ОТ КРИКА К СВЕТУ

№ 2006 / 49, 23.02.2015

О книге Елены Луканкиной «Искусство крика»

Книга молодой поэтессы из Тамбова Елены Луканкиной «Искусство крика» вышла почти два года назад, но до сих пор не получила настоящей оценки в столичной прессе. Причин тому много: и всегдашняя наша косность, и стечение обстоятельств, и достаточная сложность и весомость текстов, анализ которых не по зубам заштатным критикам и критикессам, – но есть и другая, самая, на мой взгляд, печальная. Наш монолитный в не столь отдалённые времена литературный процесс принял в последнее время черты региональной узости. Уже всерьёз заговорили о московской литературе, о сибирской, о тамбовской и т.д., так, будто все эти «региональные» писатели пишут на разных языках и не являются ветвями одного могучего древа русской литературы! Отсюда нежелание присматриваться из Москвы к молодым талантам из регионов: пусть, мол, местная писательская братия их опекает и даёт оценки. Такой подход чудовищен по своей сути и говорит лишь о лености мозгов и сердец литературно-критического истеблишмента. (Я говорю, разумеется, не обо всех поголовно.)
Но это, как говорится, для затравки. Пора читать стихи Елены Луканкиной. Вернее, попытаться их прочитать вместе со мной.
Елена Луканкина относится к тем поэтам, главная ставка которых в литературе – это интуиция. Я нисколько не преувеличиваю, когда употребляю слово «ставка». Поэзия от ума, поэзия выстроенная и высчитанная куда менее рискованное занятие, хотя и менее благодарное. А вот удел тех, кто, переламывая своё сознания, мучительно странствует среди метафорической жути, среди раздувающих текстовую ткань общепоэтических клише, среди собственных неразгаданных сновидений и выдуманных и невыдуманных чувств, – опасен, поверьте мне на слово. Никто не гарантирует, что ты поднимешься на поверхность в своём натуральном обличии, а не с ног до головы окутанный липкой тиной неестественности и заёмности. Елена Луканкина, какой она предстаёт нам в книге «Искусство крика», ищет и находит себя. Поиск этот происходит по вполне классическим для юности канонам. Что нужно в России в любые времена для того, чтобы почувствовать, что ты способен считывать с космических скрижалей рифмованные периоды слов? Прежде всего, надо понять, что ты сильно отличаешься от окружающих тебя людей. Из этого духовного одиночества рождается нечто крайне полезное для творческой самоидентификации:

Громко плачет ночью тишина,
От себя самой сбежав на крышу.
Можно выть, страшнее осознать,
Что тебя совсем никто не слышит.

То, что поэтом становится тот, кто не может не писать, стало почти уже общим местом, но от этого не перестало быть верным. Необходимо уточнить только один аспект. Невозможность не писать – часто превращается буквально в манию выражать свои мысли рифмованным образом. А это уже от поэзии весьма далёко. Поэзии не нужны мысли, ей необходима соотносимость с космосом и его отражением в земном пространстве. Именно отсюда появляется то, что мы называем фирменным почерком поэта.

За углом в темноте переулка
Мне знакомая тень улыбнулась.
Мысля жизнь лабиринтами улиц,
Мне знакомая тень улыбнулась.

Вроде я переехала сердцем,
И причёска до боли короче –
Только мокрой простуженной ночью
Мне от тени знакомой не деться.

В этих строках, таких обычных тематически, с угловатым, на грани проговора синтаксисом на наших глазах происходит рождение жеста. «Переехала сердцем», «причёска до боли короче» – это уже те сдвиги, те меты пространства, по которым будет проходит тернистый поэтический путь автора.
Стремление как можно точнее передать жест, тонкое движение жизни, одно из главных составляющих творческого метода Елены Луканкиной. Из таких жестов собирается сложная ткань её образности, формируется творческий почерк.

Тонкие, тонкие пальцы
Кудри воздушные вяжут.

или

Спряталось солнце
за спины деревьев.

или

Чистота в черноте –
Вакханалия двух цветов.

Должен ли поэт впускать в себя мир или создавать свой? И да, и нет. Пример Елены Луканкиной наглядно показывает нам, как из всепоглощающего интереса к жизни, страстного романа с ней может высекаться искра совсем иного бытия, существующего в отдельной плоскости и не вписывающегося ни в одно из известных измерений. Её стихи отнюдь не умозрительны, не отстранены, они на самом переднем крае битвы жизни и смерти, любви и ненависти, но всё же заметно, что в этих битвах поэт первичен, он командует всем происходящим, пусть иногда не щадя и разрушая себя.
Отдельных слов заслуживает особая энергетика в творчестве Елены Луканкиной. Сила поэтической строки, её семантический шлейф – первейшее качество поэтического опыта. Каждый искушённый в литературе человек знает: можно бесконечно долго обсуждать формальные качества стихосложения, но если в стихах есть эта самая бьющая человеческая природа, то весь мудрёный разговор в большей своей части обесцвечивается и утрачивает смысл. В стихах Елены Луканкиной страдающая материя, полная трагедийных падений и экстатических взлётов, – бесспорна и первична. Она становится главным материалом для создания поэтической формы. Такая последовательность в рамках творческого акта кажется мне наиболее перспективной. При таком методе для постмодернистской изрядно поднадоевшей игры не остаётся места. И слава богу!
Книга называет «Искусство крика». Достаточно броская формула, хотя она не передаёт внутреннего тона книги в полной мере. Поэтический голос Елены Луканкиной уже достаточно окреп, чтобы не срываться на крик, а ровно и взволнованно открывать людям свою лирическую исповедь.
Максим ЗАМШЕВ