НА ФОНЕ ПРОЦЕССА НАД СИНЯВСКИМ

№ 2015 / 11, 23.02.2015

Комсомол против «Юности»,

или Почему Борис Полевой и Константин Симонов объявили войну защитнику охранителей Сергею Павлову

 

Для нашей литературы очень сложными, как мне представляется, выдались 1964, 1965 и начало 1966 года. Противостояние двух лагерей – охранителей и либералов – не только никуда не исчезло, а даже усилилось. Это разделение на группы многим было противно. «[В.П.] Некрасов давно уже не писатель, а функция, – отметил 10 февраля 1964 года в своём дневнике Давид Самойлов. – В нашей литературе поведение стоит произведения. То же и о Паустовском – его мемуары пустая болтовня. Но мы так грубо размежеваны, что можем принадлежать либо к «тому», либо к «этому» расплывчатому, куда принадлежит и провинциальный политикан-естет Эренбург и не менее провинциальный Боря <Слуцкий>, и фильм «Тишина», и великая Ахматова, и бездарный Роберт Рождественский, и Сурков, и Холин. Есть ещё третье – народ, которого боятся и те и другие» (Д.С. Самойлов. Подённые записи. Кн. 1. М., 2002. С. 352).

Примерно то же самое происходило и в среде охранителей. Леонид Соболев, с трудом в 1965 году сохранив на писательском съезде полномочия председателя Союза писателей России, не скрывал в своём окружении, что мечтает убрать из руководства Союза писателей СССР Константина Федина, отправить в отставку знамя ревизионистов Александра Твардовского и заменить строптивого главного редактора журнала «Октябрь» Всеволода Кочетова.

В общем, единства не было нигде. Но и искать точки сближения, идти на примирение хотели тоже далеко не все.

Впрочем, страшно было не это, не групповые дрязги. Стала накаляться атмосфера. Люди стали бояться, как бы хрущёвские заморозки не переросли бы в трескучие брежневские морозы. Мало кто жалел о том, что после отставки Хрущёва убрали из секретарей ЦК партии Леонида Ильичёва и сняли главных редакторов «Правды» и «Известий» Павла Сатюкова и Алексея Аджубея. Свято место пусто не бывает. «Ушли» Ильичёва. А кого поставили? Петра Демичева. Но так ли новый секретарь ЦК был лучше прежнего?! Творческая интеллигенция не обольщалась. Ничего путного от Демичева она не ждала.

Писатели, художники, композиторы, я имею в виду тех, кто отличался свободомыслием, боялись, как бы не стало хуже. Ну, избавили Агитпроп от трусливого Василия Снастина, резко сократили объём полномочий Алексея Романова (за ним оставили только руководство киноотраслью), подвинули в идеологических ведомствах ещё несколько человек, которые до этого усердно душили литературу. А кем их заменили? В Агитпропе в гору пошёл Владимир Степаков, который ненавидел не только либералов, он готов был удушить и иных почвенников, если встречал у них антисталинские нотки. Это ведь по его инициативе травили в 1963 году журнал «Нева» за правдивый очерк Фёдора Абрамова и чуть не прикрыли альманах «Наш современник» – якобы за клевету на советский колхозный строй. Свой держиморда появился и в отделе культуры ЦК: эту роль стал играть бывший директор издательства «Молодая гвардия» Юрий Мелентьев. А кто возглавил Комитет по печати? Один из последовательных борцов с космополитизмом Николай Михайлов.

Неудивительно, что в сфере идеологии началось резкое закручивание гаек. Первым сигналом стал арест молодого поэта Иосифа Бродского. Его объявили тунеядцем и сослали в архангельскую глушь. Потом возникло дело Юлиана Оксмана. Затем был организован процесс над Синявским и Даниэлем. Так недалеко было и до развязывания массовых репрессий против даже не инакомыслящих, а всего лишь сомневающихся. К людям возвращался страх.

Как потом оказалось, к новым гонениям подталкивали власть не только радикалы из партаппарата и спецслужб, а комсомольские вожаки и прежде всего руководитель ЦК комсомола Сергей Павлов.

Именно комсомольские вожаки спровоцировали масштабное наступление на прогрессистов. Инициативу проявил первый секретарь ЦК ВЛКСМ Сергей Павлов.

Этому верному младшему соратнику Александра Шелепина и Владимира Семичастного уже давно не давали покоя исповедальная проза и эстрадная поэзия. Похоже, Аксёнова, Гладилина, Евтушенко он воспринимал как личных врагов. Но ему было также ясно, что без телевидения и печати поменять молодёжных кумиров не удастся. Вот почему Павлов, как только укрепился в кресле первого секретаря ЦК ВЛКСМ, стал стремиться взять под личный контроль всю молодёжную прессу и все комсомольские издательства. Но на первом этапе он смог расставить верных ему людей лишь в издательстве «Молодая гвардия». Там его интересы рьяно отстаивал Юрий Мелентьев. С «Комсомольской правдой» оказалось сложнее. Часть руководства этой газеты, группировавшаяся в основном вокруг Бориса Панкина, тяготела к либералам и без боя сдаваться е желала. А Павлов ещё хотел подмять под себя «Юность» и даже телевидение.

Пробный камень был брошен в начале 1963 года. Хрущёва тогда чуть ли не каждый день накачивали Шелепин и Ильичёв, которых не устраивал ни авангард, ни модернизм, ни абстракционизм. Павлов тоже попытался внести свой вклад в борьбу с носителями левых взглядов. 18 февраля 1963 года он направил в ЦК партии своё обращение. Комсомольский вожак писал:

«Считаем необходимым проинформировать о том, что в настоящее время ЦК ВЛКСМ, комсомольские комитеты совместно с Союзом писателей СССР ведут подготовку к IV Всесоюзному совещанию молодых писателей, которое намечено провести 17–20 апреля. Местная комсомольская печать, молодёжные редакции радио и телевидения постоянно публикуют выступления молодых писателей, критиков, интервью с известными мастерами литературы. В издательствах вышли в свет значительными тиражами первые книги многих молодых авторов. Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия» совместно с Союзом писателей провело две «Недели молодёжной книги», во время которых прошли многочисленные встречи прозаиков, поэтов, журналистов с читателями. Ряд встреч и бесед состоялось в ЦК ВЛКСМ.

Все эти мероприятия ЦК ВЛКСМ проводит под знаком борьбы за партийность, гражданственность, народность в нашей молодой литературе, против всяких проявлений обывательщины, мещанства, нигилизма.

ЦК ВЛКСМ стремится создавать вокруг творчества молодых литераторов трезвую и критическую обстановку. На наш взгляд следует организовывать спокойные, деловые встречи молодых деятелей литературы и искусства прежде всего в рабочих аудиториях, среди комсомольского актива, подчёркивая при этом их ответственность перед народом.

Однако в некоторых случаях творчество отдельных поэтов (Е.Евтушенко, А.Вознесенский, Б.Ахмадудлина, Б.Окуджава и др.) непомерно расхваливается, вокруг них создаётся ненужный ажиотаж. Создалось такое положение, когда в продолжительные заграничные вояжи выезжают лишь некоторые «избранные» поэты (Е.Евтушенко, А.Вознесенский), хотя как раз к их зарубежным выступлениям следует предъявить серьёзные претензии.

Вряд ли можно считать полезной и получающую всё большее распространение практику проведения т.н. вечеров поэзии во Дворце Спорта стадиона им. В.И. Ленина, которые организуют бюро пропаганды Союза писателей СССР совместно с администрацией стадиона и Всесоюзным гастрольно-концертным объединением. Надо признать, что часть молодёжи проявляет нездоровый интерес к некоторым сторонам творчества таких поэтов, как Вознесенский, Слуцкий, Ахмадуллина, Мориц, Окуджава и др., явно ожидая от них стихов, сомнительных в идейном отношении или с недвусмысленным подтекстом. За последнее время на этих вечерах побывало свыше 44 тыс. человек, каждый вечер поэты получали около 1,5 тыс. записок.

Понимая, что мещански настроенная часть публики бурно реагирует на чтение определённых стихов и в какой-то мере может задавать тон на подобных мероприятиях, отдельные поэты подбирали и соответствующий репертуар, который во многом расходился с предварительно намеченной программой. Особый шум и ажиотаж, например, вызывали претенциозные выступления небезызвестного Окуджавы. Весьма оживлённо встречались некоторыми слушателями стихи, тенденциозно затрагивающие «еврейскую проблему» (Б.Ахмадудина, Ю.Мориц). Не случайно из зала была брошена провокационная реплика председательствующему Огневу – почему он назвал Вознесенского «русским поэтом». Условия многотысячной аудитории, позволяющие сочинителям провокационных записок остаться неузнанными и избежать общественного осуждения, соединение вечеров поэзии с эстрадными номерами создают обстановку бездумного развлекательства, располагая к безответственному поведению.

Серьёзного, критического разговора о молодой поэзии на таких встречах нет и в помине. Наоборот царит атмосфера дешёвого гастролёрства, рекламирования и саморекламирования. Ведущий этих вечеров критик В.Огнев расточал неумеренные похвалы некоторым поэтам (Евтушенко, мол, отвечает на вопросы корреспондентов ФРГ, «как всегда мудро», поездки А.Вознесенского по Италии и Франции – «триумфальные», а сам он «выдающийся молодой русский поэт». Вознесенский и Ахмадуллина, в свою очередь, сообщили аудитории, что Огнев – «наш любимый критик»). Вознесенский долго распространялся о Пикассо и читал «Да, мальчики», «Елену Сергеевну», «Пожар в Архитектурном», «Первый лёд».

Стихи, которые читаются на подобного рода вечерах нередко далеки от лучших образцов советской идейной поэзии. Иногда поэты позволяют себе высказывания, которые следует расценивать как завуалированную форму неприятия партийной критики формализма и безыдейности в искусстве. Та же Ю.Мориц (которая делает, кстати, лишь первые шаги в жизни), выступает перед десятитысячной аудиторией в Лужниках и, по сути дела, рекламирует наследство М.Цветаевой и Б.Пастернака как образец для подражания молодым поэтам. Поэт Э.Иодковский в другом случае заявил, что «социалистический реализм» следует заменить «фантастическим реализмом» и т.д.

Из вышеизложенного видно, что как по форме, так и по содержанию подобные вечера большой пользы не приносят, тем более что бюро пропаганды Союза писателей СССР и соответствующие московские организации подходят к этим мероприятиям больше с коммерческой точки зрения. Необходимо отметить, что организаторы этих мероприятий старательно избегают контактов и совместных действий с общественными организациями, в т.ч. с комсомолом».

(РГАНИ, ф. 5, оп. 55, д. 41, лл. 43–45)

Но тогда верхи не были заинтересованы в организации новой охоты на ведьм. Поэтому служебная записка Павлова не попала даже к секретарю ЦК КПСС по пропаганде Ильичёву. На документе осталась помета одного только Снастина. Партийный функционер 11 мая 1963 года чёрной ручкой на первом листе павловского письма сделал дежурную запись: «В Идеологическом отделе с информацией т. Павлова знакомились». И всё. Никакие выводы не последовали. Отказываться от проведения вечеров молодых эстрадных поэтов на стадионах власть не стала.

Павлова такое пренебрежение партийных идеологов к его запискам, естественно, задело. Но что он мог сделать?! Разве что только затаить обиду.

В общем, Павлов на какое-то время от изданий Союза писателей вынужден был отстать. Но и совсем успокоиться он не мог. Не получилось с «Юностью», и чиновник вплотную занялся комсомольской печатью. В частности, он решил разобраться с журналом «Молодая гвардия». Кто-то ему напел, что Олег Смирнов повернул не в ту степь и приблизил к себе обиженных на Сталина детей расстрелянных в конце 30-х годов видных партийцев, сделав ставку на Икрамова. Одновременно комсомольскому лидеру подсунули номера с публикациями молодого критикаВладимира Турбина, в которых поощрялись левые тенденции в искусстве. Павлова это страшно разозлило, и он поспешил заменить попавшего под влияние либералов Смирнова на преданного ему Анатолия Никонова.

Пока комсомольские функционеры разбирались с «Молодой гвардией», партийная верхушка сместила Хрущёва. Павлов решил, что надо сразу заявить о себе новому руководству, показать, какой он бдительный и инициативный. Уже 3 ноября 1964 года он доложил в ЦК КПСС о том, что неизвестные лица пустили гулять по Москве в списках серию вредных материалов. Комсомольский лидер писал:

«Считаем необходимым информировать о том, что в последнее время в Москве распространяются всякого рода «произведения», в которых весьма субъективно, а чаще извращённо толкуются проблемы борьбы с культом личности, различные явления государственной и общественной жизни.

Такого рода материалы распространяются прежде всего среди некоторой части инженерно-технической и научной интеллигенции, работников литературы и искусства, среди студенческой молодёжи.

В числе их серия неопубликованных рассказов Аксёнова и Солженицына, подборки стихов Городецкого, Айхенвальда, Слуцкого, Окуджавы, Пастернака, Гумилёва, Алигер, Эренбурга, выступление Паустовского по книге «Не хлебом единым», так называемая аннотация на повесть Солженицына «Один день Ивана Денисовича», «стенограмма» суда над поэтом Бродским в Ленинграде, письмо Раскольникова Сталину, очерк о развитии советской генетики, ряд зарубежных материалов по еврейскому вопросу и т.п.

Следует заметить, что какой бы теме не были посвящены рассматриваемые материалы, в них под предлогом осуждения культа личности и его последствий, борьбы с бюрократизмом и недостатками проповедуется нигилизм, недовольство существующими порядками, подвергаются охаиванию принципы социалистического реализма в литературе и искусстве, перепеваются зады буржуазной пропаганды, а порой и откровенная антисоветчина.

Вот лишь некоторые выдержки из этих «творений».

«…Дело в том, что в нашей стране безнаказанно существует и процветает совершенно новая прослойка, новая каста обывателей, новое племя хищников и собственников, не имеющих ничего общего ни с революцией, ни с нашим строем, ни с социализмом… Эти люди (мы их видим вокруг себя) включены в общий бытовой трафарет, вплоть до того, что и одеваются все одинаково, одинаково омерзительно говорят, с полным пренебрежением к русскому языку казённым, мёртвым языком. Вот какая тяжёлая сила давит страну!

Всё это прикрывается пустыми словами о благе народа. В их устах это звучит кощунственно и преступно. Как смеют эти люди брать представительство от имени народа, без его согласия!»

(Из выступления Паустовского на обсуждении романа Дудинцева «Не хлебом единым»).

А вот строки из аннотации на повесть Солженицына «Один день Ивана Денисовича».

«После Маркса, Энгельса и Ленина диалектика хранится как золотое обеспечение в подвалах философского «банка» – института философии Академии наук, являющегося одним из духовных управлений страны, где ею балуется несколько начитанных молодых ребят – «философов». Старики же – «академики», «профессоры», идеологическое начальство (так и не успевшее переварить философию в объёме 4-й главы «гениального Краткого курса» Сталина), как и широкие массы интеллигенции, ничего в этом не понимают, но твёрдо верят в существование указанного обеспечения, при помощи которого можно будет, если понадобится, всё объяснить, а сами довольствуются бумажными философскими деньгами, т.е. самым оголтелым, механическим, первобытным, собачьим материализмом. Безотчётная казённая вера в имеющуюся в запасе диалектику, с одной стороны, идеологические комиссии, отделы кадров и МГБ – с другой, – окончательно убеждают и утверждают людей в этом мировоззрении.

Когда таким образом весь духовный мир, вместе с душой, изъяты, в образовавшийся вакуум вставляется другой бог, вернее – целая иерархия, составленная по старым привычным церковным образцам: общество, класс, партия, центральный комитет, и, наконец, вождь – первосвященник, без которого, как выяснилось, всё начинает разваливаться. И вот, оказывается, что собственная индивидуальность человека, это, строго говоря, его кишки, мозги и т.п., сознание же его, т.е. вся психическая жизнь, – это общественное. Личности нет… Только обезличиванием людей объясняется пресловутая «тайна пассивного поведения» и «послушного самообвинения» знаменитых оппозиционеров на первых процессах 30-х годов. В последние годы эту операцию обесчеловечивания можно было наблюдать, например, над Булганиным. Недавний маршал и премьер-министр великой державы вышел на трибуну, высек себя, обмазал себя нечистотами и на глазах у почтеннейшей публики превратился в дохлую крысу, исчез из памяти людской, сохранив, однако, этой ценой оседлую и достаточно жирную жизнь».

К информации прилагаем копии некоторых материалов, имеющихся в распоряжении ЦК ВЛКСМ»

(РГАНИ, ф. 5, оп. 55, д. 100, лл. 187–189).

К своему сообщению Павлов приложил список некоторых материалов, которые распространялись в рукописи. Я приведу его:

«Материалы по вопросам семитизма и антисемитизма:

а) Проблемы реадаптации у евреев и неевреев, спасённых в концлагерях. Статья, перепечатанная из французского журнала (20 печатных страниц)

б) Марков «Мой ответ», стих.

в) Эренбург «Ответ Маркову». Стих.

г) Алигер – «Разведя огонь и руки грея». Стих.

д) Ответ Эренбурга. Стих.

В.Аксёнов – рассказ «Карцер». Серия рассказов мемуарного характера о Лубянке в годы культа, о репрессиях и т.д.

Антуан д-Сент Экзюпери – «Письмо генерала ИКС».

Выступление Михаила Ромма.

Выступление Паустовского на обсуждении романа Дудинцева «Не хлебом единым».

Подборки стихов Городецкого, Гумилёва, Слуцкого, Айхенвальда, Окуджавы, Пастернака, Солженицына.

Солженицын – 17 миниатюр.

Мандельштам, Слуцкий – стихи о Сталине.

Аннотация на повесть Солженицына «Один день Ивана Денисовича» и рецензия на его рассказ «Матрёнин двор».

Раскольников – открытое письмо Сталину. «Новая Россия», 1939 год № 71, 1/10.

Стенограмма суда над поэтом Бродским, г. Ленинград.

Очерк о развитии советской генетики (400 печатных страниц)».

(РГАНИ, ф. 5, оп. 55, д. 100, л. 190).

Однако в первый месяц после отставки Хрущёва верхам было не до записки Павлова. Началась подковёрная борьба за передел влияния. Ильичёв, пытаясь сохранить свой пост, попробовал перехватить инициативу и 19 декабря 1964 года направил свою записку, к составлению которой был подключён Дмитрий Поликарпов. В новом документе отмечалось:

«Есть все основания сказать, что в целом советская литература и искусство развиваются в правильном направлении.

Вместе с тем в последнее время ясно выявились и неверные тенденции в истолковании политики партии, в оценке явлений художественной жизни. У определённой, сравнительно небольшой части работников литературы и искусства наблюдаются попытки поставить под сомнение ленинские принципы руководства литературой и искусством, которые были подтверждены в последние годы в партийных документах, направленных против формалистических и нигилистических тенденций в искусстве. Некоторые художники изображают осуждение ошибок как догматическую и субъективистскую попытку заглушить «критическое» направление в творчестве писателей и деятелей искусства, ставят под сомнение правильность партийной критики художников, допускавших серьёзные ошибки.

Вновь возродились разговоры, будто партийная критика нездоровых явлений в литературе и искусстве была основана на недоразумении, вызванном якобы дезинформацией ЦК КПСС со стороны некоторых писателей и художников, не пользующихся доверием большинства творческих работников, но поддерживаемых в руководящих органах. Деятели, активно проявившие себя в проведении партийной линии в области литературы и искусства, обвиняются в том, что они втираются в доверие к партийным руководителям, пытаясь создать неверное представление о настроениях и творчестве неугодных им людей.

Подобные тенденции нашли выражение, например, в речах писателей А.Борщаговского, И.Кремлёва-Свена на собрании партгруппы Московского отделения Союза писателей, Б.Балтера – на встрече с литераторами Чехословакии, состоявшейся в Союзе писателей СССР.

На открытых литературных вечерах некоторые поэты вновь выступают с чтением неопубликованных произведений, написанных с явным расчётом на успех у фрондирующей части молодёжи. На вечере поэзии в Центральном доме литераторов 11 декабря с.г. (присутствовало около 600 чел.) Н.Матвеева прочитала неопубликованное стихотворение, в котором протаскивается идейка о якобы существующем отрыве руководителей от народа, о том, что раньше, мол, «была ходьба в народ, а нынче мода на выход из народа». Поэт Б.Окуджава выступил с чтением «Песенки о моём метро», разжигающей откровенную групповщину, в которой, в частности, провозглашается, что «те, что справа – стоят, но те, что идут вперёд, всегда должны держаться левой стороны».

Оживление нездоровых тенденций проявляется также в работе отдельных художников и искусствоведов, не сделавших должных выводов из критики их формалистических ошибок (Э.Белютин, Н.Андронов, В.Костин и др.). Э.Белютин, выступивший в своё время на заседании Идеологической комиссии при ЦК КПСС с заверениями, что он понял ошибочность формалистических экспериментов руководимой им группки художников-абстракционистов, сейчас вновь организует систематические встречи с молодыми художниками, направляет их модернистские «новации”. Н.Андронов, получивший в 1963 г. общественное осуждение за групповую деятельность и демагогические высказывания, выступил недавно с требованием возобновить выставки живописцев и скульпторов, противопоставляющих свои групповые интересы деятельности Союза художников, направлению творчества большинства мастеров изобразительного искусства. Московский художник В.Сидур предоставил свои формалистические работы для публикации в Чехословакии (журнал «Пламен», 1964 г., № 11), где они были подхвачены сторонниками абстракционизма, последователями теории «реализма без берегов», против которых ведёт борьбу Коммунистическая партия Чехословакии.

Ряд формалистических, идейно-ущербных произведений был подготовлен некоторыми московскими художниками к выставке «Москва столица нашей родины»; эти работы были справедливо отклонены выставкомом. К сожалению, на выставке, открытой в настоящее время в Манеже, неудачно выступил и такой талантливый мастер, как Г.Коржев. Его триптих «Опалённые войной», которому свойственны приёмы натурализма, жалостливый пацифизм в раскрытии темы суровых последствий минувшей войны, говорит о возможности отхода от плодотворных реалистических принципов, характерных для прежних работ художника.

Отдельные работники киноискусства видят главную задачу не в утверждении нового, а в обличении отрицательных явлений, стремятся выдвинуть чуть ли не в качестве ведущей «лагерную тему», фиксировать внимание на фактах, связанных с нарушением социалистической законности в годы культа личности. Высказываются сомнения в отношении правильности оценки неверных тенденций, содержавшихся в первом варианте фильма «Застава Ильича»; ведутся разговоры о том, что настал момент, когда следует экранизировать роман Дудинцева «Не хлебом единым…», повесть А.Солженицына «Один день Ивана Денисовича».

Тема нарушений социалистической законности заняла видное место в плане писательского объединения киностудии «Мосфильм».

Например, киностудия приняла сценарий А.Алова, В.Наумова, Л.Зорина «Закон», в котором тенденциозно нагнетаются разного рода трагические события, связанные с необоснованными репрессиями, смакуются болезненные переживания героев. В сценарии выводятся работники прокуратуры, разбирающие бесконечные «дела» несправедливо осуждённых в период культа личности. Все эти работники наделены отрицательными чертами: они либо легкомысленны, либо тупы, либо склонны к психическим заболеваниям. Руководитель отдела прокуратуры, ведающий вопросами реабилитации, оказывается лично виновным в осуждении невинных и кончает жизнь самоубийством.

Нельзя не обратить внимания на факты хождения по рукам рукописей неопубликованных произведений (стихи, рассказы, критические статьи), содержащих клеветнические выпады против политики партии в различных областях, в том числе и в литературе и искусстве.

В подобного рода «подпольной литературе» имеется тенденция представить советский аппарат обюрократившимся, а его руководителей – малограмотными чиновниками, резко противопоставить период, когда страной руководил В.И. Ленин, всем последующим этапам жизни нашего государства. Внушается мысль о невозможности найти общий язык между партийным аппаратом и интеллигенцией. Некоторая часть рукописей такого сорта попадает за рубеж, где используется буржуазной прессой для раздувания антисоветской пропаганды, как это произошло с так называемой «стенограммой» суда над тунеядцем И.Бродским. Запись суда, крайне тенденциозно составленная и широко размноженная писательницей Ф.Вигдоровой, имела целью оглупить представителей ленинградской общественности, выступающих против Бродского, а его самого представить невинной жертвой тупых чиновников.

Возмущение советской литературной общественности вызвала вредная деятельность Ю.Оксмана, который вошёл в непосредственный контакт с реакционными кругами США, направлял представителям этих кругов материалы, содержавшие клевету на экономическое положение нашей страны, на политику партии в области литературы и искусства и т.д. Установлено, что переданные Оксманом статьи и материалы были опубликованы в антисоветских изданиях США. При обыске у Оксмана обнаружена антисоветская литература, которую он систематически получал нелегальным путём от своих заокеанских «друзей». Вопрос об Оксмане в сентябре с.г. был обсуждён на расширенном секретариате Союза писателей СССР. К.Федин, Н.Тихонов, К.Чуковский, И.Анисимов, Г.Марков и другие писатели осудили вредную, антиобщественную деятельность Оксмана, охарактеризовав её как несовместимую со званием члена Союза советских писателей. По единодушному решению секретариата СП СССР Оксман исключён из Союза писателей.

Таким образом факты свидетельствуют о существовании нездоровых настроений среди некоторой части творческих работников, пытающихся сбить развитие литературы и искусства с главного направления, взять под обстрел основополагающие принципы социалистической художественной культуры»

(РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 194, лл. 138–141).

Одно из основных отличий записки Ильичёва и Поликарпова от сообщения Павлова заключалось в том, что комсомольский вожак ругал в основном одних либералов, а партийные функционеры попытались продемонстрировать свою якобы равноудалённость как от радикальных прогрессистов, так и воинствующих почвенников. Ильичёв и Поликарпов отметили:

«Отдельные литераторы, считающие себя борцами за реализм, стремятся выдать свои схематичные, крайне слабые в художественном отношении произведения за подлинно партийную литературу. На самом же деле такие произведения как романы И.Шевцова «Тля», М.Шкерина «Голубые сугробы», некоторые стихотворения В.Фирсова и В.Журавлёва, изображающие в неверном свете положение в среде творческой интеллигенции, затрудняют борьбу с нездоровыми явлениями в литературе и искусстве»

(РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 194, л. 142).

Кстати, Ильичёв не случайно направил записку в ЦК за двумя подписями: своей и Поликарпова. Ильичёв, хоть и недолюбливал Поликарпова и в другой ситуации с удовольствием бы подставил того под удар, знал, что Поликарпова всегда высоко ценил Суслов, который после отставки Хрущёва вновь выдвинулся на первые роли. Тем самым он надеялся, что его простят за прежние прегрешения и не тронут.

Меж тем Павлов и стоявшие за ним Шелепин и Семичастный не дремали. В их планы вовсе не входило оставлять Ильичёва на старом посту. Они требовали принятия мер.

Ответ был дан 24 марта 1965 года. Обновлённое руководство идеологического отдела ЦК доложило, что с материалами Павлова ознакомились первый секретарь Московского горкома КПССНиколай Егорычев и оставшийся (вместо Константина Федина и Георгия Маркова) на хозяйстве секретарь Союза писателей СССР Алексей Сурков. Близкий к либералам Сурков пообещал обсудить приведённые Павловым факты на очередном собрании.

Секретаря ЦК КПСС Леонида Ильичёва такой ответ вполне удовлетворил. Но остался недоволен Павлов. Его материалы в партаппарате уже какой раз игнорировались. Но если раньше комсомольский вожак терпел, то теперь решил перейти в атаку.

Почему Павлов так осмелел? Да потому, что он знал, что судьба Ильичёва уже решена. Оставлять в ЦК Ильичёва никто не собирался. Просто ему ещё не подобрали замену.

Павлов дождался, когда новым секретарём ЦК партии по пропаганде утвердили Демичева. Он считал, что вот уж теперь все гайки будут закручены и никому спуска не будет. К слову: так думал не один комсомольский лидер. Примерно в это же время партийные церберы набросились на газету «Советская Россия», которая порой позволяла себе отойти от генеральной линии партии и поместить человеческие материалы. 29 июля 1965 года руководитель отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС по РСФСР Михаил Халдеев доложил:

«…Газета «Советская Россия, несмотря на неоднократные предупреждения, продолжает публиковать различные сенсационные материалы, рассчитанные на отсталого и невзыскательного читателя.

23 июля с.г. газета напечатала огромную статью «Чужая боль», в которой описываются переживания одной женщины, укравшей ребёнка. Этот материал был подвергнут резкой и справедливой критике в «Правде» от 25 июля с.г.

13 июля с.г. газета опубликовала пространную, рассчитанную на сенсацию статью под интригующим заголовком «За каплей яда…», в которой подробно смакует похождения наркоманов.

Увлекаясь публикацией подобного рода материалов, газета «Советская Россия» упускает важнейшие вопросы хозяйственной жизни».

(РГАНИ, ф. 5, оп. 34, д. 122, л. 186).

В данном случае записка Халдеева сработала молниеносно. Главный редактор газеты К.Зародовспешно был отправлен в отставку, а на его место назначили В.Московского, который слыл ещё тем душителем свободы. Понятно, что при Московском никакого инакомыслия в «Советской России» уже и быть не могло. Любое проявление либерализма этот деятель пресекал на корню.

Павлов мечтал о том, чтобы по такому же пути развивались и все другие издания. Уже 18 августа 1965 года он направил в ЦК новую бумагу, в которой выражал недовольство журналом «Юность».

«На страницах журнала, – подчёркивал комсомольский вожак, – место корчагинцев, молодогвардейцев, героев, одухотворённых пафосом революционной борьбы, занимают политически аморфные персонажи, несущие в своей основе элементы скепсиса, нигилизма, неудовлетворённости и духовной слепоты. Прозаики «Юности» вслед за В.Аксёновым продолжают писать характеры своих героев по образцам западных писателей – Сэлинджера, Ремарка и др. Некритическое, эпигонское заимствование формы ведёт к прямому идейному браку: вместе с лёгким, динамично-бездумным диалогом в утвердившуюся на страницах журнала «юношескую» повесть приходит опустошённый молодой скептик, пустоцвет, поглощённый своими малозначительными переживаниями»

(РГАНИ, ф. 5, оп. 33, д. 224, л. 121).

Как идейный брак Павлов оценил произведения И.Штемлера «Гроссмейстерский балл» (1965, №№ 2–4), И.Ефимова «Смотрите, кто пришёл» (1965, № 1), А.Битова «Такое долгое детство» (1964, № 12), рассказы В.Аксёнова (1964, № 12).

Что предлагал Павлов? Он хотел сделать журнал «Юность» органом не только Союза писателей, но и комсомола. По его мнению, только так можно было оказать «воздействие как на воспитание молодых авторов, так и на литературную политику журнала» (РГАНИ, ф. 5, оп. 33, д. 224, л. 122).

Записка Павлова была рассмотрена в двух отделах ЦК: пропаганды и культуры. Заместители заведующих этими отделами Александр Яковлев и Юрий Мелентьев 22 декабря 1965 года попытались остудить Павлова и инициативу ЦК ВЛКСМ о переформатировании журнала «Юность» отклонили (РГАНИ, ф. 5, оп. 33, д. 224, л. 124).

Однако Павлов не угомонился. Буквально через несколько дней после полученного от Яковлева и Мелентьева ответа он выступил с резкой критикой «Юности» на восьмом пленуме ЦК ВЛКСМ.

Почему комсомольский вожак проявил упорство? Только ли потому, что чувствовал поддержку Шелепина и Семичастного? Не только. Возникли новые обстоятельства, которые оказались на руку Павлову.

Дело в том, что осенью 1965 года наши спецслужбы задержали двух писателей – Андрея Синявского и Юлия Даниэля. Два литератора были обвинены в создании и распространении на Западе антисоветских сочинений. Во время следствия выяснилось, что один из них регулярно печатался в «Новом мире». Ну а Павлов, когда обо всём узнал, приписал арестованным писателям ещё и симпатии к «Юности».

Дело обещало быть громким. 23 декабря 1965 года председатель Комитета госбезопасности СССР Владимир Семичастный и Генеральный прокурор СССР Роман Руденко отправили в ЦК КПСС подробную записку. Они писали:

«Докладываем, что предварительное следствие по делу на СИНЯВСКОГО А.Д. и ДАНИЭЛЯ Ю.М., обвиняющихся в совершении преступления, предусмотренного ст. 70 ч 1 УК РСФСР, в ближайшее время (до 10–15 января 1966 года) Комитетом госбезопасности будет закончено.

Расследованием установлено, что СИНЯВСКИЙ а ДАНИЭЛЬ в период 1956–1963 гг. под псевдонимами Абрам ТЕРЦ и Николай АРЖАК написали и по нелегальному каналу передали за границу ряд произведений антисоветского клеветнического содержания, порочащих советский государственный и общественный строй.

К таким произведениям относится повесть АРЖАКА «Говорит Москва», которая представляет собой злобный пасквиль на нашу действительность. Советский Союз в этом произведении показан как огромный концентрационный лагерь, где народ подавлен, запуган, озлоблен. По мысли автора, он так обработан «психологически», что слепо подчиняется всяческому разнузданному произволу властей, что помогает им проводить в жизнь самые дикие мероприятия, отбрасывающие страну чуть ли не к первобытному состоянию.

События повести развёртываются вокруг чудовищного авторского вымысла о том, что будто бы Указом Верховного Совета СССР от 1960 года воскресенье, 10 августа, объявляется «Днём открытых убийств». Указ этот, с издёвкой утверждает автор, является логическим продолжением начавшегося процесса демократизации страны, …неизбежной мерой легализации убийств, которая лежит в самой сути учения о социализме.

Рассказы ТЕРЦА, собранные в сборник под названием «Фантастические повести», пронизаны чуждой нам моралью, клеветой на советских людей, на систему социализма, на нашу действительность. Автор этого произведения клевещет на советский образ жизни, делает попытку убедить читателя в том, что советское общество – это искусственная система, навязанная народу, который не верит ни в социализм, ни в марксизм, держится на страхе и боязни.

В повести «Суд идёт» подвергаются сомнению советское общество, люди, история, мораль, культура, теоретические положения марксизма-ленинизма. И хотя это подаётся под видом критики культа личности Сталина, повесть проникнута неприкрытой злобой и ненавистью ко всему советскому. В одном из эпизодов автор, рассказывая якобы о существующей подпольной студенческой организации, ставившей целью «спасти идеалы революции», призывает по существу к борьбе «за настоящую советскую власть».

В злобно-издевательском тоне, по отношению к самым дорогим для нашего революционного народа идеям и делам по коммунистическому переустройству жизни, написана и повесть «Любимов» ТЕРЦА.

Как показывают обвиняемые, названные выше произведения нелегально были переправлены ими за границу через ЗАМОЙСКУЮ ПЕЛЬТЬЕ Элен – дочь бывшего французского военно-морского атташе в Москве и широко публиковались в США, Англии, Франции, Италии, ФРГ различными буржуазными издательствами и враждебной эмигрантской прессой.

СИНЯВСКИЙ и ДАНИЭЛЬ западной прессой возводятся в ранг самых гениальных и талантливых писателей так называемого «советского литературного подполья», а их произведениям создаётся крикливая антисоветская реклама. Они широко используются идеологическими центрами противника в антисоветской, антикоммунистической обработке общественного мнения стран Запада, в распространении так называемой «правды об СССР», в дискредитации советского народа и его достижений, а также с враждебным умыслом засылаются в нашу страну.

Известный на Западе «специалист по русской литературе» МАРК СЛОНИМ в книге «Советская русская литература. Писатели и проблемы», вышедшей в Нью-Йорке в 1964 году, пишет, что Абрам ТЕРЦ является «самым выдающимся представителем советской подпольной литературы». «Всё советское общество, – продолжает он, – рисуется автором как сумасшедший дом, в котором невероятное принимается за норму».

В связи с выходом из печати повести ТЕРЦА «Любимов» автор многих антисоветских пасквилей белоэмигрант ФИЛИППОВ пишет: «…История заштатного города Любимова – это в капле воды история всего необъятного коммунистического мира, в первую очередь – коммунистического СССР».

Само появление таких произведений, как «Говорит Москва» АРЖАКА, «Суд идёт» и «Гололедица» ТЕРЦА, говорится в предисловии к одному из изданий «Говорит Москва», показывает – как бунтует, как протестует свободная человеческая личность против превращения её в простой винтик советского механизма… противящийся превращению себя в механизм для международных целей коммунизма.

«Труды» СИНЯВСКОГО и ДАНИЭЛЯ по изготовлению клеветнических антисоветских произведений щедро оплачены иностранными издательствами. СИНЯВСКИЙ заявил, что во Франции от гонораров за произведения, опубликованные под псевдонимом Абрам ТЕРЦ, у него скопились значительные суммы франков.

На предварительном следствии СИНЯВСКИЙ и ДАНИЭЛЬ признали своё авторство в написании названных выше произведений и нелегальную переправку их за границу через ЗАМОЙСКУЮ-ПЕЛЬТЬЕ, а также факты распространения этих произведений среди своего окружения в Москве. Наряду с этим оба они отрицают антисоветскую направленность своих произведений и наличие умысла на подрыв или ослабление советской власти. Деятельность по нелегальной переправке произведений на Запад СИНЯВСКИЙ и ДАНИЭЛЬ объясняют желанием увидеть их опубликованными. В то же время по вопросу опубликования этих произведений в Советском Союзе они ни к кому не обращались.

Преступная деятельность СИНЯВСКОГО и ДАНИЭЛЯ находит подтверждение в выводах лексико-стилистической экспертизы, установившей их авторство в написании произведений «Любимов», «Говорит Москва» и др., в заключении Главного управления по охране военных и государственных тайн Комитета по печати при Совете Министров СССР об идейной направленности этих произведений и в показаниях свидетелей РЕМИЗОВА, ГАРБУЗЕНКО, XАЗАНОВА, ДОКУКИНОЙ и др.

Так, установленный в ходе следствия ещё один автор, публиковавшийся за границей под псевдонимом И.ИВАНОВ, кандидат филологических наук РЕМИЗОВ А.А. на допросе в качестве свидетеля показал, что на путь написания антисоветских произведений он встал в результате «сознательного неприятия в течение многих лет политики коммунистической партии в области идеологии».

Далее РЕМИЗОВ пояснил: «Постепенно становилось ясным, что я вполне созревший кандидат в тюрьму. А чтобы из кандидата не превратиться в депутата, я, естественно, прибегал к различным формам мимикрии. Не сомневаюсь, что то же самое происходило и с СИНЯВСКИМ».

РЕМИЗОВ также показал, что ему известно о написании СИНЯВСКИМ произведений под псевдонимом Абрам ТЕРЦ, с которыми он ознакомился и, в свою очередь, давал читать СИНЯВСКОМУ свои клеветнические произведения. Материалы на РЕМИЗОВА выделены в отдельное производство, и вопрос о привлечении его в уголовной ответственности будет решён после окончания следствия по делу на СИНЯВСКОГО и ДАНИЭЛЯ.

С согласия Секретариата ЦК КПСС Комитет госбезопасности совместно с Отделом культуры ЦК информируют писательскую общественность Москвы и Ленинграда, руководителей и членов партийных бюро Института мировой литературы им. Горького и отделения литературы и языка Академии Наук СССР о существе уголовного дела на СИНЯВСКОГО и ДАНИЭЛЯ.

В порядке обмена мнениями по информации выступило около 26 человек из числа писательского и партийного актива. Все они единодушно поддержали решение Комитета госбезопасности о привлечении СИНЯВСКОГО и ДАНИЭЛЯ к уголовной ответственности и внесли много ценных предложений по улучшению воспитательной, профилактической работы в творческих коллективах. Многие в своих выступлениях высказывались за проведение судебного процесса и публикации материалов в печати.

В настоящее время Комитетом госбезопасности, совместно с Отделом культуры Центрального Комитета и Союзом писателей СССР готовятся соответствующие публикации в печати, в которых будет раскрыт истинный характер «литературной деятельности» СИНЯВСКОГО и ДАНИЭЛЯ.

В целях обеспечения более подробной информации общественности и пресечения аналогичной деятельности со стороны отдельных враждебно настроенных лиц, представляется целесообразным дело СИНЯВСКОГО и ДАНИЭЛЯ рассмотреть в открытом судебном заседании Верховного Суда РСФСР и осудить преступников за написание и распространение литературных произведений, содержащих клеветнические измышления на советский государственный и общественный строй, по части I статьи 70 УК РСФСР к лишению свободы.

Судебный процесс предполагается провести в начале февраля 1966 года под председательством председателя Верховного Суда РСФСР тов. СМИРНОВА Л.Н. с участием государственного обвинителя – помощника генерального Прокурора СССР тов. ТЕМУШКИНА О.П. в зале судебных заседаний Верховного Суда РСФСР, вмещающем 100 человек, и пригласить на процесс представителей советско-партийного актива и писательской общественности.

По нашему мнению, было бы целесообразным участие в судебном процессе общественного обвинителя из числа литературных работников. В этой связи считали бы необходимым поручить Союзу писателей назвать кандидатуру на роль общественного обвинителя.

После окончания судебного процесса дать соответствуеющие публикации в печати и по радио.

Просим рассмотреть».

(РГАНИ, ф. 4, оп. 18, д. 954, лл. 127–132)

Записка Семичастного и Руденко 5 января 1966 года была рассмотрена на заседании секретариата ЦК КПСС. Спецслужбы и прокуратура получили от партийной верхушки полный карт-бланш.

Полевой, когда обо всём узнал, страшно занервничал. Но не из-за стихов Евтушенко илиВознесенского. С этими-то поэтами ему всё было ясно. Так, публикацию поэмы Евтушенко «Братская ГЭС» санкционировал практически весь Президиум ЦК КПСС. А за Вознесенским маячила фигура чуть ли не Суслова. Поэтому тут бояться Павлову было нечего. Страшило его другое. Полевой опасался, как бы Павлов, опираясь на своих людей в спецслужбах, не подверстал бы под каким-либо соусом к авторам «Юности» арестованных Синявского и Даниэля. Он ведь не знал, с кем из сотрудников журнала Синявский распивал чаи и делился своими планами.

Боясь потерять место, Полевой бросился за защитой к руководству Союза писателей. НоКонстантин Федин, всегда знавший истинную цену этому литературному функционеру (Полевой был хорошим репортёром и исполнителем чужой воли, но никаким не прозаиком), встревать в политические игры не пожелал, а Георгий Марков, привыкший всё согласовывать с партийными инстанциями, занял выжидательную позицию. Ничем не помогли Полевому и в отделе культуры ЦК КПСС. Раньше он почти всегда находил понимание Дмитрия Поликарпову. Но после смерти Поликарпова на отдел культуры бросили Василия Шауро, до этого работавшего в Белоруссии, а тот в московских интригах пока не разобрался.

От безысходности Полевой 15 января 1966 года обратился непосредственно в Президиум ЦК КПСС». Он писал:

«Зная, как перегружены члены Президиума, я не стал бы отнимать у вас время своим письмом, если бы вопрос, с которым я обращаюсь, не имел, с моей точки зрения, принципиального и политического значения.

Непосредственным поводом для этого письма послужило выступление секретаря ЦК Комсомола тов. Павлова С.П. на последнем Пленуме ЦК ВЛКСМ. Оно было произнесено перед руководителями обкомов, крайкомов и ЦК республиканских комсомольских организаций – от имени бюро ЦК ВЛКСМ, но опубликовано лишь частично.

Хочу заранее оговориться,что дело заключается не только и даже не столько, в том, что в этом выступлении тов. Павлов продолжил свою старую, давно уже всем известную линию нападок на журнал «Юность». Если бы и на этот раз всё ограничилось громкими необоснованными заявлениями тов. Павлова о том, что «Юность», дескать, повинна в идеологическом развращении советской молодёжи, что она «усиленно плодит никчёмных людишек», пропагандирует «лже-героев» нашей жизни, затирает творческую молодёжь из областей и республик, не занимается всерьёз творчеством молодых поэтов, что редактор её Борис Полевой не показал до сих пор в журнале образы новых Корчагиных и молодогвардейцев и т.п. Эти, не раз звучавшие утверждения его, можно было бы спокойно опровергнуть, обратившись к комплектам «Юности». Журнал, конечно, не лишён действительных, а не мнимых недостатков, делал на протяжении работы некоторые ошибки, и за это его можно и следует критиковать. Но совершенно с иных позиций, нежели это, делает вот уже несколько лет тов. Павлов. Не желая отнимать время членов Президиума изложением своих возражений тов. Павлову по всем этим конкретным «обвинениям», я прилагаю к этому письму фактическую справку, на мой взгляд, наглядно опровергающую эти нападки.

Ещё раз повторяю, что не высказывания тов. Павлова о «Юности» заставляют меня писать это письмо в Президиум. Дело, на мой взгляд, гораздо серьёзней. Все мы, писатели, с радостью видим, с каким терпением, тактом и выдержкой ЦК партии исправляет недостатки и ошибки, которые были допущены в прошлые годы, в частности, и в отношениях с творческой интеллигенцией, как упорно и настойчиво оно ведёт борьбу буквально за каждого талантливого художника, даже если он когда-то в чём-то и ошибался. В свете этой большой работы ЦК поведение тов. Павлова, и в особенности его последнее выступление на Пленуме, выглядит более чем странно. Говоря прямо, тов. Павлов, как мне кажется, таким отношением к писателям, к поэтам и прежде всего к молодым писателям и поэтам, требующим, как известно, особого внимания и чуткости, возможно и сам того не желая, разрушает всю ту большую работу по сплочению творческой интеллигенции вокруг партии, которую проводит ЦК КПСС.

Выступление тов. Павлова перед Пленумом, как мне кажется, может служить образцом того, как нельзя разговаривать ни с деятелями культуры, ни вообще с уважающими себя людьми. Это было поверхностное по существу, крикливое и оскорбительное по форме выступление, недостойное, на мой взгляд, руководителя ленинского комсомола. Ведь тов. Павлов задаёт тон, выступая от имени бюро ЦК ВЛКСМ. Он ориентирует всесоюзный комсомольский актив, настраивает комсомольскую прессу, а следовательно, и весь многомиллионный комсомол.

Так ли надо ориентировать нашу молодёжь и комсомольцев сейчас, после последних пленумов ЦК КПСС? Можно ли руководителю комсомола, и тем более сейчас, на пороге XXIII съезда партии, выступая на столь ответственном собрании, говоря о задачах литературы и советских писателей, посвящать львиную долю своего выступления односторонней полемике с двумя особо досадившими лично ему, тов. Павлову, поэтами, вместо того чтобы по-деловому, глубоко, квалифицированно проанализировать сложные процессы и явления, происходящие в жизни молодёжи, и на основе этого завязать на пленуме большой принципиальный разговор о тех произведениях литературы и искусства, которые отображают эти процессы, показав прежде всего то хорошее, что в этой области уже сделано за последние годы и может служить примером для литераторов. А ведь именно юношеская литература росла и растёт сейчас особенно бурно, ежегодно обогащается новыми яркими именами и книгами. Именно этот процесс требует особого внимания, осмысливания и бережного, умного руководства.

Мне кажется, линия, занятая тов. Павловым в вопросах литературы и искусства, ошибочна и прямо противоречит той линии, которую проводит сейчас ЦК КПСС. Это убеждение и заставляет меня обратиться с настоящим письмом в ЦК КПСС»

(РГАНИ, ф. 5, оп. 36, д. 155, лл. 48–50).

К своему письму Полевой приложил подробную – на девятнадцати страницах – справку о работе журнала «Юность» за 1962–1965 годы. Нет смысла приводить этот документ целиком. Отмечу только, что себе в заслугу Полевой поставил публикации прозы Бориса Балтера, Анатолия Гладилина, Лазаря Карелина, Геннадия Машкина, Михаила Анчарова, других авторов.

Отвергая обвинения Павлова в игнорировании героической темы, Полевой писал:

«Как обстоит дело в действительности?

Начнём с военно-патриотической темы.

Ещё в 1962 году «Юность» напечатала невыдуманную повесть об одном из удивительных героев Отечественной войны – юном ленинградском рабочем – комсомольце Фёдоре Чистякове – чистую патриотическою повесть, составленную из воспоминаний его однополчан, однокашников по школе, его товарищей по заводу. Эффект был больший – сотни читательских писем, пионерские организации имени Чистякова, школы имени Чистякова, две улицы его имени. Молчала лишь комсомольская печать.

В том же году журнал опубликовал написанную для него дважды Героем Советского Союза генерал-полковником Александром Родимцевым документальную волнующую повесть о юной героине его дивизии Маше Боровиченко – школьнице из украинского села. Позднее, в связи с 20-летием Победы, Маше Боровиченко по представлению военных организаций и журнала «Юность» было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. В центральной комсомольской печати о повести Родимцева не было напечатано ни строки.

Игнорировала центральная комсомольская печать и опубликованные в «Юности», вызвавшие живой читательский отклик письма писателя Бориса Горбатова о его службе в Советской Армии в начале 30-х годов (сентябрь 1963 г.), письма и фронтовые дневники героини Отечественной войны комсомолки Розы Шаниной (май 1965 г.), воспоминания Л.Осмоловской и очерк Л.Мельникова «Операция на Лобжанке» – о подвиге белорусских партизан, захвативших в плен гитлеровского генерала фон Файта, и другие материалы.

За четыре года, в течение которых я редактирую журнал «Юность», у нас напечатано 10 неплохих повестей, много рассказов, стихотворений, очерков, публицистических материалов на военно-патриотическую тему.

Так, в мае-июне 1962 года в «Юности» была напечатана повесть А.Лукина и Дм. Поляновского «Седой» – об острой классовой борьбе на Украине в период становления Советской власти, о молодых чекистах, мужавших в схватках с контрреволюционным подпольем.

В июле того же года – повесть Б.Никольского «О рядовом Смородине, сержанте Власенко и себе», рассказывающая о сегодняшней жизни воинов Советской Армии, о сознательной дисциплине в ней, о боевом товариществе.

В июне-августе того же года (с продолжением в 1964 году) публиковалась повесть Юрия Пиляра о судьбе молодого человека, раненного в бою и попавшего в плен, о советских патриотах, не согнувшихся в фашистских концлагерях и оказавших гитлеровцам героическое сопротивление.

В декабре 1963 года – повесть А.Елагиной «Трудная граница» – о жизни, быте и воспитании молодых воинов погранзаставы на советско-турецкой границе.

В 1964 году были напечатаны:

повесть белорусского писателя Василя Быкова «Западня» – о героизме молодого советского офицера, о том, как была сорвана коварная провокация гитлеровцев;

повесть Бориса Никольского «Триста дней ожидания» – о сегодняшней жизни воинов Советской Армии;

роман Е.Сувориной – «Ксана Муратова – фронтовая актриса» – о молодой девушке, которая в дни гражданской войны пошла в Красную Армию.

В 1965 году «Юность» опубликовала:

повесть Сергей Бетева «А фронт был далеко» о замечательной советской молодёжи, героически трудившейся в глубоком тылу в годы Великой Отечественной войны;

роман Бориса Озерова «Слуга царя небесного» – о годах гражданской войны, о первых годах комсомола, о борьбе сил молодой революции с белогвардейско-поповской контрреволюцией».

(РГАНИ, ф. 5, оп. 36,д. 155, лл. 52–54).

Полевой негодовал: почему комсомольская печать «не заметила» эти публикации. Не принял он и другой тезис Павлова – о том, будто «Юность» слишком часто предоставляла трибуну «политически аморфным» индивидуальностям. Редактор журнала напомнил, что он печатал:

«Вот 1962 год.

В повести Бориса Балтера «До свиданья, мальчики» фигурируют юноши и девушки предвоенных лет, чистые, горячие, страстно преданные Родине. Это – представители поколения, которое не дрогнуло на войне, выстояло, победило и сейчас с честью несёт ответственность за дальнейшие судьбы своего народа.

Владимир Краковский в повести «Письма Саши Бунина» раскрывает перед читателем душу юноши, только что, со школьной скамьи, поступившего рабочим на завод. В повести рассказывается о становлении характера, о превращении этого юноши в передового честного рабочего, противостоящего пошлости и мещанству, размышляющего о своём месте в жизни и находящего это место.

Повесть Агнии Кузнецовой «Много на земле дорог» рассказала о жизни, раздумьях, мечтаниях, делах и судьбах молодёжи сибирского села, о её душевной стойкости и красоте, о её готовности к подвигу.

В повести Лазаря Карелина «Микрорайон» идёт речь о жизни и быте жителей одного городского микрорайона, о молодых агитаторах и пропагандистах, входящих в каждый дом и сплачивающих людей на большие, хорошие, патриотические дела.

В своей повести «При исполнении служебных обязанностей…» Юлиан Семёнов ведёт речь о героических буднях людей полярной авиации, о нерушимом революционном единстве поколений, о патриотизме советского человека.

В 1963 году «Юность» напечатала повесть Марии Красавицкой «Если ты назвался смелым»… о начале рабочей жизни девушки, только что окончившей школу и пришедшей работать на стройку.

Опубликованная в том же году повесть Владимира Орлова «Солёный арбуз» показала читателю кипучую жизнь молодых романтиков – строителей железнодорожной магистрали Абакан – Тайшет, их дела и мечты, их пылкую готовность нести вперёд ленинскую эстафету.

Эстафете братской дружбы народов, которую достойно несут представители молодого поколения СССР и Болгарии, посвящена повесть Марии Прилежаевой «Третья Варя».

Преемственность традиций отцов, готовность детей продолжать эти традиции – токов лейтмотив повести Анатолия Гладилина «Первый день нового года».

В опубликованной в 1964 году повести «Кузнецы грома» Ярослав Голованов рассказывает о делах и днях конструкторов, инженеров, рабочих, выпускающих ракеты.

В повести «Поморские ветры» Николай Жернаков рассказывает о боях, которые ведут передовые люди рыбоколхоза с браконьерами и хапугами, рисует картину очищения души молодого рыбака от стяжательской скверны, его превращение в настоящего советского человека.

В 1965 году в повести «Ньютоново яблоко» Эдуард Пашнев рассказал о чистых юношах и девушках школьниках. Об их дружбе, мечтаниях и исканиях.

Роман Ильи Штемлера «Гроссмейстерский балл» был посвящён молодым инженерам завода, выпускающего приборы, где применяются изотопы радиоактивных веществ. Это – роман о честности и принципиальности людей труда, об их гражданском мужании, об их способности бороться за подлинные интересы народа.

Мужеству, долгу молодого врача, принципиальности в научной работе, чистоте человеческих чувств посвящена повесть Бориса Ласкина «Боль других».

Евгений Шатько в повести «Зной» рассказывает о строителях моста через Волгу, об их борьбе за выполнение плана строительства, о том, как свято хранятся и развиваются боевые революционные традиции. Характерно, что опубликование этой повести совпало с завершением строительства саратовского моста.

Повесть Михаила Анчарова «Теория невероятности» – о научной интеллигенции, о мире её чувств, об ответственном отношении к жизни.

Вячеслав Шугаев в повести «Бегу и возвращаюсь» пишет о молодом инженере, строителе алюминиевого завода в Восточной Сибири, о его нетерпимости к пошлости и фальши.

«Синее море, белый пароход» Геннадия Машкина – произведение о советских людях, поселяющихся на Южном Сахалине после победы над Японией, о воспитании чувства интернационализма, о дружбе русских и японских детей.

Далеко не «политически-аморфными индивидуалистами» населён также и роман Анатолия Гладилина «История одной компании». Это – повествование о росте молодёжи, о взаимной поддержке, которую оказывают молодые люди друг другу, когда различные жизненные передряги больно бьют кого-либо из них. В романе, вопреки утверждениям тов. Павлова, фигурируют вовсе не так называемые «чуваки» и «чувихи», а люди, нашедшие своё место в жизни, – наряду с людьми, которые мучительно ищут это место, – причём автор, стремится проанализировать, почему в этих поисках они на каких-то этапах терпят неудачу»

(РГАНИ, ф. 5, оп. 36, д. 155, лл. 52–58).

Однако на подробную справку Полевого мало кто из начальства обратил внимание. Больше того, главный редактор «Юности», похоже, добился совсем другого эффекта, нежели того, на который рассчитывал. Он оказался в положении оправдывающегося. У значительной части партаппарата сложилось впечатление, что Павлов, видимо, ругал «Юность» за дело. Не случайно по Москве поползли слухи о возможной отставке Полевого.

 

Продолжение следует

Вячеслав ОГРЫЗКО

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.