ПРЕДЕЛ ХУДОЖНИКОВ И ПТИЦ

№ 2017 / 26, 21.07.2017

Саввиных М.О. По великим снегам. Сборник стихов. – Красноярск: 2016.

После двух едва отгремевших чеченских войн взаимные счета ещё велики; ещё не забыты ни Будённовск, ни «Норд-Ост», ни взрывы в метро и жилых домах. Да и следует ли забывать те же Кондопогу с Бирюлёвым? Так не обманывается ли сегодня русский поэт-интернационалист Марина Саввиных, беззаветно любящая Северный Кавказ в его «естественной среде обитания»? Не переоценивает ли реальность, любуясь друзьями-словесниками Чечни и Дагестана?

Сегодня особенно успешным видом «современного поэта» является «умеренно разжигающий национальную рознь», то есть, ещё не посаженный по 282-й статье, но частенько оговаривающийся, что есть, есть отдельные нации, которые делают жизнь русского человека невыносимой. Отчасти это самая что ни на есть правдивая правда. Ну, действительно: «понаехавшие» в российские города ведут себя здесь, как завоеватели. И где же здесь «мастера культуры», чью приняли сторону? Самые чуткие вынюхали – идёт игра по большим ставкам, нужно как можно быстрее и качественнее услужить бюргерской страте с её вечным недовольством финансовым раскладом в стране, а попутно развалить и былое «единство», на котором Россия стояла и, может быть, ещё устоит.

Вопрос мучителен: единство наций, которым так гордился СССР, изрядно подорвано «локальными конфликтами» элит, но пушкинская и лермонтовская заповедь о сияющих горных чудесах, возможно, живее быстротекущей современности…

Марина Саввиных берётся за один из самых неблагодарных сегментов – объединительный, отдавая себе отчёт в том, что судьба многих поэтов-объединителей, не скажу – интернационалистов, сегодня – безвестность. Саввиных выбирает ломоносовско-державинскую вселенскость, которую в наши довольно пещерные времена принято закапывать поглубже:

 

Сквозь хор светил и шум вселенской брани

Всё слышит Бог – и всё приемлет Бог!

Но от земли, в которую мой род

Ушёл и из которой вновь взойдёт,

Достались мне и лоб ширококостный,

И трезвость трапезы великопостной,

И Спаса светлого нерукотворный лик,

И Православной истины язык.

 

Жажда объединения основных на Руси – христианских, магометанских и иудейских – начал – соблазн высшего рода, и не только потому, что стеснительное замалчивание былой всемирной отзывчивости искажает саму суть нашего поэтического мастерства. А откликаться, чтобы не стать поэтической провинцией, надо, так же, как вставать над ущельями наций и увидеть грязные, разделяющие и властвующие игры элит, и презревать их со всей силой поэтического достоинства:

 

Мы здесь – всё те же. Я и прадед мой.

И Пушкин, и Распутин, и Чапаев,

И Киплинг, и мятежный вождь сипаев…

Наш век земной – лишь долгий путь домой.

 

Нужны ли переводы национальных поэтов, оды и послания им? Саввиных считает – нужны. Дружить с Сергеем Хугаевым и Миясат Шурпаевой, переводить Адалло, взгляд которого на русско-вайнахские кампании однозначен, и, как бы сказали федералы, «сепаратичен», поскольку требует большего мужества от местных мужчин… Что ж, быть над схваткой или…? Ответ – в следующей строфе:

 

О, Кавказ, тоску вражды и мщения

Утолив на переправе дальней,

Русский дух взыскует очищения

В роковой твоей исповедальне.

Верю: не всесилен бес растления –

Он твоею крепостью преткнётся!

Вот моё имперское мышление –

Было и доселе остаётся.

 

Спорные строки об очищении русского духа в роковой исповедальне Кавказа (а отрезанные головы, выставленные на трассу, а цинки двухсотых – помните?) нельзя понять без чтения самих северокавказцев на русском. Вот переведённые Саввиных строки Адалло из его «Ханства и высокомерия», донельзя схожие с «Озимандией» Перси Биши Шелли:

 

Что может

Горделивый человек?

Разрушить город?

Осквернить святыню?

На города

Ложится вечный снег…

Дом опустеет…

И очаг – остынет…

Пять тысяч лет…

Пятнадцать тысяч лет…

Чем ты прославлен,

Вездесущий разум?

Разрушен город.

Храма больше нет.

И веры нет

Отеческим наказам.

 

Меланхолично… и страшно, особенно в последней строке. Не бредём ли мы все по великим снегам, и южане, и северяне?

Непреложное родство русской сибирячки и горских аксакалов – в силе эмоционального накала, интенсивности восклицания – связь глубинная и таинственная. Лирике Саввиных присущи тройные восклицательные знаки, чуть задыхающаяся и немного архаическая интонация, тщательно оберегающая даже при задыхании классическую чистоту и торжественное богатство русского слога. Заполоняющая всё существо горечь порой готова выбиться из рифмы и строки:

 

То копыто, то хвост в непроглядном чаду –

Приглядеться и стыдно, и жалко.

Выгорает страна как болото в аду

Или как подожжённая свалка.

 

Но после созерцания краха и упадка всегда – профетическое парение:

 

Там, за излукой горизонта,

Под гнётом грозового фронта,

Под страхом взрывов и границ –

Необходимый, горький, кровный,

Сомнительный и безусловный

Предел художников и птиц.

 

И да пребудет: птицам – солнца и хлебных крошек, поэтам – страстей, мук и… прощения освящённых любовью заблуждений.

 

Сергей АРУТЮНОВ