Гадюшник

№ 2010 / 50, 23.02.2015

Ра­бо­тая сей­час над кни­гой «Га­дюш­ник: Из ис­то­рии со­вет­ско­го ли­те­ра­тур­но­го бы­та 1940–1960-х го­дов», я об­на­ру­жил в Цен­т­раль­ном го­су­дар­ст­вен­ном ар­хи­ве ис­то­ри­ко-по­ли­ти­че­с­ких до­ку­мен­тов Санкт-Пе­тер­бур­га

Работая сейчас над книгой «Гадюшник: Из истории советского литературного быта 1940–1960-х годов», я обнаружил в Центральном государственном архиве историко-политических документов Санкт-Петербурга (ЦГАИПД СПб, бывший партархив Ленинградского обкома) интересную стенограмму.


С одной стороны, это отчётно-перевыборное собрание, с другой стороны, происходит оно почти сразу после исключения А.И. Солженицына из СП СССР (5 ноября 1969 г.). Пикантность ситуации заключалась в том, что первый секретарь правления ЛО СП РСФСР Д.А. Гранин сначала при голосовании воздержался, пытаясь сохранить репутацию либерала, но потом, под давлением со стороны первого секретаря Ленинградскома обкома КПСС В.С. Толстикова, проголосовал 14 ноября 1969 г. за исключение Солженицына. Фактически об этом давлении на собрании 26 ноября прямо говорили секретарь обкома по идеологии З.М. Круглова и секретарь Дзержинского РК КПСС Б.С. Андреев. Им хотелось показать, как партия руководит писательской организацией и как её (партии) давлению бесполезно пытаться противостоять.


В результате одной из тем собрания стало обсуждение Гранина. Круглова прямо говорила: «Сегодня очень острую реакцию коммунистов вызывает уже не само дело Солженицына, во всяком случае, я уверена, что оно получит однозначное справедливое, логическое завершение, а коммунистов волнует позиция тов. Гранина».


«Тов. Гранин здесь умолчал, а вокруг него идёт довольно острая борьба».


Действительно, «колебаниями» Гранина воспользовались его враги, которые задолго до этого удобного случая выступали против того, что еврей занимает пост руководителя писательской организации Ленинграда. Голосование по Солженицыну дало им новые аргументы.


Главным противником Гранина на собрании оказался Юрий Фомич Помозов – третьестепенный ленинградский писатель, о котором иные знавшие его говорят, что он производил впечатление человека без мозга.


Однако этот текст – фактически первое программное выступление представителя ячейки «русской партии» в Ленинграде. Притом выступление очень продуманное и не оставившее вне поля зрения ни одну из антилиберальных тем периода конца «оттепели» и уничтожения «Нового мира» А.Т. Твардовского.


Скорее всего, текст выступления (сложный по составу и количеству прецедентных текстов) был написан в КГБ (менее вероятно, что в партийных структурах) как манифест «русской партии», вобравший все без исключения антилиберальные сюжеты, которые были актуальны в 1969 г., а Помозов текст, представляющий собой постмодернистский коллаж из цитат, только зачитал.


«С 1960-х годов Ленинград считался у членов «русской партии» «еврейским городом», где их идеи были исключительно малопопулярны. <…> Ячейка «русской партии» сложилась ещё в конце 1960-х в литературной среде – в неё входили председатель Ленинградской писательской организации А.Прокофьев, писатель и публицист П.С. Выходцев <…> и литературовед А.И. Хватов. Был близок к этой среде и наиболее известный ленинградский «деревенщик» Ф.Абрамов» (Митрохин Н.А. Русская партия. Движение русских националистов в СССР. 1953–1985 годы. М., 2003. С. 427–428).


К этой среде, несомненно, принадлежал и неназванный Митрохиным Ю.Ф. Помозов.







В. В. МАЯКОВСКИЙ. «Прозаседавшиеся». Илл. А. М. КАНЕВСКОГО.
В. В. МАЯКОВСКИЙ. «Прозаседавшиеся».
Илл. А. М. КАНЕВСКОГО.

Выступление Ю.Ф. Помозова на отчётно-выборном партийном собрании Ленинградского отделения Союза писателей РСФСР 26 ноября 1969 г.


Я начну с того, с чего начинали многие ораторы.


Мы являемся свидетелями титанических схваток двух идеологий – социалистической и буржуазной; более того, мы, советские литераторы, – прямые участники битвы идей, которая не прекращается ни на один день, даже ни на одну минуту, ибо словесные обоймы, вставляемые в журналы, книги, газеты, обладают, как известно, повышенной и бесперебойной скорострельностью.


Недавние события в Чехословакии лишний раз свидетельствуют: стоит только руководящей партии в социалистическом государстве мало-мальски ослабить внимание к идеологической работе, как тут же фразёры мелкобуржуазного пошиба выступают с надрывно-крикливыми требованиями «демократизации» и «либерализации» искусства, его автономии и той «свободы творчества», которая, по их понятиям, прежде всего означает свободу критики существующего строя.


Наша Коммунистическая партия по-ленински заботится о развитии советской литературы. Общеизвестно, партия осудила методы администрирования в области художественного творчества; она проявляет такт и терпеливость, когда писатель заблуждается, и создаёт ему спокойную обстановку для развёртывания всех особенностей его личного дарования; да, кстати, расширяются и возможности появления всякого подлинного таланта: что ни год, то новый журнал1.


Однако по-ленински гуманное отношение партии к вопросам развития советской литературы подчас воспринимается в писательской среде весьма своеобразно – как некоторая, что ли, уступка сторонникам сугубо критической направленности произведений, а точнее говоря, критиканам, преисполненным болезненно-субъективистского брюзжанья, которые давно уже, в силу своей бытовой заземлённости, отсиживаются на пресловутой кочке зрения2.


Обратимся к журналу «Новый мир»3. Здесь уже давненько печатаются произведения, в коих с этаким сладострастным смаком живописуются одни теневые стороны нашей действительности4, а герои с раздвоенной психологией выдаются за образец нового советского человека5. Именно в «Новом мире» проводится своеобразный эксперимент… по замене метода социалистического реализма критическим6; именно со страниц этого журнала подвергаются хуле книги, пронизанные патриотичной влюблённостью в свою землю, в свой народ7.


В связи с этим нужно прямо заявить: Союз писателей СССР, увлечённый пафосом демократизации литературной жизни, совершенно упустил из поля зрения идейно-воспитательную работу как в издательствах, так и в среде писательской. Слезливо-старческий гуманизм всепрощения привёл товарищей из Союза писателей СССР к тому, что издание «Литературной энциклопедии» оказалось в руках аполитичных, тенденциозных критиков и литературоведов8, а главный редактор этого издания товарищ Сурков, по сути дела, превратился в их прислужника и проводника их линии, стремящейся лишить нашу литературу крепкого идейного стержня9.


Только желанием идиллической благодати можно объяснить позицию «Литературной газеты» в освещении сложных проблем современного литературного процесса. Критика на её страницах, как правило, сбалансирована с точностью до 5–10 граммов. И ещё одно удивленья достойное качество «Литературной газеты» – вести спор о книгах, но весьма туманно высказывать своё собственное мнение. Это, разумеется, лишает печатный орган Союза писателей СССР боевой направленности в борьбе за идейность советской литературы10.


Тут мне, пожалуй, могут резонно заметить: а не пора ли, любезный, поговорить о работе Ленинградского писательского союза?


На мой взгляд, именно благодаря примиренческой позиции и старательного наведения (так! – М.З.) глянца секретарём нашего партбюро Назаровым и его заместителем Корнеевым стало возможным воскрешение призрака групповщины в стенах писательского союза.


Поскольку Назаров и Корнеев оказались на поводу у секретариата и фактически утратили всякое руководящее начало в оживлении идейно-творческой жизни, ответственный секретарь Гранин развил не столько, правда, бурную, сколько тонкую и изощрённую деятельность во имя торжества группы писателей, лично близкой ему11. Прежняя простодушная надежда, что он сумеет возвыситься над личными симпатиями и антипатиями, начисто отпала; сама собой угасла и вера в возможность подъёма работы в писательской организации. Восторжествовали принципы групповой борьбы12. Ибо в задачу Гранина вовсе и не входило намерение расколыхать застой общественно-творческой работы нашего союза. Наоборот, этот застой вскоре приобрёл густоту и вязкость болота, сковывая малейшую инициативу кого-либо. Начисто были упразднены писательские собрания, значит, исключён и всякий разговор о выходящих книгах ленинградских литераторов. Почти полностью прекратилась работа творческих секций, на которых, кстати, никогда не видели Гранина. Сама деятельность секретариата приобрела характер келейной замкнутости13. Словом, наступило омертвение некогда жизнеспособного организма писательского союза – полное омертвение, следовало бы сказать; однако ж будем справедливы и отметим… впрыскивание в этот организм некоторых доз лихорадочной возбудимости: речь идёт о работе молодых писателей (руководитель И.Меттер14, духовный наставник В.Кетлинская), а также об усиленном приёме в союз новых членов, преимущественно переводчиков15.


Куда же, спросят, пошла энергия сравнительно молодого секретаря Даниила Гранина? Где, на каких объектах сгустил он атомы своей недоброй активности?


(ГОЛОСА С МЕСТ: «Непонятно!», «Факты!»).


Ответить нетрудно: на журналах, на издательствах. Так как ключевые позиции непосредственно в самом союзе были заняты единомышленниками Гранина, то есть тылы, выражаясь военным языком, обеспечены (ГОЛОСА: «Чем обеспечены?», «Факты!», шум в зале), наш секретарь начал штурм позиций своих идейных противников. Из редсоветов издательств и редколлегий журналов стали, под разными хитроумными предлогами, выводиться неугодные Гранину лица. Одновременно под лозунгом обновления редсоветов и редколлегий Гранин вводил в их состав желательных ему товарищей. Стал усиливаться нажим на издательство «Советский писатель». Безыдейные книги типа «Аптекарского острова» Битова16 явно предпочитались правдивым патриотичным книгам.


(ГОЛОСА: «Факты!»)


Я говорю о книге Сапарова17. Эта книга имела проволочку 5 или 6 лет и могла быть издана. Теперь же, когда она была издана, она получила великолепный приём у читателей, великолепную прессу18. Дай бог многим из нас, чтобы наши книги так встречались!


Я говорил о предпочтении книг вроде «Аптекарского острова» Битова книгам патриотичным, светлым, правдивым. И самое огорчительное – то, что партбюро и тов. Назаров делали вид, что ничего особенного не происходит.


А между тем не только работа редсовета «Советского писателя»19, но и творчество самого Гранина нуждалось в пристальном внимании партбюро. Как известно, Гранин – не то в Петрозаводске, не то в Алма-Ате20 – опубликовал повесть «Наш комбат»21, которая была справедливо раскритикована22. Но дело не только в этой неудаче; она может быть у каждого из нас. Всё дело в сложности того духовного надрыва, который, видимо, сейчас переживает Гранин. Кстати: он за последние годы много поездил по заграницам – в народе говорят «потаскался»23.


(ГОЛОСА: «Надо выбирать выражения!», шум в зале)


В поездках он, как человек мыслящий, конечно же, что-то сравнивал, сопоставлял в жизни своей страны и зарубежных государств. Вероятно, кое-что Гранину стало не нравиться в любезном отечестве, как, впрочем, и его близкому знакомому Солженицыну. Ну, а коли совершилась такая эволюция, усилились и критические тенденции в творчестве Гранина.





Вот тут бы, если партбюро и товарищ Назаров вообще проявляли интерес к каждой писательской личности, и заинтересоваться психологическими метаморфозами Гранина. Но для товарища Назарова Гранин – вероятно, непогрешимая личность: перед ней он раболепствует, ей прислуживает верноподданно – это, чай, никому не секрет. Впрочем, жизнь учит, жизнь воспитывает даже Назаровых! Когда Гранин в «деле» Солженицына, недавно исключённого за антисоветские писульки из Союза писателей, очутился на грани двурушничества (он то поддерживал Солженицына, то отрекался от него), товарищ Назаров вынужден был, дабы самому не оказаться в дрянненьком положении, осудить беспринципное поведение Гранина, который, право, приобрёл нелепо-смешную позу растянувшегося на полу человека после совершения причудливых танцевальных «па».


Вот ещё существенный недостаток в работе нашей партийной организации. Мы как-то упустили возможности идейно влиять на нашу талантливую, но, увы, частенько ошибающуюся в суждениях о жизни молодёжь и почему-то передоверили её воспитание товарищу Кетлинской24. А между тем именно она на съезде писателей25 горько сетовала (цитирую): «Чувствуется сдерживание аналитической струи нашей литературы – вирус лакировки ещё живуч». И тут же прибавляла уже со слезой во взоре (снова цитирую): «Получилось так, что воспитывать надо на положительном примере и воспитывает только положительный герой». Ну, а затем уже следовал вдохновенный призыв учить молодёжь на примерах иных «героев» – не очень, что ли, правильных, зато живущих якобы сложной жизнью истинных интеллектуалов26.


Надо отдать должное Вере Казимировне: она умеет выражать свои взгляды! Человек тонкого чутья, она как нельзя лучше оценила некоторое ослабление идеологической работы в Союзе писателей СССР. Уж коли «Новый мир» провозглашает, что не было никаких выстрелов «Авроры», то ей, как говорится, сам бог велел публично заявить о святости своего папеньки, которому некогда буржуазия прочила славу «северного Колчака». К тому же нашёлся услужливый печатный орган, где Кетлинская опубликовала отрывок из своих весьма чувствительных воспоминаний27, дабы внушить читателям, что её папенька, человек жестокий и беспощадный, – сама ангелоподобная кротость.


Но поражает опять-таки нарочитая глухота партбюро и лично товарища Назарова к этой демонстративной выходке ниспровергательницы исторических фактов, когда белое выдаётся за красное. Несмотря на большое количество возмущённых писем по поводу злонамеренных воспоминаний Кетлинской28, тов. Назаров делает вид, что опять ничего существенного не произошло.


Что можно сказать в заключение о работе нашего партбюро и миротворца товарища Назарова? Решительно ничего утешительного, ибо не возвеличивали они партийную правду, а часто, слишком часто подменяли её кривдой.


(ЦГАИПД СПб. Ф. 2960. Оп. 6. Д. 39. Л. 61–68).








1 С июня 1969 г. в Ленинграде стал выходить ежемесячный литературно-художественный журнал «Аврора», первоначально орган ЦК ВЛКСМ, СП РСФСР и Ленинградской писательской организации. Первым главным редактором была Н.С. Косарева. Предыдущий журнал появился в Ленинграде в 1955 г. («Нева»).


2 Популярное выражение из статьи М.Горького «О кочке и о точке» (1933): «Есть кочка зрения и точка зрения. Это надобно различать. Известно, что кочки – особенность болота и что они остаются на месте осушаемых болот. С высоты кочки не много увидишь. Точка зрения – нечто иное: она образуется в результате наблюдения, сравнения, изучения литератором разнообразных явлений жизни».


3 Автор выступления опирался на кампанию против «Нового мира», начатую публикацией в «Огоньке» письма М.Алексеева, С.Викулова, С.Воронина, В.Закруткина, Ан.Иванова, А.Прокофьева, П.Проскурина и др. под названием «Против чего выступает «Новый мир»?» (1969. № 30. Июль; номер был сдан в набор 8 июля 1969 г.). Формально письмо было посвящено статье А.Г. Дементьева «О традициях и народности» (Новый мир. 1969. № 4), содержавшей критику материалов «Молодой гвардии», но удар был направлен против «Нового мира» в целом. Одиннадцать писателей в письме в «Огонёк» утверждали, что «Новый мир» выступает против советского патриотизма, народно-революционной борьбы, преемственности поколений; подвержен влиянию буржуазной идеологии; что в «Новом мире» «в критических статьях В.Лакшина, И.Виноградова, Ф.Светова, Ст.Рассадина, В.Кардина и других <…> планомерно и целеустремлённо культивируется тенденция скептического отношения к социально-моральным ценностям советского общества, его идеалам и завоеваниям» (об этом письме и его подлинных авторах см.: Митрохин Н.А. Русская партия. Движение русских националистов в СССР. 1953–1985 годы. М., 2003. С. 355–356). Атака была продолжена в целом ряде материалов: В защиту патриотизма // Советская Россия. 1969. 27 июля; Захаров М. Открытое письмо. Главному редактору журнала «Новый мир» тов. Твардовскому А.Т. // Социалистическая индустрия. 1969. 31 июля; Справедливое беспокойство // Литературная Россия. 1969. 1 августа. № 31. С. 16; Иванов Дм. По поводу выступления «Нью-Йорк Таймс» // Советская Россия. 1969. 3 августа; Литератор. Литературные споры и чувство ответственности: По поводу одной полемики // Литературная газета. 1969. 27 августа. № 35. С. 3. Впрочем, материалы, направленные против линии «Нового мира», появлялись в печати и раньше, начиная с 1961 г. (см.: Лакшин В.Я. Твардовский в «Новом мире». М., 1989. С. 28–31), а особенно интенсивно – в последний год существования «журнала Твардовского» – см., например: В кривом зеркале // Правда. 1969. 6 марта (в рубрике «Из последней почты»). Примечательна дневниковая запись А.Т. Твардовского в связи с этой заметкой: «Сегодняшняя «последняя почта» в «Правде», кажется, подводит черту под нашим «Н[овым] М[иром]» – всё очень дружно и чётко. Продлить наше существование мы могли бы лишь «развёрнутым признанием своих ошибок» и частичным саморазгромом. Кажется, всё» (Твардовский А.Т. Рабочие тетради 60-х годов // Знамя. 2004. № 4. С. 177). Примечательно, что идеологическая диверсия против СССР, описанная в романе В.А. Кочетова «Чего же ты хочешь?», осуществлялась при посредстве подразделения, которое именовалось издательством «New World» (см. гл. 11 романа Кочетова).


4 Ср.: «К сожалению, из нашей многообразной действительности внимание «Нового мира» привлекают не факты и явления, показывающие, что из всех испытаний наша партия и народ выходили ещё более закалёнными и сильными, <…> а в большинстве случаев лишь явления, связанные с теневыми сторонами <…>» (Когда отстают от времени: По страницам журналов // Правда. 1967. 27 января. С. 2–3; обзор «Нового мира» за 1966 г.; подчёркнуто комментатором). «Общественность беспокоят зыбкость идейных позиций, преувеличенное подчёркивание в «Новом мире» теневых сторон жизни» (Там же). В 1968 г. именно такой публикацией, обратившей на себя внимание, был рассказ А.В. Кузнецова «Артист миманса» (1968. № 4), а в 1969 г. – роман Г.Н. Владимова «Три минуты молчания» (Новый мир. 1969. № 7–9).


5 Вероятно, подразумевался рассказ Н.В. Баранской «Неделя как неделя» (Новый мир. 1969. № 11), хотя он в большей мере посвящён несовместимости в советской маскулинной культуре социальных ролей научного сотрудника и жены/матери. Упоминание «образца нового советского человека» могло быть связано с диалогом из рассказа Баранской: 70-летняя коммунистка Марья Матвеевна говорит главной героине: «Вам надо гордиться тем, что вы хорошая мать, да ещё и хорошая производственница. Вы настоящая советская женщина!» (Новый мир. 1969. № 11. С. 29). В контексте рассказа определение «настоящая советская женщина» звучит иронически.


6 Ср. с выводом В.М. Кожевникова (с 1949 г. главный редактор журнала «Знамя»), вытекавшим из негативной оценки рассказа А.И. Солженицына «Матрёнин двор»: «Рисовать советскую деревню как бунинскую деревню в наши дни – исторически неверно. <…> Традиции литературы критического реализма не могут быть механически перенесены на нашу почву. <…> Когда писатель пытается изображать нашу действительность, исходя из принципов критического реализма, возникает исторически неверная перспектива» (Кожевников В.М. Товарищи в борьбе // Литературная газета. 1963. 2 марта. № 27). Замена социалистического реализма критическим глубоко заботила консерваторов в 1960-е гг. «Неутомимо пророчествующая на страницах западногерманского журнала «Ост-Европа» Барбара Боде возвестила, что во взглядах советских писателей наблюдается-де вытеснение «классового», «коммунистического гуманизма» – «общечеловеческим», «партийности» – некоей «гражданственной позицией», «общественной сознательностью вообще», а социалистический реализм постепенно превращается, дескать, в «советский критический реализм». <…> Заслуживает более пристального внимания и проблема сотношения и преемственности критического и социалистического реализма» (Овчаренко А.И. Искусство, сражающееся за человека // Правда. 1969. 23 августа). Не менее одиозный А.Л. Дымшиц в записке в ЦК КПСС от 14 октября 1968 г. отметил, что теория реализма Д.Лукача расчистила путь «односторонне критическому направлению, наиболее отчётливо представленному у нас в ряде произведений, напечатанных в журнале «Новый мир» (где, кстати сказать, ученики Лукача, а также и ученики его учеников обладают весьма определённым влиянием)» (цитируется по статье: Стыкалин А. Дёрдь Лукач как литературовед, философ и политик: взгляд из Москвы в 1940–1970-е годы // Вопросы литературы. 2009. № 1. С. 118; дана ссылка: РГАЛИ. Ф. 2843. Оп.1. Д. 652. Л. 76).


7 «Выступая на словах в защиту истинного патриотизма, критик «Нового мира» (А.Г. Дементьев – М.З.) не упускает случая поиздеваться надо всем, что связано с любовью к отчим местам, к родной земле, к деревне и почему-то особенно к русской старине» (Против чего выступает «Новый мир» // Огонёк. 1969. № 30. 26 июля). В подтексте высказываний Помозова о «Новом мире» лежит убеждение, зафиксированное А.Т. Твардовским в рабочей тетради 5 сентября 1969 г.: «Что «Н[овый] М[ир]» перенаселён евреями и они определяют его «линию», не новость. Со слов одного из бывших редакторов «Н[ового] М[ира]» Щербины, переданных Лакшину человеком, слышавшим это самолично, не новость и то, что Лакшин, Кондратович – явные евреи. Но не все, мол, знают, что и Твардовский еврей, правда, не чистый, по матери, польской еврейке» (Твардовский А.Т. Рабочие тетради 60-х годов // Знамя. 2004. № 10. С. 153–154).


8 Их символом был В.Я. Лакшин. «В 1967 году, когда страна и всё прогрессивное человечество только и делали, что готовились к величайшему из событий мировой истории — юбилею 50-летия Великого Октября, редакция «Краткой литературной энциклопедии» сморозила такую непристойность. Том четвёртый этого издания, вышедший в самый-самый канун, нёс на корешке переплёта как обозначение начальной персоналии набранную крупными золотыми буквами фамилию «Лакшин». Лакшин к тому времени, в номенклатурном партийном восприятии, был фигурой более чем одиозной. Фактический первый заместитель главного редактора оппозиционного журнала «Новый мир» (формального согласия сверху на это назначение так и не последовало), популяризатор антисоветчика Солженицына в скандально известной статье «Иван Денисович, его друзья и недруги», хитрый проталкиватель других литературных разрушителей, плодовитый автор зловредных писаний, на которые едва поспевала давать достойные ответы стоявшая на правильных позициях пресса» (Оклянский Ю.М. Предводитель // Вопросы литературы. 2001. № 2. С. 233–234). «Крупные золотые буквы» на корешке – гипербола (высота букв 3 мм).


9 Главным редактором был секретарь СП РСФСР А.А. Сурков, фактическое же руководство осуществлял заместитель главного редактора В.В. Жданов, одновременно являвшийся заведующим редакцией литературы и языка издательства «Советская энциклопедия», которая последовательно проводила либеральную линию, направленную на предельно возможную деидеологизацию и деполитизацию. Поэтому издание энциклопедии стало предметом споров. Автор доклада Помозова, очевидно, воспользовался статьёй: Самарин Р.М. Без чётких ориентиров // Правда. 1969. 30 июня. Сквозной линией своей статьи Самарин сделал обвинение КЛЭ именно в дефиците идеологизированности и политизированности: «На редкость академична статья «Поэтика» <…>» (написана Вяч. Вс. Ивановым); «Автор статьи (о модернизме – М.З.) предпочитает оперировать чисто эстетическими категориями, уходит от анализа и чёткой оценки идейной и социальной сущности модернизма» (статья И.Б. Черновой); в статье Ю.Н. Давыдова «Идеал эстетический» не сказано, «в чём именно понятие этого идеала обогащено трудами В.И. Ленина»; «Недостаёт редакции энциклопедии чёткости идейной позиции <…> и при характеристике целых литератур» (о статье «Немецкая литература/Литература в ГДР», написанной Л.З. Копелевым). Общие выводы: «Во всём этом обнаруживает себя расплывчатость идейно-эстетических представлений <…>»; ошибок можно было избежать, если бы редакция КЛЭ «опиралась на широкий круг авторов, являющихся действительно крупными специалистами <…>». «<…> В целом энциклопедия не отвечает современному уровню марксистско-ленинской науки о литературе», – отмечал другой рецензент (Иванов В. Методологические зигзаги Литературной энциклопедии // Коммунист. 1969. № 14. Сентябрь. С. 117). Этот же автор инкриминировал тенденциозное захваливание в энциклопедических статьях авторов «Нового мира» (Б.Можаев, В.Некрасов, В.Семин) и констатировал, что «односторонним оказался <…> подбор авторов для написания статей в КЛЭ» (Там же. С. 127). Другие критики уличили издание в реабилитации декадентства, модернизма, русского формализма, ОПОЯЗа, имажинизма, Пастернака, Набокова… (Астахов И., Волков А. В кривом зеркале Литературной энциклопедии // Октябрь. 1969. № 2). См. также: Бровман Г. Сторонники абстрактных истин и опыт истории // Москва. 1968. № 11; Дымшиц Ал. Серьёзные ошибки серьёзного издания // Огонёк. 1968. № 50. Декабрь.


10 В кругах «русской партии» было аксиомой, что в конце 1950-х гг. «Литературная газета» «тронута была «оттепельными», либеральными миазмами, порождёнными XX съездом партии» (Лобанов М.П. В сражении и любви. М., 2003. С. 61). Однако в конце 1960-х гг. «Литературная газета» занимала строгую партийно-ортодоксальную позицию, поэтому обвинения в «оттепельности» были абсурдны, хотя для «русской партии» и характерны. Потому что возглавлял газету еврей А.Б. Чаковский, в ней работало много евреев, и она автоматически подпадала под подозрение патриота, т.к. антисемитизм был признаком всех членов «русской партии». «Это называлось «правильной ориентировкой» по основному (главному) вопросу» (Митрохин Н.А. Русская партия. Движение русских националистов в СССР. 1953–1985 годы. М., 2003. С. 366). «В «Правде», «Труде», «Сельской жизни», да почти во всех центральных газетах, евреев можно было сосчитать по пальцам. В «Литгазете» евреем был главный редактор Чаковский и ответственный секретарь Гиндельман, отдел экономики возглавлял еврей Павел Вельтман (он же Волин), отдел науки – еврей Ривин (он же Михайлов), отделом искусств руководил еврей Галантер (он же Галанов), даже самый крупный раздел русской литературы возглавлял еврей Миша Синельников» (Перельман В.Б. Покинутая Россия: Журналист в закрытом обществе. 2-е издание. Нью-Йорк и др.: Время и мы, 1989. С. 249). Естественно, что отдельную ненависть «русской партии» вызывал Михаил Хананович Синельников. «Ведущими в первой тетрадке были два отдела: русской литературы и литературы народов СССР. Первым, как я уже писал, руководил еврей Миша Синельников. <…> Как говорили злые языки, в глазах самого Чака наибольшим признанием пользовался не его талант администратора и даже не его способности литературного критика, а его непревзойдённое умение писать реплики по поводу произведений, которые хотели срочно изничтожить в ЦК. В ЦК громили прежде всего «Новый мир» и новомировцев, и Миша усердно выступал против таких, как Твардовский, Каверин, Василь Быков… Это была не очень чистая, но, по убеждению Миши, очень ответственная работа. Своё чёрное дело Миша делал по прямым указаниям отдела пропаганды ЦК и под непосредственным руководством Чака. Делал он его в большом секрете и, как правило, в последнюю ночь перед выходом газеты» (Там же. С. 261).


11 Намёк на национальность Д.А. Гранина и на еврейский контингент Союза писателей, а также на тех, кто примкнул к этой группе, не будучи евреем. Воспользовавшись эпизодом с «неправильным» голосованием Гранина по вопросу об исключении Солженицына, «русская партия» старается скомпрометировать и свалить еврея Гранина с поста первого секретаря правления ЛО СП РСФСР. Утрата Назаровым и Корнеевым «руководящего начала» закономерна, потому что «чисто животный ум гоев не способен к анализу и наблюдению, а тем более к предвидению того, к чему может клониться известная постановка вопроса. В этой разнице способности мышления между гоями и нашими можно ясно узреть печать избранничества и человечности, в отличие от инстинктивного, животного ума гоев. Они зрят, но не предвидят и не изобретают (разве только материальные вещи). Из этого ясно, что сама природа предназначила нам руководить и править миром» («Протоколы собраний Сионских мудрецов», протокол 15 // Нилус С.А. «Близ есть, при дверех». О том, чему не желают верить и что так близко. Сергиев Посад, 1917. С. 138). Далее описано, как именно Гранин правит ленинградским писательским миром.


12 Через 28 лет С.А. Воронин расшифровал, что на языке «русской партии» означали в 1960-е гг. слова «групповщина», «групповая борьба»: «Время шло. Групповщина всё больше набирала силу. Под «групповщиной» в то время все понимали «еврейское засилье», но тогда не было принято называть вещи своими именами. Побаивались. Надо сказать, что не одни евреи были в групповщине, находились и русские – такие, как Михаил Дудин» (Воронин С.А. «Это сущая правда…» // Завтра. 1997. Июль. № 29). Фигура Гранина была в этой схеме ключевой, поскольку в «русской партии» он считался евреем и «еврейское засилье» олицетворял самой своей фигурой. Поэтому именно с Граниным в выступлении Помозова были связаны все признаки «засилья». Вероятно, еврей Гранин на посту первого секретаря правления ЛО СП РСФСР ускорил идеологическое размежевание, являясь постоянным активным раздражителем. Предполагаем, что прототекстом (и подтекстом) обвинений являются «Протоколы сионских мудрецов» (в правых кругах «Протоколы» активно стали использоваться в конце 1960-х гг., когда обострились отношения между СССР и Израилем после «шестидневной войны» 1967 г., но циркулировали и ранее, в начале десятилетия) – нетрудно увидеть ряд параллелей между тезисами выступления Помозова и протоколами, к тому же именно в их динамично-лапидарном стиле сформулированы пункты обвинения Гранина в умышленном развале работы Ленинградской писательской организации. Таким образом, всё выступление Помозова, который по существу огласил «манифест русской партии», тщательно продумано: сначала идёт повторение общих мест из ортодоксальной партийной печати конца 1950-х – первой половины 1960-х гг., затем сделан переход к темам, характерным для антилиберальной публицистики «русской партии» конца 1960-х гг. (нападки на «Новый мир», «Краткую литературную энциклопедию», «молодёжную прозу», в частности, на Андрея Битова), после чего, уже специально для описания «преступной» деятельности Гранина, использованы «Протоколы сионских мудрецов» как программа обвинений.


13 «Наша власть при современном шатании всех властей будет необоримее всякой другой, потому что она будет незримой до тех пор, пока не укрепится настолько, что её уже никакая хитрость не подточит» («Протоколы собраний Сионских мудрецов», протокол 1. Указ. изд. С. 95). «Кто и что может свергнуть незримую силу?! А сила наша именно такова» («Протоколы собраний Сионских мудрецов», протокол 4. Указ. изд. С. 106). Близкий по смыслу текст на совместном заседании правления и партбюро 8 апреля 1969 г., посвящённом обсуждению отчётного доклада правления (на отчётно-выборном собрании 10 апреля 1969 г.), произнёс А.Е. Решетов: «Не соглашаясь с предыдущими товарищами и докладчиком, считает нужным серьёзно говорить о стиле работы. Говорит, что Правление ничего плохого не делало, а делало что-то хорошее даже. По мнению т. Решетова, оно не делало ничего и хорошего, оно было очень пассивным. Неужели Д.А. Гранин доволен таким стилем работы? Неужели он считает это нормальным? Неужели он испытывает удовлетворение от проделанной за этот период работы? У меня лично, говорит Решетов, такого удовлетворения нет. Правление и Секретариат были очень пассивны, на заседаниях Правления не ставились вопросы, интересующие и волнующие всю организацию. <…> Ставились, как правило, очень уж бесспорные вопросы, часто формально, скучно. <…> Тогда же, когда решались принципиально важные вопросы, касающиеся и интересующие писательскую общественность (подбор редколлегии, вопрос открытия нового журнала), обходились без участия правления, решали келейно, и мы до последнего момента ничего не знали, возникали ненужные кривотолки» (ЦГАЛИ СПб. Ф. 371. Оп. 1. Д. 552. Л. 94–95). Фактически это черновой набросок выступления Помозова, который находился в дружеских отношениях с Решетовым с послевоенных времён (Помозов Ю.Ф. Знал, видел, разговаривал: Рассказы о писателях. Л., 1985. С. 170–183).


14 Фигура «сионского мудреца» Израиля Моисеевича Меттера, хотя он и не руководил никогда комиссией по работе с молодыми авторами, в антисемитском контексте крайне важна, и её было жалко упустить из виду. Впрочем, был период, когда Меттер руководил ЛИТО при издательстве «Советский писатель».


15 Переводчики интерпретируются как «агенты влияния»; переводы иностранной литературы, служа конвергенции, позволят разрушить и монополию социалистического реализма, и монолитность идейных основ. Кроме того, был сделан намёк на активность председателя бюро секции перевода еврея В.Г. Адмони, «провинившегося» ещё в связи с «делом Бродского», и на обилие среди переводчиков, принимаемых в Союз писателей, евреев. По мнению антисемитов, секция перевода была стопроцентно «еврейской».


16 Битов А.Г. Аптекарский остров. Л.: Советский писатель, 1968. В автокомментарии к первому тому собрания сочинений в 3-х томах, который вышел в 1991 г. (остальные тома не вышли), Битов указал на обстоятельства, которые, вероятно, были известны «русской партии». Неприятности возникли уже после выхода первой книги Битова «Большой шар» (1963). «Эта первая книжка автора легла на прилавок весной 1963 года, ровно в день открытия знаменитого хрущёвского пленума по идеологии (явившегося результатом посещения выставки в декабре 62-го). Помноженная на провинциальный, обкомовский коэффициент, кампания развернулась и в Ленинграде. <…> «Большой шар» подвернулся кстати. Особое негодование вызвал именно рассказ «Жены нет дома». Он был осуждён на отчётно-выборном собрании писателей Ленинграда» (Битов А.Г. Комментарий // Битов А.Г. Собрание сочинений: В 3 т. М., 1991. Т. 1. С. 566). «Редактора книги (Киру Михайловну Успенскую – М.З.) лишили прогрессивки и премии, автора – какой-либо возможности печататься <…>» (Там же. С. 567). Стенограмма отчётно-выборного собрания ЛО СП РСФСР, состоявшегося в сентябре 1963 г. (перенесено с апреля), в ЦГАЛИ СПб отсутствует, однако сохранились материалы заседания правления 23 апреля 1963 г., на котором обсуждался отчётный доклад правления к этому собранию. М.Л. Слонимский в связи с этим докладом заметил: «Тут А.Битов поименован в качестве чего-то западнического. Это несправедливо, не педагогично, а главное, неверно. Это первая книга 25-летнего автора, жизнелюбивая книга, и никакой связи с Западом тут нет, это очень русская, демократическая традиция, и зачем надо походя его пихнуть!» (ЦГАЛИ СПб. Ф. 371. Оп. 1. Д. 463а. Л. 128). На что А.А. Прокофьев, первый секретарь правления, добродушно заметил: «Хорошо, что сказали. Тогда мы не будем его «пихать»!» (Там же), но в докладе, видимо, всё же «пихнул». Впрочем, в марте 1963 г. Битов в числе прочих был командирован на 4-е Всесоюзное совещание молодых писателей (см. протокол № 5 заседания секретариата ЛО СП РСФСР от 11 марта 1963 г. // ЦГАЛИ СПб. Ф. 371. Оп. 1. Д. 464. Л. 75). Примерно в это время у Битова возникали и другие проблемы, суть которых следует из его покаянного заявления на имя А.А.Прокофьева от 21 апреля 1964 г. (Личное дело А.Г. Битова // ЦГАЛИ СПб. Ф. 371. Оп. 3. Д. 19. Л. 17–18). В заявлении Битов просил повторно рассмотреть вопрос о приёме в Союз писателей, которое не состоялось после получения в ЛО СП РСФСР письма из милиции о нарушении Битовым правил общественного порядка (хулиганство в пьяном виде). Битов сообщал, что не пьёт уже четыре месяца («Четыре месяца я веду самый трезвый образ жизни и обещаю вести таковой и впредь») и просил принять его в Союз. Летом 1965 г. Битова (принятого в Союз писателей 28 мая 1965 г.) уже критиковали партийные органы: «<…> Едва ли можно считать нормальным такое положение, когда некоторые наши писатели, особенно молодые, сосредоточивают всё своё внимание на негативном изображении современности, проявляют интерес главным образом к описанию тёмных сторон действительности, к смакованию душевной растерянности и неустроенности своих героев, искажая таким образом общую картину жизни советского общества. В своё время общественность справедливо указывала на преобладание таких негативных тонов в деревенском очерке А.Яшина «Вологодская свадьба», в рассказе А.Солженицына «Матрёнин двор». Недавно на пленуме Ленинградского горкома КПСС, обсуждавшем работу ленинградских писателей, столь же справедливо подверглись критике произведения молодых литераторов А.Битова и Г.Горышина именно за чрезмерную приниженность и растерянность изображаемых ими героев» (От редакции <приложение к материалу: С кого вы пишете портреты? Письмо ударников коммунистического труда писателю В.Аксёнову> // Известия. 1965. 13 августа, моск. веч. вып.; 14 августа). Сборник «Аптекарский остров» также «подпал под «кампанию» усиления идеологической борьбы, по-видимому связанную с чешскими событиями. Редактор (К.М. Успенская – М.З.) опять получил выговор <…>» (Битов А.Г. Комментарий. Указ. изд. С. 568). На отчётно-выборном собрании ЛО СП РСФСР 10 апреля 1969 г. секретарь обкома КПСС по идеологии З.М. Круглова напомнила: «В нашей печати справедливо предъявлялись претензии к редакциям «Лениздата» и ЛО «Советский писатель» за отсутствие серьёзной работы с авторами в процессе печатания таких книг, как «Тишина» Г.Горбовского и «Аптекарский остров» А.Битова» (ЦГАЛИ СПб. Ф. 371. Оп. 1. Д. 555. Л. 140). См. разгромную рецензию на книгу Битова «Аптекарский остров»: Лисицкий С. Стыдливая невинность // Журналист. 1969. № 2. Что касается «безыдейности» рассказов, вошедших в «Аптекарский остров», то Помозов выразился точно: главная идея этой прозы – умышленное и демонстративное уничтожение «поучительного» сюжета, в котором выражены коммунистические общественно-политические взгляды художника (см.: Смирнов Ю.Б. Идейность в искусстве // Краткая литературная энциклопедия. М., 1966. Т. 3. Стлб. 55), изображение «бессмысленной» и случайной жизни, отказ от «целеустремлённых» героев.


17 Вероятно, речь шла о книге: Сапаров А.В. Январь сорок второго. Из блокадной ленинградской хроники. Л.: Советский писатель, 1969. Фигура Арифа Васильевича Сапарова представлялась оптимальной: во-первых, по национальности он был татарин, что снимало возможные обвинения в русском национализме; во-вторых, писал патриотические книги – то о подвиге советского народа в Великой Отечественной войне, то о чекистах, с которыми был тесно связан, что и вовсе считалось квинтэссенцией патриотизма (Сапаров был составителем сборника «Чекисты», выпущенного Лениздатом в 1967 и 1970 гг.). В книге «Январь сорок второго» речь шла о немецкой операции «Даровой хлеб»: немцы сбрасывали в Ленинград самораскрывающиеся контейнеры с хлебными карточками, однако сознательно и патриотично настроенные ленинградцы ими не воспользовались и сдавали их «органам». Как пояснил Н.А. Ломагин, «немецкие спецслужбы сообщали о том, что с целью дезорганизации снабжения они сбрасывали продовольственные карточки осенью 1941 г. О способе распространения не сообщалось ничего, но, по-видимому, их сбрасывали как листовки. В материалах УНКВД ни разу не упоминается о том, что кто-либо из ленинградцев передал в милицию или органы госбезопасности фальшивые немецкие карточки, тем более сброшенные в контейнере. Фальшивые карточки производились в небольших количествах в городе, и виновные были репрессированы. Власти понимали, что с поздней осени 1941 г. необходимо регулярно проводить переучёт карточек и обеспечивать их более высокий уровень защиты. В местах изготовления карточек усиленно вербовалась агентура, чтобы не допускать злоупотреблений» (письмо Н.А. Ломагина комментатору от 7 октября 2010 г.). С учётом этого комментария можно предположить, что немецкую операцию и патриотическую сдачу фальшивых карточек ленинградцами в «органы» Сапаров выдумал, а в жанровом отношении его книга относится к патриотической «военной фантастике», воспитательный смысл которой близок к задачам социалистического реализма – выдавать должное за реальное.


18 До ноября 1969 г. вышли четыре рецензии на патриотическую книгу великого русского писателя Арифа Сапарова: Ольхин А. Тот самый блокадный январь… // Советская Россия. 1969. 7 июня; Азаров В. Цена хлеба // Нева. 1969. № 8; Левоневский Д. Операция «Даровой хлеб» // Литературная Россия. 1969. 8 августа. № 32. С. 18; Пыльнев А. Далёкие залпы // Ленинградская правда. 1969. 2 октября. После ноября вышли ещё две рецензии: Горбачёв В. Суровая хроника // Октябрь. 1970. № 1; Хватов Алексей. <Без заглавия> // Звезда. 1970. № 2. Несомненно, что обилие хвалебных рецензий на заурядную книгу о ленинградской блокаде (к тому же содержавшую антиисторичные фантазии) было организовано «русской партией».


19 Очевидно, подразумевался, наряду с ошибочностью издания книги А.Г. Битова и задержкой с публикацией книги А.В. Сапарова, скандал 1968 г., вызванный выходом в серии «Библиотека поэта» двухтомника «Мастера русского стихотворного перевода», подготовленного Е.Г. Эткиндом (подробности см. в мемуарах: Эткинд Е.Г. Записки незаговорщика. Барселонская проза. СПб., 2001. С. 117–167; глава 4 «Дело о фразе»). Всё началось с того, что «доцент Выходцев <…> очень хотел стать главным редактором престижного издания «Библиотека поэта», для этого ему надо было скинуть с этой должности известного специалиста по Блоку В.Н. Орлова. <…> Выходцев <…> отыскал крамолу в двухтомнике «Мастера русского стихотворного перевода» <…>» (Бетаки В.П. Снова Казанова. Гл. 18 – http://bolvan.ph.utexas.edu/~vadim/betaki/memuary/V18.html). Крамольной оказалась одна фраза во вступительной статье, объяснявшая, почему в советское время поэтический перевод достиг небывалого прежде уровня: «Общественные причины этого процесса понятны. В известный период, в особенности между XVII и XX съездами, русские поэты, лишённые возможности выразить себя до конца в оригинальном творчестве, разговаривали с читателем языком Гёте, Орбелиани, Шекспира и Гюго» (тираж первого тома с этой фразой был уничтожен и напечатан заново уже без неё). По инициативе директора издательства Г.Ф. Кондрашева наказаны были сотрудники издательства «Советский писатель», которое выпускало серию «Библиотека поэта», – строгие выговоры получили главный редактор издательства Михаил Михайлович Смирнов и зав. редакцией «Библиотеки поэта» Ирина Владимировна Исакович. Об этом событии упомянула секретарь Ленинградского обкома КПСС по идеологии З.М.Круглова на отчётно-выборном собрании ЛО СП РСФСР 10 апреля 1969 г. (ЦГАЛИ СПб. Ф. 371. Оп. 1. Д. 555. Л. 139). А за два дня до партсобрания на заседании партбюро рассматривалось заявление Смирнова: «М.М. Смирнов просит снять строгий выговор, вынесенный Бюро ОК КПСС 22.10.68 «за невыполнение своих прямых партийных обязанностей, проявление беспринципности при работе над материалами двухтомника «Мастера русского стихотворного перевода», содержавшую (так! – М.З.) грубую политическую ошибку <…>» (Протокол № 18 заседания партбюро от 24 ноября 1969 г. // ЦГАИПД СПб. Ф. 2960. Оп. 6. Д. 40. Л. 119). Намёк на скандал с книгой «Мастера… перевода» следует сопоставить с упоминанием в самом начале выступления Помозова событий в Чехословакии, которые требуют новой мобилизации. Именно после подавления «Пражской весны» фраза Эткинда, в период оттепели считавшаяся безобидной и по инерции пропущенная даже ленинградским цензором, вдруг оказалась, по мнению партконтроля, криминально-антисоветской (см. размышления на эту тему в кн.: Эткинд Е.Г. Записки незаговорщика. Барселонская проза. СПб., 2001. С. 128).


20 Имеется в виду журнал «Простор» (главный редактор И.П. Шухов), известный в 1960–1970-е гг. вредными (с точки зрения «русской партии») публикациями, невозможными в московских журналах, например, стихов Мандельштама и Цветаевой. Сенсацией стала публикация повести М.А. Поповского «Тысяча дней академика Николая Вавилова» (Простор. 1966. № 7–8). См.: Варшавская Л. Иван Шухов – у истории на ветру // Известия. Казахстан. 2004. 25 сентября. С. 5 (www.izvestia.kz/news.php?date=25-09-04&number=5). В этой статье были приведены тексты писем, направленных в редакцию, в частности, письмо Ю.П. Германа И.П. Шухову от 21 сентября 1966 г., в котором описано, как была воспринята публикация, посвящённая Вавилову: «Дорогой Иван Петрович! Я думаю, Вас как писателя и редактора не может огорчить моё письмо. А вдруг даже и развеселит немножко. Два номера Вашего «Простора» пользуются в Ленинграде каким-то небывалым истерическим успехом… Молодец Поповский! «Тысяча дней» имеет такой сенсационный успех, что Ваш покорный слуга получил эти два номера всего лишь на одну ночь – с 11 вечера до 10 утра. Причём процесс получения был связан с клятвами, божбой и матюгами. Добрая душа, от которой я получил эти книги, тоже литератор И.Меттер сам достал их на сутки у какого-то биолога. Этот биолог, в свою очередь, выхватил два вышеуказанных номера Вашего журнала у некоего совсем знаменитого учёного, которого он так боится, что моему Меттеру даже не решился назвать фамилию».


21 Гранин Д.А. Наш комбат: Повесть // Север (Петрозаводск). 1968. № 4. С. 7–36.


22 Первым Гранина обвинил Н.П. Утехин (тогда – член литературной секции клуба «Россияне» при ленинградском обкоме ВЛКСМ), инкриминировав «развенчивание героизма» (Утехин Н.П. «Раздвоение мира» // Огонёк. 1969. № 14. Апрель. С. 25). Самую серьёзную негативную рецензию написал В.В. Горбачёв. Начав с ритуальных похвал, он обвинил Гранина в исторической лжи, поскольку главным отрицательным персонажем оказался политрук Рязанцев: «Правда» о войне, которую открывает нам лирический герой повести, на самом деле очень далека от истины. <…> Вот как раскрывается иногда «правда очевидца». Комиссары, политруки… Пытаются вести народ за собой, а сами без будущего, без прошлого. Ведь не лучше Рязанцева и два других политработника <…> Очевидец, от лица которого написана повесть <…>, попытался доказать, что на совести армейских партийных работников много напрасных, ничем не оплаченных жертв, что, мол, во имя карьеризма этих горе-коммунистов, политруков, гибли солдаты. Но в этом ли истина?» (Горбачёв В.В. Возвращаясь к прошлому // Октябрь. 1969. № 6. С. 216–217). В сентябре 1969 г. дегероизация была названа в числе самых опасных тенденций в передовой статье главного партийного журнала: «Если коммунист-писатель на словах выступает сторонником социалистического реализма, а на деле в том или ином своём произведении отступает от его принципов, отдаёт дань пресловутой дегероизации, оказывается в плену мелких чувств и представлений, он не может рассчитывать на уважение читателей. Единство слова и дела, убеждений и действий – неотъемлемая черта коммуниста, показатель его принципиальности» (Высокое звание коммуниста // Коммунист. 1969. № 14. Сентябрь. С. 11). В ноябре высказалась «Правда»: «К сожалению, известный литератор передал периферийному журналу далеко не лучшее из написанного им» (Кудреватых Л. Рубежи жизни // Правда. 1969. 18 ноября). «Теория дегероизации ещё не умерла, ещё сказывается в некоторых литературных произведениях. Справедливой критике, в частности, подвергалась повесть известного ленинградского писателя Даниила Гранина «Наш комбат» <…>», – отмечали зав. отделом пропаганды и агитации Ленинградского обкома КПСС и начальник политуправления Ленинградского военного округа (Зазерский Е.Я., Мажаев Ф.А. Литература и ратный подвиг // Советская Россия. 1969. 21 ноября). Примечательно, что положительная рецензия Л.Лазарева на повесть «Наш комбат» была запрещена к публикации в «Новом мире»: «Не разрешена к печати и снята редакцией после наших замечаний рецензия Л.Лазарева «Бой местного значения», написанная на произведение Д.Гранина «Наш комбат» <…> В рецензии даётся высокая оценка повести Д.Гранина за постановку проблемы моральной ответственности командиров и политработников, допускавших непоправимые ошибки в период войны в обстановке культа личности, страха и неуверенности. Повесть Д.Гранина содержит черты дегероизации подвига народа на войне, однако в рецензии Л.Лазарева идейная направленность этого произведения преподносится как нравственная проблема послевоенного времени» (Справка Главлита при Совете Министров СССР в ЦК КПСС о контроле материалов журнала «Новый мир» за первое полугодие 1969 г. 15 июля 1969 г. Секретно // Пресса в обществе (1959–2000): Оценки журналистов и социологов. Документы. М., 2000. С. 506). Ср.: «Я приехал в Тбилиси укрыться от проработок за повесть «Наш комбат». В Ленинграде меня то и дело вызывали то на партбюро, то в обком, вспоминать не хочется» (Гранин Д.А. Причуды моей памяти. М.; СПб., 2010. С. 168). «<…> В Ленинграде, в институте молодые ребята устроили обсуждение моей повести «Наш комбат» и поплатились за это. Троих выгнали из института» (Гранин Д.А. Всё было не совсем так. М., 2010. С. 179). Возможно, реакция на повесть была усилена тем, что политработником во время войны был генеральный секретарь ЦК КПСС Л.И. Брежнев.


23 Кстати, это был любимый пейоративный глагол В.А. Кочетова, характеризовавший у него отрицательных персонажей. «Два дня таскались они по Лондону, в тумане и по лужам, никто их никуда не приглашал, они могли располагать собою как им вздумается» (Кочетов В.А. Чего же ты хочешь? // Октябрь. 1969. № 9. С. 75); «Генку снабжали пропусками и билетами на выставки и просмотры, в редакции и в студии, он таскался в Дом учёных, в Дом литераторов, в Дом актёров, в Дом журналистов, в Дом работников искусств…» (Там же. № 9. С. 110); «Вот не таскался бы он сейчас за американской фрей, а что-нибудь бы сказал такое внушительное, веское, отчего фря была бы поставлена на должное место, а он бы возвышался над нею <…>» (Там же. № 11. С. 111); «Кто же его знает, господин Клауберг! По рассказам судя, по всей стране таскался» (Там же. № 11. С. 131); «В Москве у Спады были приятели. Днём он делал дела фирмы в соответствующих советских организациях, вечерами таскался к ним, к приятелям, с которыми окончил университет» (Там же. № 11. С. 137).


24 После «дела Бродского» комиссию по работе с молодыми авторами вместо Гранина возглавила В.К. Кетлинская. Однако в феврале 1968 г. возник очередной скандал, связанный с вечером встречи творческой молодёжи 30 января 1968 г. в помещении Дома писателя. 4 февраля последовал донос В.Щербакова и др., в котором меропрятие квалифицировалось как «сионистское сборище»; донос имел последствия – Кетлинская была снята с должности председателя комиссии по работе с молодыми авторами (см.: Довлатов С.Д. Ремесло. Ann Arbor: Ardis, 1985. С. 37 сл.; Яков Гордин, писатель: «Стукач – такой крепкий парень, боксёр…» // Новая газета. 2008. 1 февраля. № 4. Цветной выпуск). После неё комиссию возглавил В.Н. Инфантьев (утверждён на заседании правления ЛО СП РСФСР 24 июня 1969 г. – см. ЦГАЛИ СПб. Ф. 371. Оп. 1. Д. 552. Л. 77). В 1969 г. вторым изданием вышла его книга «Солдат – всегда солдат! Разговор перед дорогой», агитировавшая старшеклассников служить в Советской армии, поэтому для «русской партии» Инфантьев, специалист по патриотическому воспитанию, никакого интереса не представлял – интерес представляла именно Кетлинская, уже пристрелянная мишень (см. «Допросы коммунистов», раздел III, в наст. изд.), к тому же дружившая с Граниным.


25 IV съезд писателей СССР (22–27 мая 1967 г.).


26 «Георгий Мокеевич Марков в своём докладе, походя, правда, сказал какие-то пренебрежительные осуждающие слова в отношении целого этапа молодой литературы. Получилось так, что воспитывать надо на положительном герое и воспитывает только положительный герой. Это верно, что молодёжь часто восторженно встречает в литературе героя, которому можно подражать. Но не только на этом. <…> Я помню, как молодым людям казались романтическими и загадочными бездельничающие и скептические молодые люди. И повести молодых развенчали их, сняли романтичность и загадочность. Явление пошло на убыль <…>» (Выступление В.К. Кетлинской на IV съезде писателей СССР // Литературная газета. 1967. 31 мая. № 22. С. 15). Говоря о бездельничающих, Кетлинская, скорее всего, имела в виду рассказ А.Г. Битова «Бездельник» (1961–1962) из его книги «Аптекарский остров» (Л., 1968). В то время, когда этот рассказ был написан, тема «безделья», тунеядства была крайне актуальной. Характерно выступление О.Г. Грудинина (автора книги «Комсомольский патруль. Записки начальника штаба», 1958) на закрытом партийном собрании 17 мая 1961 г. (тема: «Об усилении авангардной роли писателей-коммунистов»): «Дней пять тому назад мы в районе провели суд общественности над одним тунеядцем, неким Швейнгольцем. <…> На этот вечер собралась группа молодёжи со шкиперскими бородками. Это люди типа Швейнгольца – тунеядцы, которые читают Ремарка и кроме Ремарка ничего не хотят читать <…>» (ЦГАИПД СПб. Ф. 2960. Оп. 6. Д. 20. Л. 128). О Владимире Швейгольце см.: Савицкий С. Андеграунд: История и мифы ленинградской неофициальной литературы. М., 2002. С. 17–18.


27 Кетлинская В.К. Однажды северным летом… // Литературная газета. 1969. 10 сентября. № 37. С. 7. Ещё один выпад против «Литературной газеты», работавшей под непосредственным руководством отдела пропаганды ЦК КПСС, причём «курировал «Литературку» лично Суслов» (Перельман В.Б. Покинутая Россия: Журналист в закрытом обществе. 2-е издание. Нью-Йорк и др.: Время и мы, 1989. С. 261).


28 После публикации Кетлинской в «Литературной газете» «в Ленинградский обком КПСС пришло коллективное письмо, подписанное пятью ленинградскими писателями – Н.Брыкиным, А.Сапаровым, А.Решетовым, И.Авраменко и Ю.Помозовым. В этом письме Вера Кетлинская обвинялась в сознательной подтасовке исторических фактов, в желании «перекрасить» своего отца – из «карателя и палача» в революционера. Вместе с тем авторы задевали профессиональную писательскую деятельность В.Кетлинской, обвиняя её в «демагогических выступлениях» и «заигрывании с фрондёрски настроенными молодыми писателями». Почти одновремено в Ленинградский обком партии пришло ещё одно письмо аналогичного содержания от <…> Г.Мирошниченко, предложившего назначить «авторитетную комиссию, которая восстановит историческую правду» (Фёдоров П.В. Революция в судьбе адмирала К.Ф.Кетлинского // Морской сборник. 2008. № 2. С. 63; с письмами Федоров ознакомился по фотокопиям в личном архиве мурманского литературоведа А.Миронова).

Публикация и комментарии
Михаила ЗОЛОТОНОСОВА

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.