ЛИТЕРАТУРА ПРОВИНЦИАЛЬНОГО МЕГАПОЛИСА

№ 2007 / 20, 23.02.2015

Распознать уфимского интеллектуала всегда легко. Его яйцеголовые собратья из других городов и весей могут мучаться вопросами: «Есть ли жизнь на Марсе?» или «Как нам построить демократический либерализм в отдельно взятом Садовом кольце?» Уфимец же терзает свой смятенный разум прежде всего маргинально-региональным: «Есть ли настоящая литература и прочие искусства в городе на Агидели?»

Распознать уфимского интеллектуала всегда легко. Его яйцеголовые собратья из других городов и весей могут мучаться вопросами: «Есть ли жизнь на Марсе?» или «Как нам построить демократический либерализм в отдельно взятом Садовом кольце?» Уфимец же терзает свой смятенный разум прежде всего маргинально-региональным: «Есть ли настоящая литература и прочие искусства в городе на Агидели?» Нет, я призываю не к бесплодному резонёрству, а напротив, предлагаю прочие искусства отбросить, настоящую литературу в городе Уфе, словно евклидов постулат, определить как существующую, и тут же кратко рассмотреть, чем наполнены наши южноуральские литературные пороховницы и прочие табакерки, благо опыт работы в республиканском «толстяке» позволяет мне это сделать без всякой интерполяции. Для начала повторю свой старый тезис о том, что современная литература состоит из двух равноправных и, видимо, уже равных по «массе» участников, а именно: из читателей и писателей. Статистики из Российской национальной библиотеки насчитали таких около 20 процентов от общего населения, но честнее, мне кажется, был канал «Культура», определивший эту «прослойку» в 8 процентов. Попробуем расчленить и этот невнятный, находящийся где-то между креплёным пивом и сухим вином, процент. Пассивные интеллектуалы будут представлены, конечно же, домохозяйками с библиотечкой от Донцовой до Робски в детской коляске, серьёзными юношами с томиками про «бешено-слепых бандито-ментов» под мышкой, и, безусловно, недоступным для моего понимания племенем фэнтезийных небожителей с «библией» про хоббитов у сердца. Но, как сказал бы Элтон Джон, пассивный-активный – понятие условное, поэтому вышеперечисленные интеллектуалы легко переходят в активную фазу, то есть стучатся в обеденный перерыв в дверь редакторского кабинета и кладут на заваленный корректурой и директивами из управляющих органов стол свои перевязанные аккуратными тесёмочками «кирпичи», странички нетленок в прозрачных файликах, либо сбойные дискеты, которые тут же требуют вернуть, во избежание утечки мысли. Объём рукописи обычно прямо пропорционален возрасту творца. «Кирпичи» несут свежие пенсионеры. Два-три рассказа – дамы постбальзаковского возраста. Страничку, набранную 14-м кеглем через полтора интервала – старшеклассники с младшекурсниками. Члены Союза писателей несут вещи строго форматные, как их научило государственное издательство «Китап»: рассказ – 1 авторский лист, повесть – 4 авторских листа, роман – 10, плюс фотографию, паспортные данные, расчётный счет и звонкий псевдоним с ворохом почётных грамот от колхозов, историю которых они золотой вязью вписали в вечность. Содержание рукописей, как правило, делится на две составляющие: «про жизнь» и «не про жизнь». Так, писатели пенсионного возраста стараются, пока не забыли, изложить всё пережитое ими в достаточно стандартной интерпретации «раньше жить было хорошо, а нынче молодёжь пиво на корточках пьёт». Тяготея к крупным формам, пожилые литераторы сюжет выдерживают не всегда и весьма вольно обращаются с композицией, вспоминая в ходе «общения» с читателем каких-то товарищей детства, родственников по жениной линии и вдруг забеременевших 50 лет назад одноклассниц. Эпилогом романа запросто может стать свадьба дяди Васи и тёти Дуси, почивших в первой части опуса от сыпного тифа. Что же пишет уставшая от пелёнок, борщей и сериалов домохозяйка? Сериалы и пишет. Сериалы про свою жизнь и жизнь подруг, которых окружают враги из полностью противоположного пола. Не трудно догадаться, что подлец любовник-муж-начальник в финале терпит фиаско, а если не понимает, что терпит, то только от своей беспросветной тупости и жадности. На фоне новых сериалов, «Секса в большом городе», например, стали появляться вещи всё более раскованные. Так, помнится, долго оббивала редакционные пороги душевная женщина, имеющая трёх внуков, центнер веса, вечную «химку» и неистребимый запах Fairy, с серией эротических рассказов, переходящих на некоторых страницах в такое порно, что, на всякий случай, приходилось читать их на голодный желудок. Составляющую «не про жизнь», конечно же, окучивают молодые люди. Они очень резвы, креативны, но до неприличия бестолковы и совсем не отягощены нормами и правилами русского языка. Полно рассказиков на тему компьютерных «бродилок» и «стрелялок». Сюжеты высасываются из всего, что хотя бы отдалённо напоминает палец. Но радует, что не так много прыщавого эпатажа и липкой тошнотворности, что объясняется, наверное, какой-то небывалой размытостью границ полового взросления современной молодёжи. Литература до и помимо их творчества уфимских ребят не интересует, они что-то помнят из школьной программы, но могут впасть в неадекватное состояние, если их, предположим, спросить: «Как вы считаете, почему Государственную премию им. Салавата Юлаева по литературе дали Тансулпан Гариповой за роман-эпопею «Бурёнушка», а не Талху Гиниятуллину (Анатолию Генатуллину) за книгу «Зaгoн»?» Нетрудно заметить, что в нашем «срезе» полностью, то есть как среди читателей, так и среди писателей, отсутствует интеллектуал в расцвете сил. Объяснить это легко и просто: данная возрастная категория почти полностью затребована другими сферами народного капиталистического хозяйства. На любые возражения по этому пункту я предложу включить телевизор и пощёлкать по «культурным» передачам центральных каналов в поиске прозрачных аналогий. Что же мы увидим через, извиняюсь, голубой экран? Всё те же два десятка интеллектуалов, засветившихся ещё во времена, когда Абрамович делал полимерные игрушки, они кочуют от вопрошающего Швыдкого к вещающему Ерофееву, от спорящего Соловьёва к всезнающему Познеру, где либо сидят статистами, либо изображают дуэлянтов, либо мудро молчат своей «свежей головой». А те, что в «расцвете», меняют жён на любовниц, яхты на самолёты, иногда, наоборот, шёлковые костюмы на тюремные бушлаты – до литературы и прочих искусств ли им? Ну и, как водится, кинем взгляд в футуристическое завтра. Искусство нивелировалось, «восставшие массы» поглотили всё, профессионалы утонули в этом море – их уже не вычленить из хаоса дилетантов. Наглядный пример: появление мобильников-фотоаппаратов сделало миллионы людей фотохудожниками, они что-то снимают, вывешивают на своих страничках в Живых журналах, шлют друг другу на те же мобилы, в газеты, журналы, и разобраться в этом пёстром винегрете кадров, отличить настоящее от ненастоящего почти невозможно. Современная литература вдруг тоже стала уходить на какие-то убогие сайты а ля «стихи.ru» и «проза.ru», где разновозрастные люди из различных социальных слоёв всерьёз обсуждают детские упражнения друг друга, полностью игнорируя мир вне их сайтов. Нет, я не в ужасе, я всего лишь в ступоре, потому что верю в закон превращения количества в качество. Может быть, Франкенштейн, что создал эту «паутину», сотворит и Голема нового искусства, в котором даже литературе будет место? Лишь бы я к тому времени не впал в маразм и смог если не принять его, то хотя бы легко распознать, как распознаю сегодня уфимского интеллектуала.

 

Юрий ГОРЮХИН

г. УФА