«Бренд» против «Капитализма»

№ 2009 / 46, 23.02.2015

Я дав­но хо­тел «Ло­ли­ту» в ко­мик­сы пе­ре­ве­с­ти. На­бо­ков не впол­не со­вет­ско­му че­ло­ве­ку по­ня­тен, по­то­му что своё чте­ние на­чал с ан­г­лий­ских ко­мик­сов про маль­чи­ка в зе­лё­ных шта­ниш­ках (тог­да шор­ты так на­зы­ва­лись).

Das Kolobok


Ложное представление овладевает Варькой…


Ей приятно и щекотно от мысли…


убить ребёнка, а потом спать, спать, спать…


А.П. Чехов. «Спать хочется»



Я давно хотел «Лолиту» в комиксы перевести. Набоков не вполне советскому человеку понятен, потому что своё чтение начал с английских комиксов про мальчика в зелёных штанишках (тогда шорты так назывались). Набоков сперва выдумывал комиксами, а потом переводил на русский. Потом, однако, его литературоцентризм слопал. Если «Лолиту» перевести в комиксы, которые так любила Лолита, эта книжка была бы попонятней.





У нас всё было. Был рэп – балаганные деды-зазывалы из Гиляровского. Были комиксы – лубок. В советском детстве очень любил пересматривать Кукрыниксов. Бидструп был популярен на уровне комиксов, только он сильно себя ограничивал рамками рисунка. Блюл чистоту жанра. Рисунки и надписи в школьных туалетах, наконец.


Владимир Третий говорил: «Важнейшим из искусств для нас является». Когда были кинотеатры, никаких вопросов к фабрике грёз не возникало. Я помню выход из кинотеатра. Это был сеанс коллективного сновидения (колсон), и дурацкие вопросы «почему у вас экран криво висит» или «ну не может человек…» были дурацкие. В кинотеатр можно было зайти поспать, как у Бёлля. Почему, однако, у нас не получились комиксы?


Потому что злобные литературоцентристы заспали попкультуру. Так в деревнях бабы давили кгбэ случайно сосунков, лишние рты. Потому что наши умники (intellectuels) очень чувствительны ко всяческим социальным переборкам (как в романах разночинцев очень тщательно описывалось, кто как кому поклонился) и боятся смешивать жанры.


Это называется делать из нужды добродетель (Tugend aus der Not machen). Довольно поганая форма ханжества. Разберёмся. Роман-комикс Олега Лукошина «Капитализм» – это действительно комикс. Только без картинок. А почему картинки не пририсованы? Потому что для этого нужно нанять художника и ему заплатить. А это дорого, так же как снимать блокбастеры. Алфавит быстро и максимально сжато передаёт информацию. Словесность – искусство древнее. Это хорошо. Но уже при Кирилле и Мефодии литература была архитектурой+живописью+хоровым хеви металом для бедных. Кирилл и Мефодий боялись, что не успеют до конца света славян окрестить.



Ware – Geld – Ware


Товар, деньги, товар


Деньги, товар, деньги


Товар, деньги, товар


Деньги, товар, деньги


(рэппроект «Оборона Петропавловска»)



Как сделан комикс Олега Лукошина?


Короткие предложения. Это хорошо. Не устаю повторять: предложение должно быть не длиннее 5 слов. Далее. Абзац в среднем – 1–3 строки. Это тоже хорошо. Год назад сам говорил Андрею Егорову, что прозу пора писать строчками. Так её будет легче читать.


По этим габаритам я бы сравнил прозу Лукошина с критическими статьями Вик. Топорова. Сверхкороткие абзацы и т.д. Только Топоров выдаёт сочинение за подчинение (сочинительную связь за подчинительную) – получается такое постмодернистское ёрзанье. Олег Лукошин следует логике монтажа картинок. Сочинительная связь остаётся сочинительной. Возможно, здесь таятся возможности.


Лубочный сказ Лукошина имеет три источника и три составных части: Маркс, Горький «В людях» и Чехов «На деревню дедушке» и «Спать хочется». Особенно последнее. Мотивировка двух линий братьями – очень традиционная вещь: Леонов, «Братья», например. Захват напоминает «Санькю», но это неважно.


«Капитализм» – в сущности, развёрнутый рассказ Чехова «Спать хочется» в пересказе Ваньки Жукова. Герой очень неквалифицирован. Все его работы – пахота, собирательство и сервис. По-латышски работать – «страдат». Ja stradaju banku – я работаю в банке, а!! Вор, бурлак, сборщик томатов, рикша, человек-сосиска, продавец (раньше их называли «сидельцы»), рекламный агент, чтец-агитатор (пытались его классифицировать), ЧП – продажа дисков, староверы, захват телевидения. Максим ни хера не делает руками, не строит дома, не шьёт одежду, не чинит машину, как «Три товарища», что их спасло наконец (Arbeitkur, как говорил Лёвин на покосе).



Arbeit macht frei



Но я не настаиваю на ремесле. Если б Максим творчески читал «Капитал», это был бы плюс. Он «Капитал» читает как мантру, видимо, не вполне понимая. «Стоимость рабочей силы определяет стоимость труда, – шепчет Максим. – Так как стоимость труда есть лишь иррациональное выражение для стоимости рабочей силы, то само собою понятно, что стоимость труда всегда должна быть меньше, чем вновь созданная трудом стоимость». Чёрт знает, что это значит. Книга сложная.


Я читал Маркса, когда другой философской литературы не было, классе в 10-м. Три раза дочитал первый том до середины. Потом узнал, что только первый том Маркс написал сам. Так что правильно я там дальше не читал. Маркс учил использовать силу противника против него самого, как дзюдо. Капиталисты очень у Маркса учились. А наши умники (intellectuels) до сих пор «Мифы народов мира» читают. Интересная книжка, с картинками. Чем не комикс?..


В Японии сейчас «Капитал» переводят в мангу. Скоро аниме «Дасу Капитару» снимут. Это они так с кризисом борются.



Jedem das Seine



Чеховская Варька стала бы в Америке Лолиткой. Скоро варек-настек-лолиток будут не растлять, а сразу пускать на запчасти.



Гангрена


…и потянул вместо водки из фляжки,


бывшей у него в пазухе,


какую-то чёрную воду.


Гоголь. «Страшная месть»


По-любому – Coca-Cola.



Гениальная рецензия на «Бренд» Олега Сивуна – сказка Алисы Ганиевой «Акучи-макучи!».


«Однажды Миша разучился разговаривать. Раз встаёт он утром с постели и вместо «Доброе утро, мама и папа!» говорит: «Агагбочищап».


Список слов и выражений мальчика Миши: «Бурлымурлыурлы»; «Пучки-мучки»; «Аюби-баруби»; «Санзериго мучиго пек».


«Между прочим, разговаривать, как люди, совсем необязательно. А Мишин новый язык – это очень здорово. Вы его водите почаще к нам, мы будем его изучать», – добавил врач».


«Но это ещё не всё, что случилось с Мишей. Он вдруг начал превращаться во всякую всячину. Идёт по квартире и превращается во всё, что попало. Пока из комнаты до кухни дойдёт, десять раз превратится. «Мальчик, а ты ведь только что был люстрой», – говорили Мише на улице. «Нет, он только что был парашютом», – возражали другие».


Разносторонний мальчик вызывает рыночный интерес. «Сколько вы за этого мальчика хотите?» – спрашивает тётя».


Но всё кончилось хорошо. Прибежал лысый учёный и нашёл общий язык с мальчиком. «Иногда даже нормальные мальчики говорят непонятными словами».


Тут спародированы все главные моменты «Бренда»: 1) непонятные слова латиницей, 2) превращение мальчика в вещи (овеществление Verdinglichung по Марксу), 3) ликвидация самого мальчика. Думаешь, что покупаешь ты, на самом деле покупают тебя.


Только родители не спасут героя «Бренда», потому что их у него нет. Он ничей мальчик. В римском праве было понятие servus nullius, ничей раб, которого мог присвоить каждый, как брошенную вещь.



brand



(швед.) – 1) пожар, 4) гангрена, 5) отжиг



Поучительно сравнить «Бренд» Олега Сивуна с «Капитализмом» Олега Лукошина. Антигерой Сивуна бродит в пределах комнаты-кафе и перечитывает названия латиницей, нарицает имена. Максим из «Капитализма» кочует по всей России, переваливая даже в Сибирь, цитируя Black Sabbath и Marley. Каталог Сивуна похож на бестиарий. Он заворожён перечислениями. С Максимом сложнее, «Капитал» он цитирует для отвода глаз и понимая его не весьма. А вот Black Sabbath, по-видимому, он хотел и мог бы цитировать более пространно. Причём в оригинале.


Далее. Почему «Бренд» продвинули на Пушкинскую премию? – В пику Сергею Минаеву. Что такое Минаев, это понятно. Это модный каталог в связной форме. Тоже комикс в некотором роде. Сделать из каталога модных картинок связный текст – это как составить предложение из произвольно взятых слов. Есть такое упражнение. «Крутой малыш на санках съехал с горки». Внутренний мир декорирован двумя установками: «как я крут» и «как мне всё это надоело». Причём когда Минаев говорит, что он крут, он не верит, что он крут, а когда говорит, как ему всё это надоело, он не верит, как ему всё это надоело. Такая офисная неизречённость. Хотя и то, и другое – чистая правда. Просто «крутость» понятие относительное, а «пресыщенность» – абсолютное. Сивун решил исправить эту диалектику. Чем занимается его герой, неясно. Он потребляет не потому что это круто, а потому что «так получилось», «мне нравится». Это куда сложней обосновать. «Крутость» самоочевидна. А если скажешь «мне нравится», могут и на смех поднять. Именно потому что допускает серьёзное отношение к атрибуту «крутости».


На самом деле роман Олега Сивуна не поп-арт-роман, а комикс, как у Лукошина. Если Лукошин лукавит с цитатами, то Сивун лукавит со структурой. Главное в главах его романа не Puncta с длинной и заимствованой философией, а, разумеется Bonus’ы и Soundtrack’и. То есть картинка и звук. А Punctum – это так, в жанре «что я думаю о…». Общие места пополам с противоположными общими местами.


Далее. В чем, наконец, настоящая задача и Сивуна, и Лукошина? Разумеется, не похерить потребительство и капитал. Их главная подспудная задача – протащить и легализовать латиницу. В идеале вообще перейти на другой язык, как Набоков или Беккет. У Лукошина русские цитаты из Маркса непонятней, чем английские цитаты из Black Sabbath! Латиница атакует и более прикровенно. Например, явное влияние латиницы мимикрирует севернорусское ёканье в албанском языке, потому что «е» в латинице есть, а «и» нет.


Далее опять-таки следуют пункты. Сивун пытается заметать следы, сославшись, что «Я люблю надписи на английском языке, даже если они ничего не значат». На самом деле задача вполне функциональная, насущная и не зависит от настроений. Английские тексты от Byron’a до Black Sabbath должны приводиться свободно и в любом количестве, что при советской власти было сложно. Потому что мало кто знал английский. Сейчас все, кто способен читать современную русскую прозу, читают и по-английски. Английский язык не сложнее современной русской прозы. В общем, двуязычие – это хорошо. Я сам начал учить французский по сноскам у Пушкина, а доучивал, чтоб «Войну и мир» читать в оригинале.


Более отдалённая задача – это включение в прозу стихотворной речи. Иногда это единственный способ напечатать стихи. Неважно какие: англоязычные, чужие или свои собственные, как у Романа Сенчина в «Льде под ногами».


Как построен «Бренд»? «Бренд» составлен из умозаключений типа: «Не знаю почему, но я недолюбливаю всех главных редакторов всех журналов. Поэтому их авторские колонки я никогда не читаю. Я уверен, что среди них есть и неплохие статьи, но я этого знать не могу, потому что никогда не читаю». Это «Я Пастернака не читал, но считаю…», только гламурно и с имитацией логики.


Или: «Я никогда не видел Barbie с оторванной головой. Вчера я купил одну Barbie, чтобы оторвать ей голову. Теперь я знаю, что оторвать голову Barbie можно только специально, а не в эмоциональном порыве. Отрывание головы Barbie – это интеллектуальный акт». Причинно-следственные связи конгениальны. Это из серии, что было раньше – курица или яйцо.


Что оживляет роман Олега Сивуна? Предложения, начинающиеся с личных местоимений. Иногда «мы», иногда «я», иногда «ты». Все эти местоимения пусты. Это просто приём. Например, в конце 7-го пункта 7 предложений начинается с «Я несчастен». «Мы» – это, понятно, «оно» или «они». «Ты» – это servus nullius, на «тебя» сваливается вся физическая деятельность. Ну а «я» – это просто связка-брелок для цитат. Да и не «я» это вовсе, а развёрнутое английское R, как в The MIRЯORS.


Soundtrack: The Beatles «I, me, mine»


Я недавно понял, что женщины покупают одежду, чтобы было о чём поговорить, а не наоборот. А мальчики бухают, обсуждая, что было вчера, чтобы завтра обсудить, как бухали сегодня.

Василий ШИРЯЕВ,
п. ВОЛКАНЫЙ,
Камчатка

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.