Побойтесь Бога

№ 2009 / 46, 23.02.2015

Се­го­дняш­няя си­ту­а­ция с пре­по­да­ва­ни­ем ли­те­ра­ту­ры в шко­ле не толь­ко не луч­ше, но, по­жа­луй, ещё без­ра­до­ст­ней, не­же­ли не­сколь­ко лет на­зад. От­вет на во­прос «че­му учат в шко­ле» зву­чит по­ис­ти­не пу­га­ю­ще.

О некоторых особенностях современных школьных программ

Сегодняшняя ситуация с преподаванием литературы в школе не только не лучше, но, пожалуй, ещё безрадостней, нежели несколько лет назад. Ответ на вопрос «чему учат в школе» звучит поистине пугающе.

Затронем только одну сторону школьных программ – проблему преподавания в старших классах современной литературы. Раздел, значимый по многим причинам. Во-первых, он является логическим завершением всего изучаемого курса отечественной литературы. Во-вторых, ученикам указываются определённые идейно-эстетические приоритеты, которым они, по возможности, будут следовать. Однако заключительный этап знакомства с родной словесностью вызывает едва ли не больше всего вопросов. Ущербность подхода к подаче и трактовке этого материала в школьных программах поразительна.

На сегодняшний день в школах обучение литературе ведётся по программам под редакцией Т.Ф. Курдюмовой, А.Г. Кутузова, В.Г. Маранцмана, В.Я. Коровиной. Менее распространены, но также «допущены Министерством образования и науки Российской Федерации» или идут под грифом Минобразования РФ программа Б.А. Ланина и Л.Ю. Устиновой, а также программа под редакцией Г.И. Беленького и Ю.И. Лыссого. В 2009 году выпущена программа под редакцией Ю.В. Лебедева (авторы – Ю.В. Лебедев, А.Н. Романова).

«Находки», отражающие крайнее незнание родной литературы и нелюбовь к ней, в каждом издании свои.

Так, в последнем из названных изданий, в целом, как представляется, наиболее соответствующем традиционно-национальному истолкованию словесности, представление о литературе ХХ века (11 класс) можно назвать по меньшей мере странным. Казалось бы, подбор произведений более внятный, нежели у авторов других программ. Но это первое и, как выясняется, ошибочное впечатление. Да, как автор, символизирующий собой поэзию второй половины ХХ века, назван не только И.Бродский, но и, в первую очередь, Н.Рубцов, и драматургия представлена объективно – В.Розовым и А.Вампиловым, наконец, обзорный раздел «Литература последнего десятилетия» не сводит всю современную словесность к постмодернизму (этот термин, обозначаемый как «кризисный феномен искусства», встречается только как литературоведческое определение), а представляет её именами В.Распутина, В.Крупина, Б.Екимова, лирикой В.Кострова и Г.Горбовского.

Но исчез «серебряный» век, обронив в программу А.Блока вне символизма, Н.Гумилёва без акмеизма, вспомнив о Н.Клюеве, одиноко мелькнувшем перед «громким и тихим Маяковским». Хороший ли он был, этот четверть века длившийся век, плохой, но существовавший и создавший некогда свой «почерк» эпохи. А ведь напомню, что в старших классах должен присутствовать историко-литературный подход к построению предмета, а потому избираются произведения не с воспитательной целью, а в стремлении как можно более полно представить культурную панораму времени.

Затем, согласно мнению авторов программы, канула в небытие советская литература (куда уж тут до споров о включении-невключении в программу Н.Островского!), чтобы возродиться то ли военной поэзией и прозой, то ли лагерной (трудно уследить за логикой авторов). При том, как и в «лучшие» советские годы, у нас вновь нет литературы Русского Зарубежья.

За шесть часов обзорно «пробегается» пусть и достаточно сложный и для прочтения, и для понимания старшеклассников – но тем не менее величайшее творение ХХ века – шолоховский «Тихий Дон», и при этом на час больше времени отведено на творчество Л.Пастернака, в том числе на его приписанный к классике роман с неясными для учеников национально-классовыми коллизиями. В конце ХХ века из отечественной словесности вместе с обзорами исчезла и деревенская проза, отсутствуют в программе имена В.Белова и В.Астафьева.

И сказанное можно считать только небольшим замечанием по вопросу преподавания в школе современной литературы, то есть – литературы ХХ века. Претензии к другим программам значительно более весомые. Если ХVIII–ХIХ века традиционны в своём «списке литературы», и там не пытаются заменить Пушкина Кукольником, то совестко-постсоветская реальность становится благоприятным полем для произрастания самых чудесных фантазий.

Самой одиозной, пожалуй, можно назвать программу под редакцией В.Г. Маранцмана.

Стремясь отразить и представить для школьников современный литературный процесс, составитель данной программы, вероятно, менее всего беспокоился об объективности и даже элементарной правдивости. Так, «литература периода «оттепели» (так у автора), охватывающая период с 1953 по 1968 годы, не представлена ни творчеством В.Белова, написавшего уже в 60-е годы произведения, которые открывали новую страницу современной отечественной словесности, ни лирикой Н.Рубцова, выпустившего первый сборник стихов в 1965 году, а спустя два года опубликовавшего «Звезду полей». Впрочем, наверное, правы составители программы, ибо отнести литературу, наполненную духом и светом классического русского словесного наследия, к смутному и мутному периоду истории было бы несправедливо. Так или иначе, но, согласно программе, у учеников должно сформироваться мнение, что в указанные годы наша литература состояла из творений Б.Окуджавы и А.Вознесенского, В.Тендрякова и В.Гранина, а культурный «фон» задавали режиссёрские «нетленки» Э.Рязанова и драматургические «шедевры» Э.Радзинского.

В разделе «70-е – первая половина 80-х годов» определяющая самый вектор развития современного периода русской литературы, задающая новое истолкование понятию «классики» проза В.Белова и В.Распутина вынесена в раздел «деревенская проза», стоящий в одном ряду не только с «интеллектуальной прозой», но и с «литературой «эстетического андеграунда» и даже фантастикой братьев Стругацких. Ничем иным, как идейным лукавством, не назовешь определение «тихой лирики» как противопоставленной «темам, идеям, поэтике «громкой лирики» шестидесятников». И трудно сказать, то ли духовной (бездуховной?) зашоренностью, то ли желанием намеренно сместить акценты в трактовке литературы объясняется истолкование творчества В.Высоцкого и А.Галича как «голоса и совести эпохи», а «Школе дураков» Саши Соколова приписывание, вслед за В.Набоковым, определения «обаятельной, трагической и трогательной книги».

Кто же из авторов 40–90-х годов удостаивается монографического изучения? В профильной школе это неизменный В.Набоков как представитель «возвращённой литературы», автор, отметим попутно, по какой-то неведомой причине ставший одним из ведущих, самых ярких, талантливых художников слова в нашем литературном процессе, в чём нас убеждают составители программ. В программе под редакцией В.Г. Маранцмана с данным автором учащиеся встречаются в 5, 6, 8 классах и в блоке профильного уровня 11 класса, где Набокову, в отличие от того же А.Платонова или А.Вампилова, уделяется 5 часов программного времени.

«Получил право» на представление своего жизненного пути «поэта и «бомжа» В.Ерофеев, затем учащимися должен быть составлен «альбом любимых песен» Окуджавы (оставляем без внимания грамматическую двусмысленность, не позволяющую разобраться, кто же должен любить эти песни: учащиеся или сам Окуджава), а если такового не случится, то надлежит прослушать «любимые песни учителя» (на этом ли фоне вести разговоры о деидеологизации школы?!). После осознания «несовпадения с социумом» арбатского барда идёт черёд «сорванного голоса поколения 70-х годов» В.Высоцкого.

Современная поэзия представлена только И.Бродским, современная проза – «сердечными повестями В.Токаревой», «детективными фантазиями Б.Акунина», «грустными сатирами М.Жванецкого». И вновь анекдотичные формулировки предлагаемых для изучения тем пугают необходимостью их серьёзного восприятия. Бродского следует считать «последним из значительных поэтов ХХ века», в «творениях» Жванецкого – искать «временное и вечное» (в качестве материала для самостоятельного исследования учащихся указана, в числе прочих, сатира «Собрание на ликёро-водочном заводе»), а у автора псевдолитературных поделок Б.Акунина – «своеобразие художественного мира».

Программа под редакцией Т.Ф. Курдюмовой также не может не вызывать вопросов. Дав обзором и монографически «русскую литературу 50–90-х годов ХХ века» (впрочем, включив непонятно по какой причине в «русскую литературу» «литературу народов России»), представив её именами А.Твардовского, И.Бродского, А.Солженицына, Ф.Абрамова, В.Астафьева, В.Распутина (принцип подбора авторов – необъясним), составитель программы завершает рассмотрение современной литературы постмодернизмом, очевидно, считая последний – наиболее естественным и закономерным завершением процесса развития литературы Пушкина и Гоголя, Достоевского и Чехова.

В программе под редакцией В.Ф. Чертова в обзор ушли В.Распутин и В.Астафьев, изучается в обзоре Н.Рубцов, зато монографически – И.Бродский.

Что данное наше замечание не случайно и отражает определённую тенденцию в литературоведении (по крайней мере, в аспекте его школьного применения), свидетельствует программа Б.А. Ланина и Л.Ю. Устиновой. То, как в ней представлена современная литература, не может не навевать мыслей о вторичности русской культуры, о её духовной и эстетической несостоятельности. Хотя, собственно говоря, подбор произведений к литературе русской отношение имеет крайне слабое. Так, «литературный процесс второй половины ХХ века» обозначен «художественными поисками поэтов» Б.Пастернака, А.Твардовского, И.Бродского; «литературный процесс конца 1950, 1960-х годов. Литература «оттепели» – «возникновением» прозы А.Гладилина, В.Войновича, В.Аксёнова. Крайне тенденциозен подбор тем для монографического изучения. Значительным представляется авторам программы творчество А.Солженицына (с чем не спорим), В.Шаламова, Ф.Искандера, Ю.Рытхэу (последние две фамилии – единственные (!) представители «литературного процесса 1987–1993 годов»), но только обзорно (напомню, по меркам школьной программы – на 1-2 уроках) изучаются В.Шукшин, В.Распутин, В.Белов, Ф.Абрамов, В.Астафьев, как, впрочем, Н.Рубцов и А.Вампилов. И думается, по мнению автора это вполне логично – обречь «прошлую» «деревенскую» прозу, то есть собственно прозу русского, национального направления, на невнятное, поспешное проговаривание ничего не говорящих ученикам имён – логично, ибо завершает современную литературу галерея таких «именитых» авторов, как В.Сорокин, В.Пелевин, С.Гандлевский, Б.Акунин, В.Золотуха, а вслед за ними – Д.Быков, М.Веллер, А.Геласимов, Л.Улицкая, А.Эппель, да и несть им числа. И в неискренности авторов программы не заподозришь, ибо оговорили они во вступлении, что «текстуально или обзорно» изучаются «образцовые лирические, прозаические и драматические произведения».

Сродни подбору произведений и поражающие безаппеляционностью оценок формулировки к ним, отражающие крайнее незнание родной литературы и нелюбовь к ней. Тут уж буквально на каждой странице делаешь то или иное открытие.

Так, в программе под редакцией Т.Ф. Курдюмовой «авторская песня» трактуется как развитие «музыкальной культуры народа»; «Поездка в прошлое» Ф.Абрамова подаётся как «материал для наблюдения за процессом творчества писателя». А.Твардовский становится «крупнейшим русским эпическим поэтом ХХ века»; в творчестве Н.Рубцова отыскиваются «традиции Тютчева, Фета, Есенина» (что, без сомнения, справедливо), а вот у И.Бродского – традиции всей «русской классической поэзии» (программа под редакцией В.Я. Коровиной). Творчество писателей-эмигрантов имеет «генетическую связь… с литературной традицией рубежа веков» (о какой именно традиции – реалистической, модернистской – идёт речь?), а при изучении «Доктора Живаго» у учеников необходимо сформировать представление о «равновеликости истории и судьбы человека» (программа под редакцией А.Г. Кутузова). Согласно программе под редакцией В.Г. Маранцмана, постигается «соотношение образных и понятийных начал в литературе ХIХ и ХХ вв.», а также «разрыв последовательного, объяснительного диалога с читателем» на примере сопоставления А.Пушкина и И.Бродского (и такое сопоставление, сопряжение данных имён для указанной программы – норма); ученики размышляют над тем, почему, «по словам Эйнштейна, романы Достоевского дали ему больше, чем труды многих физиков»; проникаются мыслью о том, что роман Б.Пастернака (воистину знаковый автор!) отражает «исторический образ России за последнее сорокапятилетие» (?).

При таком подходе к отечественной литературе, при такой мощи антилитературного «программирования» пугающие тестовые задания выглядят наивным недоразумением. Программы не имеют своей целью сформировать у детей представление о русской литературе как о хранительнице нравственного идеала и воплощении эстетического совершенства, как об одной из самых великих мировых литератур и, что не менее, а может быть, и более важно – как о родной литературе, как о нашей национальной памяти, нашем духовном достоянии. Наша отечественная словесность, как и любое истинно национальное явление, развивается по своим законам, она имеет своим истоком евангельский свет, а в основании её лежит патриотическое начало, любовь к своей земле и своему народу, глубинное семейное чувство, нравственная чистота, совестливость и духовность. И с этим ничего нельзя поделать, уважаемые господа создатели программ. Так было и будет впредь.

Наталья ФЕДЧЕНКО,
г. АРМАВИР,
Краснодарский край