Незримый бой: Александр Байгушев и Бенедикт Сарнов

№ 2010 / 20, 23.02.2015

Зна­то­ки ут­верж­да­ют, буд­то в бреж­нев­ские вре­ме­на у нас су­ще­ст­во­ва­ла пар­тий­но-стра­те­ги­че­с­кая раз­вед­ка, под­чи­няв­ша­я­ся лич­но Бреж­не­ву. Од­ним из её ру­ко­во­ди­те­лей яко­бы был ли­те­ра­тур­ный кри­тик Алек­сандр Бай­гу­шев

АГЕНТ ЮРИЯ АНДРОПОВА

Знатоки утверждают, будто в брежневские времена у нас существовала партийно-стратегическая разведка, подчинявшаяся лично Брежневу. Одним из её руководителей якобы был литературный критик Александр Байгушев, в разные годы работавший под «крышами» информационных агентств и издательства «Современник». Но так ли это? Прояснить ситуацию мы попросили лично Байгушева.

– Понимаете, партийная разведка возникла из так называемой «красной паутины» – структуры коммунистического интернационала. Структура эта была очень разветвлённой, люди служили в ней за деньги по всему миру. Тогда во главе Коминтерна стоял Зиновьев. Получалось даже, что формально он был выше Сталина. Потому-то и была война Сталина с Коминтерном.

Сталин в войну Коминтерн ликвидировал. А разведка осталась и работала под крышей Совинформбюро. Тогда отдел «паутины» возглавлял Суслов, вся партийная разведка была под ним.

Если говорить конкретно об аппарате ЦК КПСС, то в связи с вашим вопросом стоит выделить три отдела. Это отдел пропаганды. Потом был просто отдел, без названия (его возглавлял Андропов). Позже он стал именоваться отдел социалистических стран. Но после перевода Андропова на Лубянку партийную разведку передали в ведение общего отдела ЦК КПСС.

Все сотрудники партийной разведки состояли на учёте в общем отделе. Там же числились и все помощники членов политбюро. Руководил общим отделом Черненко – самый близкий друг Брежнева. А из членов Политбюро его курировал Суслов.

Что касается меня, то я числился специальным корреспондентом Агентства печати «Новости». Но в реальности я занимался связями с советскими агентами за рубежом. Я «подкармливал» агентов подарками, даже иногда дарил деньги, но чаще всё-таки раздавал картины и другие произведения искусства. Таким вот образом я «подпитывал» помогавших нам людей в Германии, Франции и Италии.

Александр БАЙГУШЕВ и Бенедикт САРНОВ

– Кстати, а кто вы по первому образованию?

– Я получил диплом в год исторического XX съезда КПСС. Закончил романо-германское отделение (там потом учился также соратник Путина – Сергей Иванов). Именно из нашего отделения вышло большинство специалистов по связям со странами по ту сторону железного занавеса. Я был единственным дипломником, кто писал работу по авангардизму (он был официально запрещён в стране). И уже потом меня рекомендовали в АПН. Я тогда ещё написал статью в журнале «Вопросы философии», которую поддержали Бахтин, Лосев.

– За что отвечали лично вы в партийной разведке? И вообще какую структуру имела эта разведка?

– Я, повторю ещё раз, работал специальным корреспондентом АПН. Это была как крыша для «красной паутины» – работало очень много людей. Моим редактором, например, была Галя Брежнева, дочка тогдашнего советского лидера. В Америке была сопоставимая по тем размерам многотысячная организация ЮСИ – у них тоже были агенты во всех странах, действующие, в том числе, по каналам ЦРУ. У нашего АПН была примерно такая же политическая структура. Это была организация, которую лично курировал Суслов.

Задачи перед нами стояли тоже весьма интересные. Мы должны были заниматься не красной пропагандой, а розовой. То есть, изображать социализм с человеческим лицом, сглаживать все неприятные и острые моменты. Тогда у меня появилась возможность съездить в разные страны.

Структура политической разведки была интересной. Например, была личная разведка у Брежнева по аналогии с личной разведкой Сталина. Очень разветвлённая структура была. Я ездил к руководителю Ленинграда Романову и писал за него целую книгу о Ленине и революции. Формально я числился редактором. На самом же деле моей целью было выяснить истинное отношение Романова к Брежневу (кое-кто тогда видел в Романове преемника Брежнева).

– Насколько тесными в 1960–80-е годы были контакты партийных разведчиков с отделом культуры ЦК?

Помощника по культуре у Брежнева вообще не было. Культурой занимался Голиков – помощник по сельскому хозяйству. Брежнев хотел знать ситуацию, боялся Андропова, с которым у него были очень напряжённые отношения. В 1982 году Брежнев уже практически снял Андропова, поскольку тот планировал его устранение из власти. Разногласия у них были, насколько я знаю, по поводу Афганской войны. Это ведь Андропов и Устинов в декабре 1979 года настояли на введении наших войск в Афганистан. Андропову нужно было получить дополнительное финансирование и расширить свою службу. Из-за этого он с Брежневым был страшно на ножах.

Меня тем временем перебросили на телевидение. Я практически должен был выполнять функции агента Андропова. В мае 1982-го я разговаривал с Андроповым, он мне напряжённо объяснил ситуацию. Кстати, Андропов обещал мне должность председателя Гостелерадио. Бюджет, который мне выделили, превышал бюджет всех прибалтийских республик вместе взятых. Я получил на телевидении прайм-тайм: 19–20 часов – время сериалов. Кстати, сериалы тоже очень контролировались, в том числе и Андроповым.

Вы знаете, кто привёл на телевидение Познера? Андропов. Познер работал на радио, увлекался джазом и часто дарил Андропову музыкальные пластинки. И тот устроил его вести некоторые телепередачи. Познер занимался советской пропагандой для Америки.

Стоит сказать о неписаных правилах советской номенклатуры. Если ты попал в партийные списки, то тебя постоянно продвигали и поддерживали. Сам уйти оттуда ты уже не мог. Меня, например, передвинули в газету «Голос Родины», которая издавалась для наших соотечественников за рубежом. Благодаря этому я вскоре со всеми антисоветчиками познакомился. Квартиру мне даже получше оборудовали, чтобы я гостей у себя принимал.

– На кого из наших интеллектуалов опиралась наша партийная разведка?

– Лично я дружил с Вадимом Кожиновым. Тогда на место главного аналитика КГБ был нужен крупный теоретик. И кое-кто склонялся к мысли выдвинуть на эту роль Кожинова. Это был уникальный человек, фантастически талантливый – второго такого я не знал. Он очень многое сделал для создания неофициальных русских клубов. Кожинов мог среди ночи мне позвонить, попросить выступить с докладом на ту или иную тему.

У партии официальными лидерами были Сталин и Ленин, а у нас – Бахтин и Кожинов. Кожинов придумал разыграть войну между «Новым миром» и «Молодой гвардией». Заранее договаривались по поводу публикаций – таким образом формировали общественное мнение. И интеллигенция научилась читать бахтинский подтекст.

Сейчас вот Семанов – честный и порядочный человек – пытается что-то делать, но он не тянет на место Кожинова, он не теоретик. Семанов ведь хорошо знал Андропова, он за Иркой Андроповой ухаживал – чуть не женился на ней!

– Имели ли вы выходы на Брежнева?

– Я был одним из личных координаторов Брежнева, но чаще всё-таки встречался с Черненко. В ЦК я к нему не ходил, ведь всё прослеживалось и прослушивалось. Мы встречались на нейтральной территории, в саду за кремлёвской поликлиникой возле «Мосфильма», он давал мне поручения.

Мы через русские клубы продвигали активистов Кожинова. Вот Стасик Куняев выдаёт себя за русского националиста, но он ведь никогда им не был. Куняев переметнулся на русскую сторону в 1978 году, когда ему показалось, что либералы перестали ему что-то давать. Кожинов нередко приглашал Куняева, присматривался к нему. Но когда я Кожинову предложил пригласить Куняева на закрытое заседание русского клуба, он меня публично пристыдил и сказал, что если мы его пригласим, то на следующий день все узнают, о чём мы на этом заседании говорили.

Кожинов был гениальным человеком, жалко, что рано от нас ушёл. А ведь он раньше Высоцкого и Окуджавы с гитарой в руках такие песни пел! И пока Кожинов фактически за Куняева делал «Наш современник», журнал был хороший. А теперь они там занимаются каким-то бредом, всё пятый пункт копают. Только очень недалёкие люди могут этим заниматься.

– У вас случались провалы в партийной разведке?

– Провалов не было. Но гонений я не избежал. Меня дважды исключали из партии, потом арестовывали, затем, правда, отпускали и в партии восстанавливали. Тогда как было – как только начинаешь продвигать свои идеи, тут же собрание организуют… Но я ни о чём не жалею.

---

ИНСТРУМЕНТ ПРОПАГАНДЫ

– Почему вас в последнее время волнует тема «Писатель и власть», в частности, взаимоотношения писателей со Сталиным?

– Эта тема волновала меня всегда. Очень давно, в годы застоя, без надежды когда-нибудь опубликовать, я написал книгу о Мандельштаме: «Заложник вечности: случай Мандельштама». Как раз в этой книге я впервые приступил к теме «Художник и власть». Тема эта вечна, но взаимоотношения с нашей тоталитарной властью носят особый характер. Отношение Сталина к писателям было противоречивым. Ленин, например, никогда не скрывал, что не силён в искусстве, и литература ему нужна исключительно как инструмент пропаганды. Он считал, что важнейшим из искусств является кино. А Сталин хотел, чтобы его государство выглядело на мировой арене респектабельно, делал такую «витрину страны», где были представлены и лучшие шахматисты, и лётчики, и, конечно же, писатели. Это было противоречивое отношение: с одной стороны, власть проявляла внимание и интерес к литературе, а с другой, пыталась её всецело подчинить себе, сделать управляемой.

– Как менялись отношения первых лиц советского государства с писателями после Сталина? Хоть когда-нибудь эти отношения носили идеалистический характер?

Рис. Геннадия ЖИВОТОВА

– Они менялись, я бы сказал, в худшую сторону, хотя хуже Сталина сложно кого-то представить. Хотя в воспоминаниях Поликарпова я прочитал, как Сталин говорил ему: «Хочешь работать с писателями – работай с этими, других я найти не могу. А вот найти другого Поликарпова – это мы сможем». Кстати, другого Поликарпова Сталин всё-таки нашёл, который, правда, оказался не лучше прежнего. Сталин понимал, что литература и искусство – это отрасль народного хозяйства, но более тонкая, и относиться к ней нужно бережно. После Сталина литературой мог быть назван кто угодно – любой партработник – создалась уродливая ситуация. Сталин так никогда бы не поступил. Конечно, желая сделать литературу управляемой, он выделял писателей, которые были ему нужны – Бубеннов («Белая берёза»), Бабаевский («Кавалер золотой звезды»). Но в то же время он мог дать сталинскую премию Виктору Некрасову – у Сталина такие «заскоки» были, а его последователи – Хрущёв, Брежнев – скатились дальше некуда. Сталин писателей расстреливал, но разговаривал с ними уважительно. А Хрущёв, например, откровенно хамил и топал ногами…

– Верно ли, что каждая литературная группировка в 1960–80-х годах имела на самом верху своих покровителей?

– Да, наиболее значимые группировки имели. К примеру, неославянофилов, так называемую русскую партию, в верхах поддерживал главный комсомолец Павлов. В период оттепели помощник Хрущёва – Лебедев покровительствовал Твардовскому, дав ход «Одному дню Ивана Денисовича». Кочетов пользовался покровительством у неосталинистов, но шовинистом он не был. А вот журнал «Молодая гвардия», напротив, пропагандировал самый оголтелый шовинизм. Были даже монархисты. Владимир Солоухин (а ведь он был членом КПСС!) демонстративно носил кольцо с портретом Николая II. Поскольку я хорошо его знал, он был моим товарищем ещё по Литинституту, я у него как-то спросил: зачем он носит это кольцо. Он ответил, что кольцо ему досталось от бабушки и носит он его как память. Но и я, и он, и все остальные понимали, что любовь к бабушке здесь ни при чём.

– Кстати, был ли у вас у самого ангел-хранитель на Старой площади?

– Нет, ангела-хранителя у меня не было. Но был короткий период, когда я работал в «Литературной газете», главным редактором которой был Сергей Сергеевич Смирнов, написавший потом книгу «Брестская крепость», – человек либеральных взглядов и интересов. Он создал свою команду: вместе со мной тогда работали в «Литгазете» Берестов, Окуджава, Лазарев, Рассадин, Инна Борисова. Внештатными сотрудниками нашего отдела были Борис Балтер, Наум Коржавин, Владимир Максимов. Так что можно считать, что короткое время я находился под покровительством С.С. Смирнова.

В юности у меня была ещё история: когда меня исключили из комсомола и из института, Симонов опубликовал в «Литературке» одну мою рецензию. Благодаря тому, что я её приложил к заявлению, меня восстановили. Так что я воспользовался покровительством Константина Симонова.

– В конце 80-х годов многим казалась весьма продуктивной полемика видных консерваторов и либералов. Вы сами тогда довольно остро в «Литературной газете» полемизировали с представителями охранительного лагеря. А сегодня возможен ваш конструктивный диалог, к примеру, с Куняевым?

– Нет, не думаю. Тот диалог с Вадимом Кожиновым тоже не был конструктивным. Мой оппонент жульничал, хитрил, лукавил. Я пытался говорить то, что думаю, но руки у меня были связаны, ибо полемизировали мы по поводу Октябрьской революции, и ни один из нас не мог высказать к ней напрямую своего отношения. Оба крутились: Кожинов выглядел абсолютным жуликом, а я – дипломатом со связанными руками. Хотя и тогда, и теперь я старался и стараюсь использовать любую трибуну, чтобы сказать хоть слово правды – вернее, того, что я считаю правдой. Наверное, есть люди, с которыми возможно вести конструктивный диалог, но это не Куняев. У таких, как он, нет своей правды. Одно дело – когда у меня своя правда, а у оппонента – своя. Но у этих людей есть только заданная идеология. Как раз сегодня я читаю свежий номер «Новой газеты», там рассказано, как на передачу Гордона, где обсуждали Никиту Михалкова, многие приглашённые не явились. Я считаю, что они правильно сделали, потому что полемизировать с таким человеком, как Михалков, нет никакого смысла.

– Продолжает ли сегодня власть бдеть за писателями?

– Сегодня власть меньше интересуется писателями. Она заигрывает с идеологически чуждыми писателями, старается выглядеть более-менее респектабельно. Вспомнить хотя бы встречи наших президентов (Ельцина, Путина) с Солженицыным, Астафьевым. Вспомнить государственную премию Ахмадулиной, которую она получила отнюдь не за свою гражданскую или политическую позицию, а просто потому, что у неё громкое литературное имя. Всё это говорит о том, что нынешней власти писатели не так интересны, как это было в прошлые годы.

Любовь ГОРДЕЕВА