Изумляемся вместе с Ольгой Рычковой

№ 2006 / 37, 23.02.2015

БЕЛЫЙ ЖРЕБИЙ

Были времена, когда выход такой книги казался абсолютно немыслимым. В лучшем случае, к творчеству махровых белогвардейцев допускались филологи-историки, имеющие доступ в спецхран. Но узок был круг этих специалистов, а результаты их исследований страшно далеки от народа. Теперь любой желающий может приобщиться к стихотворениям и поэмам «аргонавтов белой мечты» – стоит открыть сборник «Белая лира: Антология поэзии Белого движения» (издательство «Русич», Смоленск.
«В «Белой лире» предпринята, пожалуй, первая попытка собрать воедино поэтическое наследие участников Гражданской войны в России 1918 – 1922 гг., стоявших по другую сторону баррикад», – сообщает составитель и автор вступительной статьи В.В. Кудрявцев. Причём авторы антологии – не только участники боевых действий, но и просто свидетели событий «страшных лет России». Среди них – поэты известные и очень известные (Марина Цветаева, Максимилиан Волошин, Зинаида Гиппиус, Георгий Иванов, Владимир Набоков, Николай Оцуп, Саша Чёрный, Иван Бунин и другие), а также те, чьи имена ничего не скажут читателю (их стихи в основном печатались во фронтовых брошюрах, газетах, листовках «Отвага»). Но, читая антологию, понимаешь: стать «профессионалами» некоторым помешало лишь роковое стечение обстоятельств. Одни пали на Гражданской, другие отправились в эмиграцию, третьи остались в России и были репрессированы… Чья-то жизнь оборвалась совсем рано: у Леонида Каннегисера – в 22 года, у Владимира Палея – в 21, у Элеоноры Буржинской – в 19… А деникинца Ивана Савина (1899 – 1927), пережившего большевистские застенки, тиф, гибель братьев и сестёр и оказавшегося в конце концов в изгнании, критики называли «поэтом Белой мечты»:

…Зевнули орудия, руша
Мосты трёхдюймовым дождём.
Я крикнул товарищу: «Слушай,
Давай за Россию умрём».

В седле, подымаясь, как знамя,
Он просто ответил: «Умру».
Лилось пулемётное пламя,
Посвистывая на ветру.

И чувствуя, нежности сколько
Таили скупые слова,
Я только подумал, я только
Заплакал от мысли: Москва…

Конечно, не стоит излишне романтизировать избравших «Белый жребий» (название стихотворения Владимира Дитерихса фон Дитрихштейна) и представлять их поголовно жертвами революции. К тому же далеко не все представленные произведения отвечают высокохудожественным требованиям. Есть среди них и стихотворные фельетоны на злобу дня, и переделки классики («– Тятя! Тятя! Наши сети / Притащили Совнарком»), и частушки – авторские и записанные («Не до жиру – быть бы живу. / Мы мешаем хлеб в крапиву, / Ленину бы поднести – / Перестал бы чушь нести»)… Но, как говаривал один известный литературный персонаж, «без меня народ неполный». Когда-то пионерами мы разучивали, как «уходили комсомольцы на Гражданскую войну» и «шёл под красным знаменем командир полка». В разгар перестроечной свободы увлечение белогвардейской романтикой свелось к кафешантанным «Не падайте духом, поручик Голицын!» и «Я – институтка, я – дочь камергера»… Настало время услышать звуки самой «Белой лиры» и, не впадая в крайности, понять: «сражаться за Россию, за её светлое будущее можно было под знамёнами разного цвета».

…Всех убиенных помяни, Россия,
Егда приидеши во царствие Твое.
(И. Савин)

ВВЕРХ ПО ЛЕСТНИЦЕ, ВЕДУЩЕЙ ВНИЗ

Листая роман Светланы Поляковой «Лестница на небеса» (издательство «Центрполиграф»), хочется воскликнуть вслед за Жванецким: «Прелесть, какая глупенькая!» Хочется, а не выходит. Потому что хоть и глупенькая, но не прелесть. Содержание книги уместилось в аннотации: «Дни и годы Анны наполнены тревогой и ожиданием беды. А начиналось всё так волшебно. Хрупкая насторожённая девушка, полюбив, обрела себя, и мир заиграл разноцветными красками. Но жестокое убийство близкого человека осталось нераскрытым и ненаказанным. Анна поставила на личной жизни крест и с головой ушла в благотворительность. Внезапно жизнь подарила ей яркую любовь юноши, и молодая женщина должна решить, жить ли ей прошлым или довериться новой любви».
Если чуть подробнее, то ещё старшеклассницей Анна Краснова, несмотря на прозвище Мышка, проявляла очень яркую индивидуальность. На дворе середина 70-х, а она прямо на уроке заявляла, что в грош не ставит писателя Фадеева. А если добавить, что Мышка писала стихи, любила Бодлера и «одно стихотворение Эмиля Верхарна» и пропускала школу, то ей была одна дорога – в компанию хиппи. Имея высокие духовные запросы, она влюбилась не в абы кого, а в парня по имени Стас и по кличке Кинг – король по-нашему. Он тоже был не такой, как все, и по окончании МГУ работал не в офисе, а грузчиком, а потом вообще никем. «Я не хочу быть животным, подверженным стадным инстинктам… Я хочу иметь право на свои собственные, личные ошибки, а не ошибаться со всеми вместе», – пафосно, хотя и не очень оригинально рассуждал Стас. Он, конечно, тоже влюбился в Мышку, но из-за разницы в возрасте не решался ей открыться. А потом не решался перейти к близким отношениям. А потом думал, что у него туберкулёз (что оказалось неправдой), и он не имеет права связывать Анну… Так, с пафосом, они и топтались друг перед другом сотню с лишним страниц: «Дни тянулись медленно… Иногда ей казалось, что день проходит как год». Такое же чувство возникает и при чтении романа.
Дальше действие вроде бы пошло веселее – не в том смысле, что обхохочешься, а в плане событийности. Анна-Мышка наконец выросла, поступила в театральный вуз (её буквально заставил сдать экзамены молодой режиссёр – член приёмной комиссии. Она-то в последний момент поняла, что ошиблась с выбором профессии, а режиссёр ни в какую: вы, дескать, большой талант, и мы вас всё равно примем. Учитывая конкурс в театральные институты, очень жизненная ситуация). Счастье так возможно, но тут Стаса-Кинга убили с целью ограбления. Сделали это два давних Мышкиных врага. В школе Анну ненавидела некая Леня Кузякина, у которой имелись приспешники Костик и Виталик. Кузякина по пьянке задохнулась в машине и померла, в чём Мышка себя очень корила: было у неё предчувствие, что Лена, по-простому говоря, «склеит ласты». А кузякинские подручные остались живёхоньки, безнаказанно зарезали Кинга-Стаса (правда, не зная, что он Мышкин возлюбленный), а потом судьба их постоянно сталкивала с героиней, и они всегда портили ей жизнь, воплощая абсолютное зло – ни одной светлой чёрточки в их характерах. Чёрное – так уж чёрное, как в литературе раннего классицизма. К концу книги зло, как положено, покарали; Анна же встретила милого юношу, похожего на Стаса, который её полюбил. Она этого чувства испугалась – частично из-за разницы в возрасте (уже в другую сторону), но поборола свой страх и «вылетела… навстречу в нежно-голубом платье, а на голове вместо фаты был надет капюшон». И они обвенчались и увидели, что «за окном, в небе, сияет лестница на небеса»… Вы ещё не утонули в этом романтическом сиропе? А ведь его – на 302 страницы. Извинить книгу может одно обстоятельство – если возраст автора не превышает осьмнадцати.
Как пел Вертинский, я не знаю, зачем и кому это нужно – предлагать людям невыносимые банальности. Хотя другой известный человек заметил, что если звёзды зажигают, значит, это всё-таки кому-то нужно. Утешает, что звёзд много и книг – тоже. Выбор всегда есть. Пусть он не принесёт разочарований.

СДЕЛАНО В СССР?

Не знаю, как сейчас, а нас в средней школе учили, что поп Гапон был предателем революции, провокатором и агентом самодержавия. Что он заманил доверчивые безоружные народные массы под пули царских войск, в результате чего произошло массовое убийство рабочих, оставшееся в истории как Кровавое воскресенье.
Виктор Джанибекян в книге «Гапон. Революционер в рясе» (издательство «Вече») с такой точкой зрения категорически не согласен. «Материалы исследований, подлинные воспоминания современников и документы, хранящиеся в архивах, свидетельствуют совсем о другом… Мятежный священник оказался незаурядной, многогранной личностью – умелым организатором, популярным в народе оратором, который воздействовал на массы, вёл их за собой. Гапон улавливал настроение окружающих, приспосабливался к нему, оставаясь вместе с тем признанным лидером созданной им рабочей организации. Гапон всю свою жизнь посвятил служению рабочему классу, но кому-то было нужно, наклеив на него ярлык предателя и провокатора, очернить отца Георгия…» – уверяет аннотация.
Заявка сделана, цель ясна – разоблачить советский миф о попе-предателе. Правда, автор почему-то делает это очень по-советски, придерживаясь стилистики старых добрых изданий типа «Ленин и дети». В таком духе В.Джанибекян прослеживает жизненный путь своего героя с самого детства. «Босоногий и простоволосый сын волостного писаря с ранних лет помогал родителям, пас овец или свиней, а иногда и телят. С семи лет стал посещать начальную школу, в которой делал успехи. Священник говорил родителям: « Мальчишка смышлёный, ему надо продолжать учение.»
Родители мечтали, чтобы он выучился на священника. Волостной писарь лучшей карьеры для любимого сына не видел, а мать, религиозная женщина, тем более. Отец не раз повторял поговорку «Поп – золотой сноп», а мать была уверена, что, став священником, их мальчик не только сам попадёт на небо, но и всем своим поможет туда попасть.
Вам это ничего не напоминает? А вот у меня стойкое ощущение «дежа вю» из октябрятских школьных лет. Таким языком сочинялись тогда многочисленные книжки о пламенных революционерах. Большинство персонажей происходило из рабоче-крестьянских (в основном крестьянских) семей, и многие простые родители точно так же мечтали о священнической или иной непыльной стезе для своих дитять. Правда, дитяти росли, проявляли строптивость и, наплевав на дивиденды от «опиума для народа», отправлялись в подполье возжигать из искры революционное пламя… Но те книжки были предназначены младшеклассникам, а «Гапон. Революционер в рясе» адресован, видимо, читателям более старшего возраста. В книге много цитат из мемуаров самого Гапона и его современников, выдержек из газет и архивных документов, да и по тематике чтение всё-таки не детское. С другой стороны, вряд ли кого из взрослых всерьёз увлекут пассажи типа: «Те, кто наживался на торговле в заводских и фабричных лавках, Гапона, конечно, невзлюбили. Так они имели неплохие барыши, а тут рабочие стали от них носы воротить. Но священник, ставший заступником их интересов, рабочим пришёлся по душе. В него верили прямо как в Бога». Или: «Рабочие, любившие священника, оберегали его как родное дитя». А вот совсем здорово:

«Великий князь ушёл в сторону, а правительство принялось искать зачинщиков беспорядков.
Искали среди рабочих – не нашли.
Искали среди либералов – не нашли.
Искали среди интеллигентов – не нашли.
Искали среди студентов – не нашли.
И тогда решили: всю вину свалить на попа Гапона…»

Это ж Гайдар, ей-богу! «Сказка о военной тайне, Мальчише-Кибальчише и его твёрдом слове»! За точность названия не ручаюсь, но о чём речь – уже понятно:

«Плывут пароходы – привет Мальчишу!
Летят самолёты – привет Мальчишу!
А пройдут пионеры – салют Мальчишу!»

Значит, книга всё-таки для детей… Только не для нынешних, а тех, советских. Проблема лишь в том, что те дети давно выросли…
Ольга Рычкова