Конструктивная наглость

№ 2010 / 34, 23.02.2015

У ме­ня есть на­дёж­ный спо­соб для про­вер­ки то­го, на­сколь­ко за­хва­ты­ва­ю­ще на­чи­на­ет­ся кни­га, ко­то­рую я со­би­ра­юсь про­честь. То есть это да­же не спо­соб, это че­ло­век. Де­вуш­ка. Име­ни её я на­зы­вать не бу­ду, лич­ность она в уз­ких ке­ме­ров­ских кру­гах ши­ро­ко из­ве­ст­ная

Цинизм и романтика Антона Нечаева


У меня есть надёжный способ для проверки того, насколько захватывающе начинается книга, которую я собираюсь прочесть. То есть это даже не способ, это человек. Девушка. Имени её я называть не буду, личность она в узких кемеровских кругах широко известная, буду называть её просто «подруга». Обычно я даю подруге книгу и жду несколько минут, что она мне скажет. Если книга интересно начинается, ей нравится, то она просит, чтобы я отдал книжку ей почитать. Я даю, но ничего путного из этого не выходит. Она никогда не дочитывает, видимо, где-то ближе к середине что-то для неё в тексте обрывается. На 8 марта я подарил ей Газданова, она восхищалась-восхищалась, а потом читать бросила. Так и лежит до сих пор закладка с динозавриком на сорок девятой странице. Один только Горчев на моих глазах у неё прошёл от начала до конца.


Утром я зашёл к ней в офис бесплатно распечатать роман Антона Нечаева на хорошем лазерном принтере. Если кто не знает, Антон Нечаев написал роман. Называется «Сибирский редактор». То есть на самом деле это не роман, а повесть. Или «маленький роман». Этот жанр изобрёл сам Антон и оправданно обозначил его под заголовком.


– Помнишь, я рассказывал тебе про Антона Нечаева? – спрашиваю я подругу.


– Ну да вроде бы, – отвечает она. – Это такой скандальный поэт в Красноярске, да? Про него ещё Попов писал, и вы с ним на КрЯККе познакомились пару лет назад?


– Он самый, – говорю. – Написал вот роман. Маленький. – И потряс небольшой пачкой отпечатанных листов.


Подруге было скучно. Она не знала, чем конкретно заняться на работе, но выбор был: поиграть в «Весёлую ферму», выпить чаю, пойти посмотреть на котят под лестницей возле пожарного выхода или ещё чего.


– Дай полистаю, – сказала.


Прошло десять минут.


– Отдай маленький роман. – Я потянул распечатку из её рук.


Она крепко держала листы в своих пальчиках.


– Подожди-подожди, сейчас отдам.





Оно и понятно. «Сибирский редактор» начинается забойно: «Мой дедушка отрезал себе х..й и повесился. Как вы думаете, может получиться из его внука что-то хорошее?» Я сразу перебью возгласы возмущённых читателей «Как же так о дедушке?!», «Ох! Слово «х..й»! Вы не уважаете русский язык!» Высокоморальные граждане мой отзыв могут не читать, а роман тем более. Впрочем, автор и сам пишет в предварении, что ненормативных слов в тексте много, и кого это беспокоит, пусть чтение прекратят на этом. Мне ненормативные слова читать текст не мешали. (Виктор Петрович Астафьев, кстати, писал «так называемая ненормативная лексика»). А не мешали они мне не потому, что очень люблю эту самую лексику в литературе, дни и ночи провожу на «Литпромкульте», а поэт Орлуша мой кумир. Потому, что считаю – обсценная лексика нужна, когда художественно обоснована. Бессмысленный мат гопников на остановке мне очень не нравится. Мат в хорошем литературном тексте – вполне устраивает. Если он к месту. А насчёт вреда русскому языку… Лично я считаю, что слово «афтепати» вредит русскому языку гораздо больше, чем слово «бл…дь».


Итак, одну копию я оставил подруге, себе распечатал новый текст и ушёл. Вечером я позвонил и спросил, какое у неё впечатление от прочитанного. «М-да-а-а. – сказала она. – Сильно. И интересно. Но мерзко. Мерзко, если всё, что написано – правда. Всегда знала и за собой, и за другими замечала, что подвал целый в человеке всякой грязи. Или это нормально всё… даже не знаю».


– Ну хорошо написано или нет, как ты считаешь?


– Ну хорошо, конечно. Только он, наверное, злой. Доброго слова ни об одном герое не сказал. Вообще не знаю. У людей же должна быть частная какая-то жизнь, подзамочная. Нельзя же так без спроса туда лезть… Хотя уже вообще не знаю.


Я промолчал.


Правда ли то, что вы написали, или нет – самый частый вопрос, который задают писателю. Некоторые хитрожопые писатели отвечают, мол, как в жизни всё, пятьдесят на пятьдесят, полправды, полнеправды, сами гадайте. Кто-то пошлёт спрашивающего, кто-то ничего не ответит. Нечаев в предварении пишет, что все события, институции, персонажи имеют реальное воплощение, но при этом авторская фантазия не везде дремала. И тут же добавляет: «любое совпадение случайно». Ну понятно. С таким текстом нужно подстраховаться. На беду моя подруга имела возможность познакомиться с Молодым Дарованием, одним из героев «Сибирского редактора», несколько лет назад. Описание героя на все сто совпало с реальным человеком, и она тут же признала Ваню Клинового. Да как его не признать. Персонаж запоминающийся. Я и сам не смог удержаться, когда думал, включить или нет эпизод в кофейне «Трэвеллерс» в «Летучем голландце». Ваня, слышишь? Ты – живая икона своего города. Вот из-за этого совпадения подруга и спроецировала на всех остальных героев, сказав то, что написано выше.


Но я-то не подруга. Я представил, что сам вообще не из Кемерова, никогда не ездил в Красноярск, ничего не слышал о журнале «День и ночь» и фонде Астафьева. Я просто шарился по «Прозеру» и натолкнулся там на «Сибирского редактора». Я внушил себе это и переспросил себя – ну как роман-то? Без морально-нравственных оценок героев и автора. И понял, что «Сибирский редактор» удался. Правда, скорее всего, он будет ближе, понятней и интересней людям, имеющим какое-то отношение к современной литературе. Не обязательно редакторам, поэтам и писателям. А вообще всем людям, этим процессом интересующимся. Но сам по себе текст вполне органичен. Несмотря на небольшой объём, в маленьком романе достаточно много всего: описание провинциального журнально-редакторского быта со всеми компонентами – разными интрижками, забавными байками главного редактора, системой взаимоотношений «автор – редактор» и т.д. Диалогов немного, но они живые. В текст включены рассуждения автора о Союзе писателей, колонии Сибирь, рассказы о семье.


«Разве мы не едины, как прежде (когда?). Разве у нас шести-семи-десяти миллиардов не одни родители? Разве мы не похожи друг на друга почти абсолютно, различаясь только в мелочах? А вы знаете, что для синего кита две капли воды более между собой различимы, чем два человека?.. Знаешь ли ты это, брат мой? Сестра моя? Займи полторы сотни до послезавтра».


Прочитать «Сибирского редактора» стоит хотя бы ради этого. Или чтобы узнать, как Нечаев даёт интервью: «В моём становлении как писателя поучаствовал, прежде всего, классик испанской литературы, мой друг, товарищ и брат Кнут Педерсен… Нет, не то. Надоели эти глыбы из прошлого недостолетия. Может, ещё цитатами эту девку запутать, зашифровать какую-нибудь хрень, пусть сама допирает, кто меня как писателя «становил». Да и истории о «сердобольной русской душе» и о том, как Ринат Меркулович хотел уйти от жены, многого стоят.


Помогает ли эта книга? Как-то раз, совсем по другому случаю, калининградский поэт и переводчик Игорь Белов написал мне: «Кто сказал, что книга должна делать человека лучше? Лучше кого? И что такое хороший человек, уж не оксюморон ли? Мы не в тёмном царстве живём, но в сонном, и не лучи света тут нужны, а прожектора, пусть их ослепительный свет и гарантирует неминуемую пальбу». Действительно. Главная задача искусства, в нашем случае мы говорим о литературе, сдвинуть что-то внутри у читателя, чтобы раздался щелчок внутри, заставить его чувствовать, думать. Это у автора отлично получилось. А дальше нечаевские уже личные проблемы. Дед может явиться Нечаеву ночью и спросить: «Где твоя совесть, Антоша?» Бывшие коллеги Нечаева могут сказать: «Где твоя совесть, Нечаев?» Как бы я ответил на его месте… Что засунул в жопу себе, а вытащить обратно не смог? Наверное, так бы.


До этого маленького романа я знал поэта Антона Нечаева. Стихи его были (и есть) мне по душе. Чёткие, плотные, честные, смелые. Сразу же подкупала в них интонация, непридуманность жизни, знание материала, не только физического, но и метаматериала. О его стихах Евгений Попов писал: «Мне позвонили из журнала «Эсквайр» и предложили КАК БЫ учредить премию Евг. Попова и кого-нибудь ей наградить. Пожалуйста, ответил я. ПРЕМИЯ ЕВГ. ПОПОВА «ЗА КОНСТРУКТИВНУЮ НАГЛОСТЬ В СОВРЕМЕННОЙ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ». ЛАУРЕАТЫ: Поэт АНТОН НЕЧАЕВ (Красноярск) за циклы идейно-ущербных лирических стихотворений с элементами цинизма и романтики <…> ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ: 0,5 л водки, ценою не менее 170 руб. бутылка, 1,5 л отечественной минеральной воды с газом, 300 гр. сырокопчёной колбасы, полбуханки чёрного хлеба и 500 гр. солёных огурцов с рынка».


«Так что, это значит, что я за собственные свои достоинства в столь высокие сферы пролез? Папулечка ни при чём? Конечно, дед всё же тут наработал, но потом и испоганил всё своими смертельными действиями. Но даже дедулю не сбрасывая, я всё-таки тоже чего-то стою? И на всю зло…бучую родню и, правда, насрать? Положительно взвинченный этой мыслью, я схватился за рукопись Е.К., предназначенную мне в редактуру. Побоку всех близких, друзей и девок, Сибирь с её ледяной природой и будущей независимостью, к чёрту жёсткие неласковые стихи, придуманные повести и романы, ссоры и склоки, взятки и откаты, иномарки, лживую власть и сусальную роскошь Московии, мнимую важность наших сборов и предприятий… Я готов, уважаемая, любимая Е.К., работать, служить вам как преданная собака потому, что вы такая… такая… такая… Такая прекрасная».


Вроде бы Антон снова заработал этот приз.

Игорь КУЗНЕЦОВ,
шеф-редактор интернет-журнала «Знаки»,
г. КЕМЕРОВО

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *