Прометей без огня

№ 2010 / 22, 23.02.2015

Про­чи­тал на­пе­ча­тан­ную в про­шлом но­ме­ре «ЛР» ста­тью Сер­гея Бог­да­но­ва «Пло­хо ско­ван­ный Про­ме­тей» и по­ра­до­вал­ся за Сер­гея Шар­гу­но­ва – Бог­да­нов хо­ро­шо, вкус­но на­пи­сал о но­вой шар­гу­нов­ской по­ве­с­ти «Вась-Вась».

Прочитал напечатанную в прошлом номере «ЛР» статью Сергея Богданова «Плохо скованный Прометей» и порадовался за Сергея Шаргунова – Богданов хорошо, вкусно написал о новой шаргуновской повести «Вась-Вась». Если бы я не прочитал её к тому времени, то обязательно побежал бы читать, но так как содержание повести мне было известно, захотелось кое в чём возразить критику.

Но сначала о выпаде Богданова против Кирилла Анкудинова, которого в той же статье он сравнивает с Вышинским, а затем замечает: «…Анкудинов наблюдает не писателя, а материал, который он написал, и использует принцип: нравится – не нравится, поставленный к тому же на поток. Мне же хочется видеть за каждым произведением не только писателя, написавшего книгу, но и человека, осилившего это».

На мой взгляд, критик сегодня может давать сколь угодно жёсткие оценки (кроме откровенно хамских, конечно), даже навешивать ярлыки – критиков не боятся, и трудно представить, чтобы из-за убийственной оценки или ярлыка даже самого авторитетного критика журналы и издательства отказывались публиковать понравившиеся им произведения, а читатель отказывался их читать.

Кирилл Анкудинов критик немягкий, его статьи и рецензии часто обижают, а то и бесят писателей и поэтов. Но жёстко критикует Анкудинов именно произведения, а не людей, их написавших. И это-то как раз, в отличие от Сергея Богданова, мне в Анкудинове нравится. Так же работали и реальные критики. Их интересовало отдельно взятое произведение, а не творческий путь его автора, произведение в контексте этого творческого пути. И потому, например, один роман Достоевского они могли растоптать, а следующий объявить выдающимся явлением. Так было с «Бесами», на которых неистово обрушился Ткачёв, и с «Подростком», который он громко похвалил.

У Анкудинова есть ненавистные ему произведения в нашей литературе, но ненавистных писателей, кажется, нет. К сожалению, чаще бывает иначе – у критиков имеются писатели, которые что бы ни написали, никогда и ничем этим критикам не понравятся.

Рассматривая то или иное произведение, я, к сожалению, не умею забывать о предшествующих вещах его автора и потому сужу о нём в контексте. Так же, видимо, произойдёт с повестью Сергея Шаргунова «Вась-Вась», опубликованной в четвёртом номере «Нового мира» за этот год.

Шаргунов один из тех писателей, от которых я всё время ожидаю сильной вещи. Удара, чуда, откровения, потрясения. Его первые повести – «Малыш наказан» и «Ура!» вызвали во мне те эмоции, что так редко преподносит современная литература. Дальнейшие неудачи («Как меня зовут?», рассказы 2007–2010 годов) или очень сомнительные удачи («Птичий грипп», «Чародей») не притупили остроты ожидания новых эмоций.

Если бы до «Вась-Вась» я не читал ничего из написанного Шаргуновым, эта повесть наверняка бы воспринялась мной как «интересная», «оригинальная», «многообещающая». Действительно, у неё есть достоинства, но достоинства, присущие скорее прозе начинающего автора, а не того смелого нового реалиста, каким Шаргунов ворвался (без преувеличения – ворвался) в литературу в начале 00-х.

Есть расхожее выражение: каждую книгу нужно писать как первую и последнюю. Насчёт «последней», пожалуй, соглашусь, а вот что касается «первой», то тут сложнее. Дебют потому и дебют, что случается лишь однажды. Сергей Шаргунов же умудряется словно бы дебютировать каждой своей повестью. Это объясняется, на мой взгляд, однотипностью и однохарактерностью его главных героев, схожестью стиля, географии.

«…Главное достоинство Шаргунова как писателя, – отмечает Сергей Богданов, – заключается в эмоциональности, в умении находить нужный поэтический ритм в своих творениях. «Вась-Вась» напоминает музыкальное произведение, где темы возникают, переплетаются друг с другом и затухают с поистине музыкальной изощрённостью».

Да, музыкальность в повести есть. На ней, собственно, повесть и держится. «Вась-Вась» – вещь камерная, акварельная и, как большинство филологических текстов, связанная не идеей, не смыслом, а интонацией, музыкальностью. Связанная и потому несвободная.

Но Сергей Богданов увидел в ней и иное: «Шаргунова интересует влияние морально-политического аспекта на «потерянное» поколение. В «Вась-Вась» эта тема незримо наличествует, как входная дверь в квартиру».

Честно говоря, темы «потерянного поколения» я в повести не увидел. Нет, некие экзистенциальные мотивы, конечно, есть, но они есть, пожалуй, в любом литературном произведении.

Тема политики – неизбежная в прозе Сергея Шаргунова – присутствует. Правда, эпизодически и довольно-таки нелепо.

Вот герой с приятелем Петей выпивают в лесочке, и герой вдруг заявляет: «Строго между нами: я хочу в политику. Послезавтра у меня важная встреча. Мне предложили возглавить всероссийское движение. Петя, так же можно до конца жизни писать в газету, писать книжки! Мне уже тесно, понимаешь? Я другого хочу и ничего с собой поделать не могу. Мне кажется, что там – реальная жизнь, обаяние, мощь, приключения, только оттуда можно жизнь менять, буквы перестали работать. Я хочу лепить историю, как снег… Видимо, я не прав, сунусь туда и проиграю всем этим акулам. А вот хочется, и всё!»

В дальнейшем эта тема не развивается, персонажи продолжают отдыхать-мучиться на даче, а затем, когда герой пытается уехать в город, его кусают собаки. Оправившись от испуга, справившись с болью, герой набирает номер на телефоне и говорит (видимо, тому, от кого зависит его вхождение в политику): «Алексей Филиппович? Извините, бога ради, приболел. Давайте на недельку перенесём!»

В финале повести, который играет роль эпилога, мы узнаем, что герой в политику всё-таки вошёл. Но без подробностей. Героя больше волнуют судьбы близких людей – жены, сына, няни Наташи… Впрочем, слова о их будущем нужны, кажется, лишь для того, чтобы как-то завершить повествование. Читателю вряд ли окажется важным известие, что с женой герой развёлся, Наташа родила двойню, а вдова неожиданно умершего соседа Васи «нашла мужика, байкера».

Вряд ли также появятся восторги от встреченных в тексте жонглирований словами, вроде: «Смею я. Смелая!», «Синий! В синяках весь. Спина синяя вся!». «При Сталине – акульи стаи! При Ленине – тюлени!»

Да и чем, по сути, эта повесть Сергея Шаргунова может запомниться, засесть в сердце (или в мозгу), я не знаю. Нет ощущения тоски по некой настоящей жизни; фатализм, который вроде бы должен явиться фундаментом произведения, зыбок и слаб; переоценка героем окружающих людей (в первую очередь Наташи) не столь уж важна; музыкальность повести вряд ли позволит ей стать произведением искусства – сколько в ней прекрасных звуков, столько же примерно пущено и петухов…

Я, видимо, несправедлив в оценке повести. Да и мало ли в текущей литературе подобных текстов – не плохих и не хороших… Но от Шаргунова я жду настоящего, мощного, уверен, что это ему по силам и по таланту, и потому могу быть пристрастен к этому автору.

«Я бы назвал Шаргунова плохо скованным Прометеем, – пишет в своей статье Сергей Богданов. – Ему хочется осчастливить человечество, освободить его от чего-то, но как это сделать, Шаргунов не знает».

Герой «Вась-Вась» заблуждается, заявляя, что «буквы перестали работать». Они и есть то единственное орудие, каким Сергей Шаргунов способен осчастливить и освободить человечество. Они – его прометеев огонь, который нужно найти.

Роман СЕНЧИН