МОЙ ХАДЖИ-МУРАТ

№ 2007 / 27, 23.02.2015

Оказывается, это очень приятно в конце лета сродниться с пушинкой, той, которую поднимает ветер и гонит по небу в царство воспоминаний и грёз. Так однажды случилось со мной, когда я шёл по полю к себе на дачу и среди травы вдруг заметил неброский, с малиновыми цветами «татарник», который уже отцветал и слегка пушился. Пушинки одна за другой оставляли подсохший цветок, их полёт всколыхнул мою душу, я вспомнил Льва Николаевича Толстого, его Хаджи-Мурата.
С ними у меня связано личное, биографическое…
Оказывается, это очень приятно в конце лета сродниться с пушинкой, той, которую поднимает ветер и гонит по небу в царство воспоминаний и грёз. Так однажды случилось со мной, когда я шёл по полю к себе на дачу и среди травы вдруг заметил неброский, с малиновыми цветами «татарник», который уже отцветал и слегка пушился. Пушинки одна за другой оставляли подсохший цветок, их полёт всколыхнул мою душу, я вспомнил Льва Николаевича Толстого, его Хаджи-Мурата.
С ними у меня связано личное, биографическое… и нужна была нечаянная встреча в поле, чтобы ожила дремавшая память. Увы, всякое бывает в жизни.
«Хаджи-Мурат» – повесть-воспоминание, пожалуй, самая яркая в творчестве Льва Николаевича и дорога мне тем, что подарила ключ к тайне Кавказа, которую я приоткрыл в книге «Дыхание Армагеддона». Эту бессмертную повесть сравню лишь с другой его повестью, «Двумя гусарами», где теми же скупыми словами, в полутонах, показан ещё один срез эпохи… К сожалению, историки к этим символам Времени не добрались.
Два кладезя знаний, что оставил нам Толстой, два пути познания его мира. Их он открыл, будучи ещё молодым писателем и показав себя уже великим мыслителем.
Любопытно, «Двух гусаров» он опубликовал в 1856 году, а «Хаджи-Мурата» – лишь на склоне лет, в 1896 году, готовый замысел повести пролежал на его рабочем столе очень долго, почти всю свою творческую жизнь Толстой возвращался к нему. И оставался недовольным. Почему?
Можно спорить, ссылаясь на занятость писателя другими книгами, но нет, причина, по-моему, в ином – Толстой притронулся к слишком свежей ране, оставленной колониальной Кавказской войной… Войной, о которой толком мы ничего не знаем: стране требовалось время, чтобы забыть боль, сжиться с победой. И скрыть правду…
«Жители кумыцкого аула Таш-Кичу, питавшие большое уважение к Хаджи-Мурату и много раз приезжавшие в укрепление, чтобы только взглянуть на знаменитого наиба, – писал Толстой, – за три дня до отъезда Хаджи-Мурата послали к нему послов просить его в пятницу в их мечеть». Для кого-то это просто слова, для меня – страница истории моих предков. История покорения моей Родины.
Таш-Кичу был русской крепостью, всего в паре километров от селения Аксай, где родился мой дед. Значит, события в повести были близки нашему роду, касались его. Так и есть. Арслан-хан, не простивший знаменитого наиба, стрелял в Хаджи-Мурата прямо в Таш-Кичу, у крыльца дома, где тот остановился, но не попал, о чём тоже написано в повести. Поступить так велел адат (обычай), предательство и кровную месть у нас никогда не забывали.
Лев Николаевич, несомненно, наезжал в Аксай, он одно время проходил службу в Таш-Кичу и у местных аристократов брал уроки кумыкского языка, что отметили его биографы. Граф Толстой бывал у нас в доме, полагать так мне позволяет многое… Нет, не семейные предания. И даже не то, что я ношу имя его героя. Всё глубже. Мои деды с 1826 года служили в Санкт-Петербурге, в Собственном Его Величества конвое, они охраняли русского царя, пройти мимо их дома московский граф просто не смог бы.
Таков Кавказ, ещё один его обычай.
Первую публикацию «Хаджи-Мурата» Лев Николаевич переработал в 1902 – 1905 годах, думаю, после визита в Ясную Поляну моего прадеда Абдусалама Аджи, его знакомца, очень знающего человека. Прадедушка окончил Каирский мусульманский университет, и его мнение интересовало графа Толстого, склонного к познанию мира. Не исключаю, что, будучи юношей, мой прадед и учил Толстого кумыкскому языку, о чём свидетельствуют самоцветы кумыкских слов и фраз, рассыпанные на страницах «Хаджи-Мурата».
Та встреча помогла писателю, он же не видел настоящего ислама. В пору его молодости ислама на Кавказе не было!
Не верите? Читайте Толстого: «Разувшись и совершив омовение, Хаджи- Мурат стал босыми ногами на бурку, потом сел на икры и, сначала заткнув пальцами уши и закрыв глаза, произнёс, обращаясь на восток, (выделено мною. – М.А.) обычные молитвы». Потом начал намаз, окончив который, «вернулся на своё место…».
Мусульманин, как известно, справляет обряд, обращая лицо на юг, на Мекку. Тогда кто же по вере был Хаджи-Мурат? И какие молитвы сначала, будто незаметно для себя самого, произнёс он, обращаясь на восток? Почему Толстой их назвал «обычными»? Что, это – двойной стандарт?
А «двойным стандартом» молился не только Хаджи-Мурат, но и остальные участники Кавказской войны, для которых приход русских войск был гибелью… Кавказу ломали его прежнюю духовную культуру. Налицо варварство, о котором власть запретила говорить.
Но Толстой сказал – образами.
Сказал, что Кавказ был не дикой страной, и горцы были не дикарями. Лев Николаевич знал, что до 1836 года существовало государство Кавказская Албания с его знаменитой Албанской Апостольской Автокефальной церковью, очень высокочтимой с 304 года и в христианстве. Там молились на восток! То была самая главная Церковь мира, здесь с IV века размещался Патриарший престол Вселенской церкви, там рукополагали в сан первые поколения епископов и митрополитов Византии, Западной Римской империи, других христианских стран. Святое место, где учили европейцев обряду и правилам веры.
Настоящий Исток духа в Европе.
На Востоке Кавказскую Албанию называли Арран, что в переводе – «святое место». Возможно, здесь, на земле албанских монастырей, родилась мысль об исламе – чистой вере, хранящей идею Единобожия… Обо всём этом я написал в книге «Дыхание Армагеддона». Всё это очень и очень интересно. И, к сожалению, теперь малоизвестно. Но во времена Толстого те сведения были на устах культурных людей Европы, горцам сочувствовали.
Рана Кавказа оказалась слишком глубокой и кровоточащей, поэтому к ней не допускали писателей, историков, работали лишь «медики» в мундирах цензоров и политиков – им требовались время, чтобы всё запутать, вытравить, забыть.
А Албанская церковь действительно особенная – она древнее Византийской и Римской. По древнейшей традиции веры там чтили идею Единобожия (Христос в божественном пантеоне оставался сыном, а не Богом!). Поэтому её, как и Армянскую церковь, назвали монофизитской. Здесь написаны первые строки истории христианства как религии Запада, здесь построены первые храмы как образец его нового зодчества.
Кавказ был зеркалом, где хранилось отражение прошлого Европы, где хорошо читались события её ушедших веков. Например, войны между Греческой и Римской церквами за власть в христианском мире… Вторые всегда желали быть первыми! В 381 году папа римский Дамасий I начал ту беспощадную войну.
Раскол Церкви в Европе был неминуемым. Он и случился в IX веке, после спора папы Николая I с константинопольским патриархом Фотием. А оформили свои отношения две стороны лишь в XI веке: в 1054 году Римская церковь вышла из-под опеки греков, стала административно-самостоятельной, или, на языке Церкви, автокефальной.
Но определять политику христианского мира она не могла, потому что впереди по рангу стояла Кавказская Албания, её Церковь. Начались коварные атаки Рима на Кавказ, они велись против 3-го канона, принятого на II Вселенском соборе в 381 году, где утвердили иерархию в христианстве.
Документы Собора не сохранились, но сохранилось древнее правило: Греческая церковь (в её составе была Римская кафедра) признавалась второй по рангу за Албанской Апостольской Автокефальной церковью. Это и не устраивало Рим, который в 1054 году, получив свободу, решил переписать историю Европы в свою пользу.
Тогда и зародилась пресловутая идея европоцентризма.
Роковым стал XI век, к алтарям Кавказской Албании потянулись римские монахи – тайное воинство папы. Началось самовластие. Это и редактирование текста Библии, и уничтожение документов, и Крестовые походы, захват Армянской церкви и появление общин армян-католиков, это и перенос в 1441 году резиденции Армянской церкви из Киликии (Малая Азия) на Кавказ, в албанский город, ныне называемый Эчмиадзином. Сюда же отнесу войны на территории самой Албании: из её княжеств Картли, Кахети, Менгрели сделали Грузию (Сакартвело) и грузин (картвели) с их новой Церковью…
Таковы некоторые важнейшие итоги событий, которые были связаны с политикой Рима на Кавказе. Но их всегда старались «не заметить», «забыть».
Забыть было просто. Тому способствовало государственное устройство Кавказской Албании – федерация свободных земель, что тоже отличало Кавказ от Византийской или Римской империй. Именно империй! На Кавказе насчитывали десятки ханств, княжеств, даже царств, где правителей выбирали, так было устроено свободное мирное государство, с которым по воле Рима расправлялись войска Российской империи.
Одно из ханств Кавказской Албании называлось Авария, там правил авар-хан, а в 1839 году, после убийства всех законных наследников, управляющим назначили Хаджи-Мурата, который, отмечу, ещё не был мусульманином, что следует из текста повести.
Надеть чалму на папаху его заставил произвол, начавшийся на Кавказе. Измены таились за каждым камнем, за каждым деревом. Жителей Аварского ханства принесли в жертву политике, их, включая грудных детей, подвергли зверствам, мучениям… Почему?
Не зная историю аваров, причин трагедии не понять. Авары (аварча) оставили заметный след в истории Европы, это – тюрки, пришедшие с Алтая, они завершили Великое переселение народов. Их орда в союзе с ордой лангобардов в 566 году покорила Италию, дала начало Баварии, Полонии и Хунгарии. Но в 803 году аваров разбил Карл Великий и окрестил их в католичество… Могучая орда была раздавлена.
Какие-то её роды нашли приют в Кавказской Албании, здесь, в долине горной реки Койсу, появилось новое ханство. А вскоре и Прикаспийская провинция Римской церкви, куда из Рима назначался епископ. То был первый форпост Запада на Кавказе.
Не случайным стечением обстоятельств я объясняю себе то, что среди горцев в начале 30-х годов XIX века, в пору неудач русской армии, появились мусульманские проповедники. Война, начавшаяся в 1817 году, захлёбывалась, и был найден искусный ход – идеологическое разложение противника… Толстой пишет: «Он (Мансур Хасс Мохамед – мусульманский проповедник) ездил по аулам, и народ выходил к нему, целовал полы его черкески и каялся в грехах, и клялся не делать дурного». Меня это не удивило. Проповедника приняли за собрата по вере, за сторонника Единобожия, какими и были сами албаны. Они понадеялись на его помощь и обещания.
Тот, кто подослал лазутчиков, прекрасно знал, что измученные долгой войной люди поверят любому… Первым имамом на Северном Кавказе в 1832 году стал Кази Магомет, но имамата он не создал – среди горцев не было мусульман, хотя уже появились мусульманские имена. И тем не менее – откуда-то?! – в Кавказскую Албанию настойчиво шёл ислам, мюридизм. Новая ветвь. Что это? Словами объяснить трудно – бунт, газават, во главе которого был суннит. То даже не секта, что-то примитивное, самодельное, чего мир ещё не видел, но – и это главное! – бунт был направлен против аристократов и духовенства, возглавлявших оборону страны…
Выходит, защиту Кавказа разрушили сами кавказцы – чернь, получившая власть.
Начались восстания, измены. Чем воспользовались агрессоры, захватив важнейшие стратегические пункты. Шамиль, которого в 1834 году поставили во главе обманутых горцев, был обречён. Ему дали власть, чтобы приблизить поражение.
Мысль не лишена смысла. В архиве Британской разведки, говорят очевидцы, хранится личное дело Шамиля, где описана вербовка и то, как он стал мусульманином… И чтобы ни утверждали мои оппоненты, а рука Запада тут налицо: не будем забывать, после пленения Шамилю дали не виселицу, а прекрасное имение в Калуге и очень солидную пенсию из российской казны. Если знаешь, что Романовых на российский престол привели иезуиты, которые, собственно, и правили страной, всё встаёт на законные места. К событиям возвращается логика.
Напомню, авары прежде были католиками, их силой заставляли принять ислам. Вот строки Толстого, подтверждающие мою догадку: «чалму я надел (носил), – писал Хаджи-Мурат в донесении русскому генералу Клюгенау, – не для Шамиля, а для спасения души». И далее: «к Шамилю я перейти не хочу и не могу, потому что через него убиты мои отец, братья и родственники, но что и к русским не могу выйти, потому что меня обесчестили». А Шамиль был аварцем.
Возможно, Хаджи-Мурат один из немногих, кто понял, чалма спасает тело, а не душу. И Лев Толстой мастерски отобразил это его открытие, описав тревожную молитву героя, пытавшегося обмануть себя.
В XIX веке Кавказ, не устояв, изменил вере предков и пал. Русский царизм уничтожил Кавказскую Албанию, стёр с лица земли. Храмы и монастыри её были взорваны, народ рассеян, о великом государстве теперь уже не упоминают. О её Церкви молчит христианская энциклопедия. Но всё ли исчезло?
Даже тифлисские строки «Хаджи-Мурата» позволяют судить о древней кавказской культуре: вспомним хотя бы грузинского князя, «выхлопатывавшего себе упразднённое церковное поместье»… Начался грабёж и разорение сокровищниц… Я сам видел руины тех древнейших храмов, с которых началась храмовая архитектура в Европе.
Так в чём причина Кавказской войны? Для России тайна.

…После посещения Ясной Поляны мой прадедушка второй раз пошёл в Мекку.
Весной 2007 года, желая отметить годовщину его визита, я тоже поехал в имение, у меня были свои вопросы к Толстому. Конечно, здесь всё теперь другое, но имя Хаджи-Мурата по-прежнему на устах. Речь не о повести, нет.
Руководство музея взяло на себя гуманную миссию – смыть позор, оставленный царизмом, и захоронить голову Хаджи-Мурата.
До последних дней его отрубленная голова хранилась в Петербурге как экспонат музея, её в наше просвещённое время выставляли напоказ, называя «трофеем Кавказской войны». Теперь, после долгой переписки, чиновники перевели её из музейного фонда в… фонд государственного имущества. Кошмар.
Услышав такое, я содрогнулся: с какой же дикостью мы живём под громкие слова о чести, о достоинстве, о любви к ближнему своему?
«Это была голова, бритая, с большими выступами черепа над глазами и чёрной стриженой бородкой и подстриженными усами, с одним открытым, другим полузакрытым глазом, с разрубленным и недорубленным бритым черепом, с окровавленным запёкшейся чёрной кровью носом. Шея была замотана окровавленным полотенцем. Несмотря на все раны головы, в складе посиневших губ было детское доброе выражение».
Таким был и остался Кавказ – с детским добрым выражением в складе посиневших губ. Порой он не выдерживает, взрывается, отвечая злом на зло, а что остаётся людям, у которых отняли прошлое? Сделали «лицами кавказской национальности»? И ничего не дали взамен?
К могиле Льва Николаевича я шёл как к важной точке своего жизненного пути – великий писатель сказал о моей Родине то, что не сказали другие. Я хотел поблагодарить его за правду. И за то, что меня назвали Мурадом, в память о том колючем «татарнике», который увидел Толстой среди распаханного поля. Отец говорил, таково было желание прадеда, он умер в 1929 году, за пятнадцать лет до моего рождения.

Мурад АДЖИ