Я выжил украм вопреки…

Рубрика в газете: Поэтический альбом, № 2025 / 18, 08.05.2025, автор: Юрий МОГУТИН

Юрий Николаевич Могутин родился в 1937 году в семье дипломата, репрессированного в 1938 году – приговорённого к высшей мере, заменённой 25-ю годами лагерей. Вместе с матерью, как ЧСВН (члены семьи врага народа) был выслан из Москвы. Детство Ю. Могутина прошло в эвакуации на Урале и в разрушенном войной Сталинграде. После войны учился в школе рабочей молодёжи, работал разнорабочим на стройках по восстановлению Сталинграда, матросом на рыболовецком судне на Каспии, служил в авиации в Прикарпатье во время венгерских событий 1956 года.

Окончил историко-филологический факультет Волгоградского пединститута, преподавал в Забайкалье русский язык, работал в сибирских газетах.

Окончил Высшие литературные курсы. Член Союза писателей СССР. Автор многих книг стихов и прозы и многочисленных публикаций в центральной и региональной печати, лауреат Горьковской литературной премии (2012) и премий «толстых» журналов.

В начале нулевых после ряда неудачных операций на глазах Юрий Могутин почти полностью ослеп. Тем не менее, за двадцать следующих лет им был написана толстая книга стихотворений «Я был никто и жил нигде» (вышла в 2023 году), которую поэт считает сильнейшей в своём творчестве. В конце 2022 года – к 85-летнему юбилею Юрия Николаевича – мы публиковали небольшое интервью с ним и несколько стихотворений на тему Донбасских событий и СВО. Сегодня, по просьбе поэта, публикуем продолжение – стихи, написанные за последнее время именно на эту тему.

 

 

 

* * *

Мы все лишь гости на планете.

Вот-вот придут уже за мной.

Играет вечность на кларнете.

О мимолётности земной.

 

Мне в детстве не досталось детства –

Его угробила война.

И, если в прошлое вглядеться,

Со мной всегда была она.

 

И в 41-ом под Можайском,

Где я контуженный лежал.

А позже нищим попрошайкой

Шёл побираться на вокзал.

 

И вот она явилась снова

В рычанье «тигров» и «пантер»

Из Вены, Гамбурга и Львова.

Ордой нацистов и бандер.

 

Война и смерть – нет слаще пары,

Гробы плывут с передовой;

И днём и ночью «байрактары»

Несут кирдык сквозь лязг и вой.

 

На Банковой карманный Гитлер

Сипит из тайного угла:

«– Бей москалей, братки! Хайль Гибель!

В бой до последнего хохла».

 

 

1956. ПрикВО

 

Я выжил украм вопреки.

Они моей желали смерти.

Я был солдат, они – враги –

Бандеровские укро-черти.

 

Их выпустил из тюрем Хрущ,

И разносилось в Прикарпатье:

«Режь, хлопцы, москалей, як хрюш!»

И «хай живуть» «Лесные братья!».

 

По прикарпатским хуторам

Цвела бандеровская плесень,

Там клуб сожгут, тут Божий храм,

А то и батюшку повесят.

 

Особо злые на солдат,

Охотились за нашим братом.

Ох, сколько кануло ребят

В туманном Львове и Карпатах!

 

Я жил в стихии грозовой

Начавшейся мадьярской свары.

С тех пор над бедной головой

Ночами властвуют кошмары.

 

 

* * *

В краю вечнозелёных помидоров,

Где в мае мухи белые летят,

А в сентябре земля являет норов,

Тут климат – зверь, а нравы – сущий ад.

 

То полсела отравится грибами,

То мужики повздорят горячо,

Достанется за всё японской маме,

Хотя она, конечно, ни при чём.

 

Нам не дожить до зрелости томатов:

Не тот, как говорится, регион.

Зато у нас на службе мирный атом

«Сармат», «Кинжал», «Атилла» и «Церкон».

 

Мы спор порой решаем кулаками,

А в шахтах ждут «Сарматы» про запас.

И плохо станет не японской маме,

А тем, кто хочет уничтожить нас.

 

 

* * *

Мою Москву бомбят хохлы,

А нашей власти – хоть бы хны.

Пора ударить по хохлам

И разнести их «наступ» в хлам.

 

Пора воздать орде зверей

За смерть детей и матерей.

И пусть на страх врагам звучат

«Кинжал», «Аттила» и «Сармат».

 

 

* * *

Мне не до жиру – быть бы живу

И не дразнить зверей режима,

Что, охраняя этот строй,

С цепи срываются порой.

 

И посылают либералов

Морозить сопли за Уралом,

Валить тайгу средь вьюг и бурь,

Пока из них не выйдет дурь.

 

Из самых гибельных распутиц

Страну выпутывает Путин,

Спасая Крым, Донбасс, Луганск,

Громя весь западный альянс.

 

И благоверная столица,

Святоша, грешница, блудница,

Казнит и милует, растёт

И на войнушку дроны шлёт.

 

Мне не до жиру – быть бы живу.

В бою живут не по ранжиру,

А по мятежной схватке чувств,

Где каждый смертный смерти чужд.

 

А тот, кому удастся выжить,

К небесным пущам станет ближе.

Он, словно заново рождён,

Всех павших окропит дождём.

 

 

* * *

         В эпоху изотопов,

         Реакторов, пластмасс

         Я, человек, затоптан.

         Я – мразь. А Вы про марс…

                   А. Вознесенский

 

Век беспилотников и коптеров,

Космических радаров власть.

Я – раб, запуганный, затоптанный,

Я – мразь.

 

Рождённый деревенской женщиной,

Был рекрутирован в свой срок:

«Шагай в окопы, деревенщина!

Тебя заждался «передок»».

 

Хохлы дождались с джавелинами,

И танков целый зоопарк.

Но мы врага встречаем минами –

Горят их «тигр» и «леопард».

 

Здесь страх с отвагой перемешанный,

И кровь, и грязь, и смерть, и мат.

«Да он герой, наш деревенщина!» –

Так обо мне сказал комбат.

 

 

* * *

Моих стихов речитатив,

Моих грехов хромой штатив.

Моих ошибок синяки,

Невмятица, обиняки.

 

Моей гордыни миражи,

Моих сомнений тиражи.

Бессонниц вязких канитель,

Моя постылая постель.

 

Опять в огне моя страна,

В меня вторгается война,

Обрубки тел ползут ко мне,

Юнцов, убитых на войне.

 

И мне погибшим не помочь,

И плачут ангелы всю ночь…

 

 

* * *

Нас схватили на вокзале

Военком и военврач.

Отдубасили, связали

И на фронт погнали вскачь.

 

На мочилово, на мыло,

На убой, под стать скоту.

А чтоб нам не страшно было,

Всем вкололи наркоту.

 

И пошли мы в бой без страху

Перед минами полей

На Херсон и Волноваху,

На траншеи москалей.

 

Но недолго длился подвиг

И геройский наш порыв.

Трёх из нас на воздух поднял

и убил внезапный взрыв.

 

В ход пошли бронемобили.

Надвигается шабаш.

Но они нас не добили,

а отправили в санбат.

 

 

* * *

Крым – наш, вам – крыш.

Из Крыма им предложен кыш,

Останкам банд нацистских крыс,

Наследникам Бандеры.

 

Убийцы рожениц Чечни,

Вы крови ищете «русни».

Но от бандеровской резни

Есть щит Христовой веры.

 

Пока не все ещё лежите

Средь чернозёмов вековых,

Своих двухсотых заберите,

Чтобы не смердели средь живых.

 

 

* * *

Война подъела все припасы,

Дошёл черёд и до собак.

Село пустело час от часа,

Ни свадьб, ни выпивок, ни драк.

 

Два земляка вернулись с фронта:

Один без глаз, другой без ног.

Безногий песнь сложил экспромтом,

Слепой – к ней музыку без нот.

 

На пристанях и полустанках

Хлопочет жизнь, бомбят Херсон,

Визжит татарская тальянка,

Поют калеки в унисон.

 

Их вопль, их исповедь, их притча

Пришли на фронт, на передок –

Слепой, в просёлок палкой тыча,

Безногий – на обрубках ног.

 

И песня, обретая крылья,

Звала бойцов за горизонт.

И полетела эскадрилья,

Куда указывал ей дрон.

 

 

МАРОДЁРЫ

 

Штаты – звёзды и полоски –

Присылали нам обноски –

«Левисстрайс» и «Адидас» –

В Арзамас и на Донбасс.

В тех обносках недоноски

В бескозырках и матросках

Едут русских убивать

И трофеи добывать.

Трупы в шмотках зарубежных

Средь окопов незалежных

Манят полчища воров

Из окрестных хуторов.

Не успеют стихнуть пушки

К трупам кинулись хохлушки

И хохлы, оравой псов,

Жертв раздели до трусов.

И с двухсотых мародёры,

Сняв джинсу, давали деру.

И тащили на базар

Снятый с жмуриков товар.

Янки, ляхи и этруски

Убивать явились русских,

Но воткнулись у Вязём

Мордой в русский чернозём.

А над трупами витает

Укропадальщиков стая.

 

 

* * *

Русь от ковида обезлюдела

И заросла борщевиком.

И рвётся воинство иудино

Уничтожать «большевиков».

Но мы давно уже не прежние,

Кому-нести-чего-куда,

Эпоха Суслова и Брежнева

Не возвратится никогда.

Мы были слишком расточительны,

Отдав Карпаты, Крым, Донбасс.

А возвращаем так мучительно,

Такой ценой, помилуй Спас!

Но мы избавим от бандеровцев

Одессу, Харьков и Херсон,

Чьё населенье не надеется

Избыть фашизм, как страшный сон.

 

 

Ответ фронтовику, участнику СВО Николаю Гуськову,

приславшему стихи из госпиталя

 

Кто я такой, чтоб обсуждать кого-то,

Тем паче – лейтенанта от пехоты,

Приславшего окопные стихи,

Написанные раненой ладонью

На передке кровавого Придонья.

Могу ль сказать я, что стихи плохи?

Они не могут быть не интересны,

Рождённые в солдатских муках крестных,

В последних хрипах фронтовых полей,

В беспамятстве ночных госпиталей.

Стихи солдата не бывают плохи,

Поскольку это памятник эпохи,

Написанный гранатой и штыком

И раненных предсмертным матерком…