ГАЗМАНОВЩИНА С БАБОЧКОЙ, или Оба лучшие

№ 2008 / 23, 23.02.2015

У «Литературной газеты» есть свои любимые авторы. Что ж, с этим ничего не сделаешь, это естественно. Среди стихотворцев самые большие и закоренелые её любимцы, как мне кажется, – Константин Ваншенкин и Андрей Дементьев. Уж так она обоих пестует, как опекает и холит! Печатает их стихи полосами да ещё с предварительным уведомлением читателей о предстоящей радости, со своим небольшим, но трогательным предисловием или послесловием и обязательно с парочкой портретов.
***
Отдельно заметим, что между любимцами «Литгазеты» порой случаются как бы переклички. Так, оба они в весьма почтенных летах. И вот корреспондент «ЛГ» спрашивает Ваншенкина, не надоело ли «рифму строгать», не тянет ли на покой. Поэт отвечает:Видя в небе некий знак,
В поздние писали годы –
Первым делом это Гёте,
Тютчев, Фет и Пастернак.
А почему? Известное дело – «женщина причина». Верно, только Ваншенкин (да продлит Господь его дни!) уже лет на пятнадцать старше трёх последних, а всё даёт в «Литгазете» целые полосы. Молодец!
Вот и Дементьев:В мои года уже стихи не пишут.
Но Гёте был постарше, а писал.
Тоже верно. Правда, к сожалению, ничего гётевского или фетовского в писаниях того и другого мне обнаружить не удалось. Не беда, обнаружат другие.
Ещё примерчик духовной близости двух поэтов. Дементьев:Было всё в моей жизни взаимно…
Люблю Иерусалим.
И чувствую взаимность.
Как тут не вспомнить его собрата:
Я люблю тебя, жизнь,
И надеюсь, что это взаимно.
Что ж, взаимность это во многих ситуациях хорошо, но не в силах я вообразить, чтобы, допустим, Лермонтов, воскликнув Люблю отчизну я…,
тут же присовокупил бы:И надеюсь, что это взаимно.
Невозможно представить, чтобы и Пушкин написал о Петербурге хотя бы так Люблю тебя, Петра творенье,
И надеюсь, что ты уважаешь меня.
Но – кто без греха! Нельзя же требовать ото всех умеющих рифмовать пушкинского понимания.
Тут пришла мне в голову страшная мысль: между этими поэтами и классиком возможна весьма драматического рода перекличка. Как известно, гётевский «Вертер» вызвал в Германии эпидемию самоубийств. А не породят ли то же самое среди читателей «Литгазеты» такие, например, стихи её любимцев? –Это ведь не муж с женой –
Оговор и оговорка.
Смысл у них совсем иной,
Где ни лада и ни торга.

Суть глубинная не та
И наружная обшивка:
Мерзость, подлость, клевета
И – невольная ошибка.
Так вот, не потянет ли от таких стихов читателей «ЛГ» в петлю? В самом деле, ведь в первом стихотворении ничего невозможно уразуметь: какая обшивка, какая ошибка? Где мерзость? В чём подлость? Кто клевещет? На кого?
***
Надо заметить, что эти два поэта при некоторой общности имеют немало и различий как в жизненной позиции, в манере поведения, так и в литературном складе. Ваншенкин, например, порочит советское прошлое очень осторожно, осмотрительно, малыми дозами, намёками, даже ребусами, которые не всякий разгадает. Допустим, к мутноватой антисоветской инъекции («три четверти века» мы «дрожали» и «висели на подножке» неизвестно куда летящего поезда), что содержалась в его предыдущей подборке в «ЛГ», теперь присовокупил:У страны своей родной
Мы находились в безднах комы,
В реанимации одной…
Но – вышел поэт из комы, слава Богу, покинул реанимацию, и скоро отметит 85-летие.
С другой стороны, есть и вдохновляющий стишок «Смена» – о происшедшей в стране контрреволюции, но тоже – аллегорический, непрозрачный, в сущности – ребус:Честно и смело,
Кончив дела,
Первая смена
Нынче сошла.
Кто же именно эти честные смельчаки? Я разгадал так: скорей всего, – Горбачёв и Ельцин, Гайдар и Бурбулис, Черномырдин и Козырев, Березовский и Гусинский…
Дальше:Нынче впервые
В первый свой ряд
Вышли вторые
Как на парад…
Кто? Думаю, имелись в виду Греф и Кудрин, Христенко и Зурабов, Абрамович и Вексельберг… Жаль, что поэт не намекнул и на тех ещё, кто работал и в ту смену и в эту отдыха не знает – Чубайс, например.
Надо сказать, что Ваншенкин вообще осмотрителен, осторожен, как стрекоза. Ведь он, между прочим, не подписал коллективное письмо в «Известиях» 5 октября 1993 года, вошедшее в биографии 42 его подписантов как несмываемое пятно под названием «Раздавите гадину!» А ведь там – все его дружки-приятели и, надо думать, уговаривали. Ну разве что не был в Москве тогда.
Но как бы то ни было, а поэт предпочитает не политические темы, а совсем другие. Его очередная публикация в «ЛГ» № 49’06 (46 стихотворений) имеет два заголовка – «Я люблю тебя, жизнь» и «Прогулка». Право, вполне можно было ограничиться первым, уточнив его.
В самом деле, тут, как и в прежних подборках, есть и печальные стихи о давнем прошлом («Арагви», 1964), и нытьё о старости («Он то и дело на момент задрёмывал средь разговора»), о скорой смерти («Дело близится к концу…»), и странное восхищение «чистотой» и «тонкостью» некого художника, поскольку он –Художник, видящий в ребёнке
Старухи будущей черты.
Надо полагать, автор считает ещё более тонким художником, а не извращенцем и психопатом того, кто видит в гробу человека любого возраста.
Есть в подборке стихи и о другом, но главное, что мы видим здесь, – это прежнее молодое буйство на тему «стариковских эротических мечтаний» (Твардовский о Бунине). Вы только посмотрите заголовки: «Женщина, которую любили», «Женский пляж», где, естественно, все телешом, «Прежняя жена», «Женщина под душем», «Женщина с мужем»…
В этих эротических мечтаниях автору мерещатся то всего лишь рука, которая «во тьме (бунинских) аллей там, где ей нужно, шарит» у женщины; то таинственная дама, что, «совершив полёт (!), лежит охваченная ленью»; то ещё одна женщина, которую милый друг, не зная других средств развлечь, равнодушно целовал, «просто, чтобы не скучала», а она в ответ кусала; то столь пылкие любовники, что «встречались днём», поскольку «не могли дождаться вечера»; то законные супруги, у которых, «как ни старались, не было детей», но они при любой погоде «не оставляли сладостных затей и вдохновляли всячески друг друга»; то больной старичок, негодующий по поводу того, что вызванная врачиха «скорой помощи» «и не подумает обнять»… И это всё ещё что! А однажды автору привиделся целый «мир, где бабы в разных позах».
Надо заметить, что эротические сюжеты Ваншенкина порой весьма драматичны. Хотя бы вот, почувствуйте:Сколько нужно было сил
Отказать ему словами,
Потому что он просил
Главным образом руками!
Ну, вообще-то говоря, автор, видимо, подзабыл, что всё это главным образом именно руками и делается: обнимают, заваливают на постель (диван, кушетка, стог сена), раздевают, стягивают всё лишнее, если не раздета, и т.д. А как иначе «просить»? Заявление, что ли, писать? «Гражданка Иванова, довожу до вашего сведения, что терпежу больше нет. Прошу не отказать. Лауреат премии Антона Дельвига».
Заканчивается стихотворение не совсем понятно:Видеть свет его лица
Вплоть до следующего раза
И держаться до конца –
До последнего отказа.
Так что, удержалась до конца или нет? Гораздо всё ясней в стихотворении, что так и озаглавлено – «Отказ»:Заупрямилась, не пожелала,
Подбородок склонила к плечу:
– Моего объяснения мало?
Было, да! А сейчас не хочу.
Впрочем, похоже, что тут дело не столь катастрофично: ведь «сейчас» это не «теперь», не «отныне», не «больше».
Так вот, приняв во внимание всё сказанное, подборку следовало бы озаглавить «Я люблю тебя, жизнь, где бабы в разных позах!» Однако тут есть странные стихи ещё и такого рода: Хлебнув немало на веку,
Как и другие хлопчики,
Он спит тихонько на боку,
Как прежде спал в окопчике.

Шёл по лугам и по лесам,
По танкам бил из пушечки.
Теперь он спит. Теперь он сам
Как орден на подушечке.
Или:Рад и я слегка,
Что один воробышек
Всё ещё пока
Бьётся между ребрышек…
Если учесть и это, то итог можно подвести тоже в стихотворной форме так:Он родом из семьи солдатиков
И, может, из своей винтовочки
Разил он мерзких супостатиков
Почти пять лет без остановочки.

Теперь за восемьдесят с хвостиком,
А любит вкус клубничной пеночки,
О чём чирикает так простенько
Седой воробышек Ваншеночкин.

Вот, разорвав оковы этики,
Рисует петушка на курочке,
И в том потворствуют эстетики
Из милой всем «Литерадурочки».
Да что говорить, некоторые стихотворения вообще понять невозможно, что мы уже видели. Вот «Женщина под душем». Ожидаешь красивую, может быть, по-хорошему эротичную картину. И что же?В затуманенном зеркале
Плохо видно себя же…
Ну, это понятно: зеркало запотело. Только зачем «же»?Вдруг – ошибка, проверка ли?
Какая ошибка? Чья? В чём – холодный кран с горячим перепутала? И что за проверка – кого? кем? по какому поводу?Дождь на плечи лебяжьи.
Ну, тоже понятно, но куда девались ошибка и проверка?Льёт на женщину хрупкую,
Тоже льнущую к благу,
С круглой пористой губкою,
Вмиг вбирающей влагу.
Насчёт губки все ясно, но что за женщина, которая тоже льнёт к какому-то благу? Тоже – как кто?
Наконец:А к ладони приближена(?),
Как задумано было (?),
Голубая булыжина
Туалетного мыла.
Допустим, кусок мыло можно внешне уподобить камню, но, конечно, с большой натяжкой: уж очень различна их природа и «возможности». Однако каков общий-то смысл стихотворения, что автор хотел сказать?
А вот ещё «Холодный ветер»:Для добавочного эффекта
Ветер – будто внутри трубы,
И вибрируют вдоль проспекта
Нумерованные столбы.
Какой эффект? Какая труба – аэродинамическая, что ли? Как это металлические или бетонные столбы «вибрируют вдоль проспекта»? И почему классик не написал так:На севере диком стоит одиноко
На голой вершине сосна.
И дремлет, вибрируя, снегом сыпучим
Одета, как ризой, она…
Сосне сподручней «вибрировать», чем столбу. Но вот финал:У толпы по спине мурашки,
Но беспечен, как новичок,
Вдруг навстречу в одной рубашке
Неприсмотренный старичок.
Что за толпа? Откуда взялась? Почему мурашки? А неприсмотренный старичок – не сам ли автор?
Словом, странные стихи, странные… И о чём они? В большинстве своём – о сущих пустяках. Надеюсь, читатели и так поняли это по приведённым выше строкам. Редкое исключение – «Просьба». А сущая пустяковость стихов по обстоятельствам времён и оказывается вопиюще бестактной. Вот «Женский пляж в Эстонии». О чём? О голых старухах у моря. И каково читать это в газете ныне, когда в Таллине учинили глумление над памятником советскому солдату, русские там и здесь негодуют, а «Литгазета» ставит памятник голым эстонским старухам.
***
Андрея Дементьева «Литгазета» любит, пожалуй, больше, чем Ваншенкина: именует его не просто старым другом, как того, а – знаменитым другом.
Между прочим, знаменитый ужасно любит ходить в гости. Как Чичиков. Как Винни Пух с Пятачком. Помните?Кто ходит в гости по утрам,
Тот поступает мудро!
И они ходили к друзьям своего круга и уровня, к братцу Кролику, например. У Дементьева потребность иного уровня:Я приехал в гости в Тютчеву …
Потом заваливается к Пушкину, Лермонтову, Толстому… и так вплоть до Мандельштама. Ну как только не страшно! Даже если начал бы он свои визиты с того, кто ближе по времени – с Осипа Эмильевича. Ведь он наверняка сказал бы:
– Андрей Дмитриевич, вы написали:Господь одарил Мандельштама
Талантом влиять на слова…
Что вы имеете в виду? Назовите хоть одно слово, на которое я повлиял. И что с ним стало? Голубчик, совсем не то: я пытался влиять не на слова, а на людей – словами.
А вы ещё пишете, будто при этом я хотел,Чтоб скучные млели от шарма,
А злые теряли права.
Кто это – скучные и злые? Откуда вы их взяли? Соседи по квартире? А что ещё за шарм? Вы хоть понимаете, что означает это слово? Почему от него млеют и именно скучные? А какие права почему-то теряют из-за этого шарма злые – избирательные, родительские, водительские?
В таком духе и дальше:Господь одарил Мандельштама
Талантом предчувствовать речь…
Какую речь? Чью? Товарища Сталина, что ли? …Где даже нежданная драма
Старалась надежду сберечь.
Вы можете объяснить, что означает этот словесный конгломерат?И рушился мир Мандельштама
Сквозь боль и растерянный взгляд.
Так-таки именно сквозь взгляд и рушился?.. Знаете, любезный, позвольте вам выйти вон.
Я не исключаю такого разговора с таким финалом.

А потом Дементьев нагрянул, допустим, к Фету.
– Да,– сказал бы Афанасий Афанасьевич, – прочитал я четыре полосы ваших стихов в «Литературке» за недолгое время. Отменно!.. А вы, между прочим, не из дворян?
Это пунктик Афанасия Афанасьевича. Его отец А.П. Шеншин, дворянин, женился за границей на католичке Каролине Фет, православный обряд венчания не был исполнен, и потому в России брак и родившегося сына не признали законными. Поэт долгие годы потратил на то, чтобы стать Шеншиным и дворянином. А когда, наконец, стал, Тургенев написал ему: «Ну вот, у вас было имя – Фет, а теперь вместо него вы получили фамилию Шеншин».
Дементьев был удивлён вопросом и ответил стихами:Теперь все хвалятся дворянством.
Мой предок был из крепостных!
– Если из крепостных, то почему так плохо русский язык знаете? – спросил Фет. – Ведь гены должны тут подсказывать и на язык работать, а они у вас почему-то работают на Палестину.
Дементьев оторопел:
– Я плохо знаю русский язык?! Да известно ли вам, сколько у меня орденов и премий за стихи? Что ж, они написаны плохим языком?
– Вы без конца пишете о любви, – сказал Фет. – Мы, классики, тоже писали о ней много. Но как! Например:Шёпот… робкое дыханье… трели соловья…
Какое счастье! Ночь и мы одни…
А вы как?Я с любовью навеки повенчан…
Велик запас моей любви…
Сказали бы ещё «велик ресурс». В другом вашем стихотворении я прочитал:Золотого запаса
Мне время не намыло…
Вон о чём – о золотом запасе! Коллега Маяковский писал:Мне и рубля не накопили строчки…
Подумайте только: он о рубле, а вы – о золотом запасе, как Государственный банк. Дальше у него:И кроме свежестираной сорочки,
Скажу по совести, мне ничего не надо.
Вот – истинный поэт! А вы тоскуете о персональном золотом запасе. Стыдно, батенька. Стыдно!

А представьте себе Дементьева в гостях у Пушкина. Тот наверняка сказал бы:
– Вот прочитал у вас:Поэзия превыше суеты…
Верно. Только ведь я ещё когда сказал:Служенье муз не терпит суеты….
С тех пор это стало общим местом. А у вас и дальше тот же пошиб:Поэзия с небес нисходит в души.
Она – то «гений чистой красоты»,
То отзвук бед…
Ну, сколько можно мурыжить моего «гения красоты»! Да и не мой он, я его у Василия Андреевича позаимствовал. Один-то разочек по дружбе можно было.
Банальностей у вас невпроворот! Кроме моих, тут и замусоленные строки то Лермонтова об «одиноком парусе», то Тютчева о России, уме и аршине, взятые эпиграфом; тут и заезженная «дорога в храм», по которой, мол, надо непременно шествовать; и эксгумированный ныне Нострадамус; и вдруг нахлынувшие в русскую поэзию обитатели Небес – сам Создатель, и Христос, и бесчисленные ангелы порхают… Но сколько бы вы ни писали о Небесах, сударь мой, всё равно видно же, что в прошлом вы были завотделом агитации и пропаганды ЦК ВЛКСМ, и, конечно, занимались там антирелигиозной деятельностью.
Тут Дементьев, надо думать, изумится: откуда, мол, знаете?
– Да это же не только пророкам видно, – ответит Александр Сергеевич.– Вот вы пишете:Ангел по зову звёзд
На небо своё вернулся…
Откуда вы взяли, что ангелы подчиняются звёздам? На Небе, сударь, совсем иная субординация. Или вот ещё:В то утро Богу было недосуг…
Как недосуг? Конечно, Бог поругаем не бывает, но это же оскорбительно для верующих. Бог всеведущ, вездесущ, всемогущ и всемилостив. Неужели это не знали в ЦК комсомола?
А дальше просто кошмар:В небе мерцают искры,
Словно там курит Бог.
Это уж прямое богохульство! Создатель с «беломорканалом» в зубах. Или с трубкой? Неужели от советских людей скрывали и то, что Бог некурящий? Творец, может, когда и баловался – ведь и табак дело его рук, интересно попробовать, что получилось, но ещё до Ноева потопа. Он решительно завязал.
А это что за чушь? –Я продолжаю влюбляться в тебя
Так же безумно, как некогда Тютчев.
Так же неистово, как в Натали
Пушкин влюблялся в счастливые годы.
Что значит «влюблялся»? Сегодня влюбился, завтра разлюбил, потом опять влюбился. Так, что ли? Я влюбился в Наталью Николаевну и – навсегда. Что вы мне навязываете свою амурную суетливость!И полыхают над краем земли
Наши года словно краски восхода…
Я окунаюсь в царство красоты,
Где мы с тобою вновь помолодели…
Как будто бы сиреневое пламя
Незримо опалило души нам… и т.п.
Господи, сколько велеречивой трескотни – безумие, неистовство, пламя, полыхание, опалённые души, царство красоты, вечная молодость, и всё это – прикрываясь нашими именами. И напечатано не в каком-то «Пульсе Тушино», а в «Литературке», в писательской газете, которую я основал, и под моим профилем на первой полосе.
И к тому же главный редактор сам, как говорит, «профессиональный поэт, автор нескольких книг стихов и лауреат премий именно за стихотворчество». Да ещё и диссертацию защитил о поэзии. Во всём доходит до точки! Не то, что я, например, вахлак: написал, напечатал, а защищать – ну, лень, лень… И не может кандидат наук не знать, что Пушкин не «влюблялся» в Наталью Николаевну, а влюбился – и точка. Не может кандидат не понимать, чего стоят в базарный день все эти безумные полыхания и пламенные неистовства. Не может не видеть, что на страницах его газеты идёт беспардонная спекуляция именами классиков. Так что же его заставляет профанировать поэзию?

В одной из многочисленных персональных полос в «Литгазете» Дементьев ликует, озирая свою жилплощадь:Очень я люблю свою квартиру –
Шесть окон, цветы, портрет жены…
Очень я люблю свою квартиру,
Где уют – превыше всех богатств…
Очень я люблю свою квартиру,
Где встречаю праздники и труд.
Мне с квартирой сильно подфартило,
Потому что (!) я люблю уют.
Отменно! Но, чёрт возьми, я тоже люблю уют, однако, судя по всему, мне, как и многим, подфартило гораздо меньше: 35 жилых метров на троих-чётверых за свои трудовые…
Пожалуй, приведённое стихотворение – одно из наиболее характерных для Дементьева. В частности, и потому, что на первом месте – праздники, а уж потом труд.
Когда-то была пародия на одного поэта:Я люблю свою жену
Лето, зиму и весну,
Папу, маму, тётю, ну
И Советскую страну.
А ведь здесь не только страны нет, но и жены, а только её портрет да окна в трёхкомнатной квартире. Поставьте-ка это рядом с другим портретом:О подвигах, о доблести, о славе
Я забывал на горестной земле,
Когда передо мной в простой оправе
Твоё лицо сияло на столе…
Вы можете представить здесь упоминание о количестве окон или о метраже квартиры?

Дементьев – непременный участник разного рода торжеств, юбилеев, фестивалей, инаугураций… «И всё ему нравится, проклятому», как сказал классик. Вот недавно явился на юбилей «Аргументов и фактов» и, как всегда, ликуя – рот до ушей! – прочитал стишок с призывом никогда ни в коем случае ни о чём в жизни не жалеть. Диво дивное! Ну, понятно, что не стоит убиваться о потере ста, а в иных случаях и тысячи рублей или о том, что не прочитал очередную книгу Дементьева и т.п. Но ведь в жизни случаются утраты, потери, поступки совсем иного рода. Да неужели автор сам до сих пор не жалеет хотя бы о своей подписи под тем гнусным письмом с призывом к власти «Раздавите гадину!». Как можно не жалеть о гибели на фронте отца, о смерти матери просто от старости или болезни? Это можно только единственным образом – если забыть о них, вычеркнуть из памяти. Будучи всю жизнь прилипалой и подпевалой власти, Дементьев и ныне занимается выгодным делом. Нам твердят: Советская эпоха – чёрная дыра, ничего там не было, не жалейте о ней, ни о чём в ней не жалейте, забудьте! Таков лик времени. А поэт лишь зарифмовал это кое-как и с радостной, счастливой улыбкой огласил на всю страну. Живи только настоящим! Забудь все тени прошлого! «Живи на солнечной стороне!»

В не так давно вышедшей книге Дементьева «Новые стихи» 38 чудесных фоток автора. Он запечатлён здесь с Владимиром Жириновским, Иосифом Кобзоном, Зурабом Церетели, Павлом Гусевым («МК»), Александром Розенбаумом, Станиславом Говорухиным («Так жить нельзя!»), с министром культуры Соколовым, с тёщей и с множеством других лиц, обречённых теперь на бессмертие. И почти на всех фотках маэстро – с лучезарной улыбкой, словно говорящей «Очень я люблю свою квартиру». Но самая характерная изо всех – фотка с этим самым Горбачёвым, явившимся с роскошным букетом на открытие какой-то звезды Дементьева на какой-то Площади звёзд. Эту фотку надо бы вынести на обложку, она может быть эпиграфом не только к сей книге, но и ко всей жизни стихотворца.
Тот стишок о пламенной любви к своей шестиоконной квартире здесь в несколько изменённом виде. Во-первых, убраны уж очень разоблачительные праздники, что стояли впереди труда. А главное, заключительные строки теперь выглядят так:Мне с квартирой очень подфартило.
Их теперь бесплатно не дают.
Не совсем так: не дают простому народу. Но нельзя не заметить, что тебе, Андрюша, подфартило не только с квартирой – фартило всю жизнь. Вспомни-ка… Кончил школу, нагрянул из провинции в столицу, поступил в единственный на всю Солнечную систему Литературный институт, там ещё на третьем курсе из комсомольца превратился в члена партии, и уж тут пошло-поехало… Главный редактор Калининского издательства… член бюро райкома Краснопресненского райкома партии столицы… депутат Моссовета… завотделом агитации и пропаганды ЦК комсомола… зампредседателя Советского комитета защиты мира… председатель правления Фонда реставрации старой Москвы… член правления Союза писателей и РСФСР и СССР… секретарь правления СП СССР… сопредседатель правления СП СССР… председатель совета СП по детской литературе… председатель буфетной комиссии ЦДЛ… шеф бюро РТР в Израиле (1991 – 2000)… с 2001 года – ведущий телепрограммы «Виражи времени» и председатель редакционного совета «Литературной газеты»… Но больше всего своих дней, сил и талантов Дементьев отдал журналу «Юность», где двадцать лет был сперва заместителем главного, потом – главным. Именно оттуда, получив там необходимую духовную подготовку в общении с авторами, главред сиганул на Ближний Восток, в Палестину.
А кто были самыми примечательными авторами «Юности»? Евтушенко, Аксёнов, Гладилин, Анатоль Кузнецов, Войнович, Алексин… Странное совпадение, все они оказались за границей. Что оставалось делать главреду? Правда, кое-кто из них вроде как бы вернулся. Ну, вот и Солженицын вернулся, но поместье своё в штате Вермонт, как Евтушенко в Оклахоме или Аксёнов во Франции, не передал же в фонд помощи инвалидам.
Разумеется, карьерное восхождение Дементьева сопровождалось множеством поощрений самого высокого пошиба: ордена Ленина, Октябрьской Революции, Трудового Красного Знамени, Знак Почёта, Государственная премия СССР, премия Ленинского комсомола, им. Лизы Чайкиной… Не говорю уж о шестиоконной квартирке в Безбожном переулочке… Да, Бога нет и всё позволено.
Но вот произошла контрреволюция, в стране всё переменилось, а он продолжает получать: орден «За заслуги перед Отечеством», премии «Лучшие перья России», даже Александра Невского, даже «России верные сыны»… Как это верному сыночку удаётся? Думаю, что из всего сказанного это ясно вполне. Вот и дудолит ласковое теля двух маток – и советскую, и антисоветскую. Право, тут с отчаяния, с горечи за русскую литературу можно удавиться или теракт совершить… Но, может быть, всё-таки есть другой выход?

Владимир БУШИН

Послесловиe «ЛР»

Мы в «Лит.России», честно говоря, не очень понимаем, за что это так Владимир Сергеевич Бушин взъелся на «Литгазету», что готов её ругать из статьи в статью, по поводу и без повода. Мы, к примеру, не склонны наших коллег только чернить. Зачем драматизировать ситуацию. Ну кое-кто увлёкся дачами и захотел приватизировать литфондовскую собственность, став использовать вверенное ему печатное издание в личных целях. Ну кое-кто заигрался. Но ведь надо признать: в «ЛГ» делается и много доброго. Именно в «ЛГ» не так давно вышли однотомники блестящих поэтов: Владимира Соколова и Николая Дмитриева. А что касается издержек… Так в каком издании их нет? Кто у нас без греха? Так что будем объективны и пожелаем коллегам из «ЛГ» побольше творческих удач. В конце концов дачные страсти рано или поздно, но улягутся, воры обязательно окажутся на нарах, своё получат и подстрекатели, а литература останется. Литература – это вечная категория. Её приватизировать никому не по силам.