комитету Санкт-Петербурга. Он расположен в очень удобном месте. В нём чётко выдерживаются заявленные часы работы. Так что внешне всё вроде функционирует.
– Да вы, оказывается, дипломат! Какое хорошее слово вы нашли: «выдерживаются». Но разве это нормально, когда исследователей пускают в архив не пять дней в неделю, а только четыре? Почему никто не может попасть туда в среду? А как понимать, когда в обед вас на целый час выгоняют на улицу? Я в эти дни часть своего времени провожу в библиотеках Питера и ещё нигде мне в обед не сказали: сдай книгу и выматывайся на улицу. Но тут, видимо, особое государство.
– Так в ЦГАЛИ СПБ никогда не работали для народа. Он всегда был заточен под интересы чиновников. Исследователи для архивного начальства – это страшный ад. Они боятся историков как огня.
– Работая как исследователь в ЦГАЛИ СПБ, вы с какими проблемами сталкиваетесь?
– Самой острой для меня остаётся проблема платы за копии документов. Я до сих пор не понимаю, почему за фотографирование бумажных документов своим фотоаппаратом я должен платить очень приличные деньги. Архив утверждает, что цены на услуги устанавливает не он и что все собранные с народа деньги перечисляются в Казначейство, а архиву не достаётся ни гроша.
– А разве руководство архива бешеные премии получает не за счёт грабежа исследователей?
– Лично мне источник премий архивного начальства, как и их размеры, не известен. Но то, что наши архивы выставляют питерским исследователям, получающим весьма низкую зарплату, сумасшедшие счета, – это факт.
– Сколько лично вы в СГАЛИ СПБ платите за ксерокс одной странички?
– Несколько лет назад я, работая над книгой о Берггольц, платил сорок рублей за ксерокопию одного листика. Правда, не в ЦГАЛИ СПБ, а в другом питерском архиве – держателе документов Ленинградского обкома КПСС.
– Ну тогда я могу поделиться с вами последними новостями. С меня в ЦГАЛИ СПБ сейчас требуют за один лист ксерокопии 371 рубль.
– Вы это серьёзно?! Я раньше за вами не замечал интереса к фантастике…
– Вы правы: фантастика – это не моё. Я стараюсь никогда не изменять реализму.
– Они там в ЦГАЛИ, что, все с ума посходили?! Это просто наглость и какое-то безумие!
– Я тоже так думаю. Мне говорят, что этот прейскурант утвердила директор архива Николаева. Вы знаете эту нахальную даму? Откуда она с такими повадками рыночной барыги появилась в столь уважаемом культурном учреждении?
– Только слышал о ней. В научных кругах с ней мало кто сталкивался. До неё директором архива работала опытная женщина, профессионал. Но за что её лет пять назад уволили – никто не знает. Пожара при ней, как в московском РГАЛИ, не было.
– Но, как я понял, уже после прихода в ЦГАЛИ Николаевой в архиве пачками стали пропадать уникальные архивные дела.
– Как это? Первый раз слышу. Неужели до этого дело дошло?
– Напротив одного моего заказа архивисты так и написали: «Дело находится в розыске».
– В уголовном розыске? Или это дело ведёт ФСБ?
– Мне этого в архиве не уточнили. Сказали лишь, что сейчас они не могут найти кучу архивных дел. Счёт, как я понимаю, идёт не на десятки и вроде даже не на сотни, а на тысячи. И это случилось, как я понял, как раз при Николаевой. Сначала у нас наводняют архив случайными чиновниками, а потом не знают, как расхлебать заваренную дилетантами кашу.
Но сейчас бы я хотел вам задать ещё один вопрос: что ещё вас не устраивает в ЦГАЛИ СПБ?
– Скорость обработки новых поступлений. Я восемь лет назад передал этому архиву много разных накопленных мною материалов. Но они до сих пор не описаны и, соответственно, исследователям не выдаются. Чиновники мне честно признались, что мне даже не стоит надеяться увидеть при своей жизни описи моего личного фонда.
За много лет я так и не смог добиться, чтобы у наших питерских архивов появилась собственная издательская программа. Если они что-то и готовят к печати, а потом и издают, то исключительно по заказам крупных денежных компаний и богатых регионов. Но как издаёт?! Все комментарии в этих книгах, как правило, убоги.
– Вы в архивах предпочитаете с какими работать каталогами – с электронными или с карточками (на бумажных носителях)?
– Конечно, я всегда в первую очередь тянусь к каталожным карточкам.
– И вас к ним в ЦГАЛИ СПБ допускают?
– Когда очень попрошу, приносят один или два ящичка с карточками на интересующие меня персоналии.
– Вам повезло. Я добивался допуска к каталожным ящичкам чуть ли не неделю. Сейчас в ЦГАЛИ СПБ всё прячут от исследователей. Видимо, директор архива Николаева и её таинственные покровители из Смольного не хотят, чтобы наш народ интересовался своим прошлым и знал историю БДТ, Эрмитажа, Русского музея, не хотят, чтобы мы прикоснулись к наследию Анны Ахматовой, Фёдора Абрамова, Юрия Рытхэу… Видимо, цель Николаевой и стоящего за ней председателя архивного комитета Санкт-Петербурга Тищенко, чтобы мы все росли без памяти.
– А тогда зачем вы спрашиваете меня о профессионализме питерских чиновников? Вы всё сами увидели.
Понимаете, часть материалов по советскому периоду хоть как-то в наших архивах разобраны и описаны, а последующие годы даны в лучшем случае фрагментарно. В силу своей косности наши архивные начальники не интересуются, появилась ли после развала Советского Союза новая литература и было ли создано у нас новое искусство. Они априори всё отвергают. Сколько лет они не признавали, скажем, Тимура Новикова. Но как только человека не стало, его сразу объявили классиком. И теперь десятки людей ищут любую бумажку, имевшую отношение к Новикову. Но уже поздно. Многое уже распылено по миру.
– Что ж, Михаил Нафталиевич, спасибо за честный разговор и откровенные оценки.
– Подождите: я буквально несколько дней назад был в РНБ, в Салтыковке. И увидел среди новых поступлений несколько новых ваших книг: в частности, «Тайны Старой площади» и «Писательское начальство». Совет на будущее: не пренебрегайте именными указателями.
– Спасибо. Учту. Кстати, а как продвигается ваша работа над не раз анонсировавшейся книгой о Всеволоде Кочетове?
– Она закончена. Её объём – сто с небольшим авторских листов. Но у издательства «Мiр» возникли сейчас проблемы, и мне предложили с выходом книги подождать.
– Кто теперь у вас на очереди? Константин Симонов?
– Нет, Симонов – фигура для меня не очень привлекательная. Пока я взял паузу.
– Но с кандидатурами будущих героев определились?
– Ещё нет.
– Ну а с архивным беспределом всё-таки будем бороться или махнём на всё рукой?
– Конечно, всё оставлять в нынешнем состоянии нельзя. Надо бы побороться. Но вы помоложе…
– Я пробую, даже уже обратился к питерскому губератору Беглову. Но он, похоже, слышит только своих лизоблюдов. По-моему, пора выступать против архивного беспредела всем фронтом, и тогда нам никакие ни Николаевы, ни Тищенко, ни их покровители не будут страшны. А главное – сдвинется с мёртвой точки наше общее дело.
Вячеслав ОГРЫЗКО
Они сошлись. Волна и камень,
Стихи и проза, лед и пламень
Не столь различны меж собой –
Как китобой и зверобой.