Реквием по колхозу

№ 2011 / 9, 23.02.2015

На­пи­сать кни­гу о по­гиб­шем рос­сий­ском кре­с­ть­ян­ст­ве – это всё рав­но, что со­чи­нить кни­гу о по­гиб­шей мар­си­ан­ской ци­ви­ли­за­ции. Обе ци­ви­ли­за­ции ка­ну­ли в ис­то­ри­че­с­кую тьму.
Рус­ская де­рев­ня ис­тра­ти­лась, сго­ре­ла.

19 февраля (3 марта) 1861 в Петербурге Александр II подписал Манифест об отмене крепостного права и Положение о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости, состоявшие из 17 законодательных актов. Манифест «О Всемилостивейшем даровании крепостным людям прав состояния свободных сельских обывателей» от 19 февраля 1861 года сопровождался рядом законодательных актов (всего 22 документа), касающихся вопросов освобождения крестьян, условий выкупа ими помещичьей земли и размеров выкупаемых наделов по отдельным районам России.


Из Википедии








Написать книгу о погибшем российском крестьянстве – это всё равно, что сочинить книгу о погибшей марсианской цивилизации. Обе цивилизации канули в историческую тьму.


Русская деревня истратилась, сгорела. Остались Магнитки, химзаводы, шахты, заводы, города, куда уехали крепкие сельские парни. Они в то время обзаводились семьями, получали квартиры в многоэтажных блочных домах, которые сами же и построили.


По сравнению с колхозами на заводах была более высокая зарплата, не приходилось работать от темна и до темна. В личной квартире-«хрущёвке» новый горожанин 60-х чувствовал себя полным хозяином, на собственной кухне он мог говорить что угодно. На этой же кухоньке по ночам по привычке гнал самогон.


Колхозы сиротели, секретари райкомов агитировали сельских девушек идти в доярки, парней в трактористы, ребятам стало труднее уехать из деревни. Но все, кто мог и хотел – уехали.


Теперь эти парни – городские старики, корни их навсегда отрезаны от родной деревни. В лучшем случае они приезжают в родные места в качестве дачников.


На зиму опять возвращаются в город, так и не ставший для них воистину родным, поскрипывающий исцарапанный лифт, ровесник советской молодости, развозит их по этажам. Старая привычная квартира – блочная клетка, ячейка несостоявшегося коммунизма.


Коллективизация 30-х – стремительное восстановление крепостного права под новым названием, «колхоз» – словесный симулякр крепостного смысла. Без организации колхозов, без объединения крестьянской массы в жёсткий конгломерат невозможно было управлять огромной страной.


В 1945 году крестьяне СССР, они же воины империи, победили, наверное, в последний раз. Почему же всегда побеждали подневольные крестьяне, одетые в солдатскую форму? А потому что за спиной солдата-крестьянина был его род. Род Ивановых, Петровых и т.д. В войне солдат отстаивал интересы отечества, рода, семьи, и уже в последнюю очередь свои личные интересы, свою жизнь.


О колхозах писали многие. Колхозы всячески восхваляли, про них снимали фильмы. О колхозах создали великие художественные произведения два известных советских писателя – Шолохов и Платонов. У Платонова «Котлован», «Впрок», у Шолохова «Поднятая целина».


Шолохову – слава, Платонову – нищета и унижение.


«Поднятая целина» вошла в школьную программу, «Котлован» был запрещён до конца 80-х.


Сталин, читая хронику Платонова «Впрок», назвал автора, как гласит легенда, «сволочью», а саму хронику – «кулацкой». Платоновские гиперболизированные очерки намекали на то, что колхозы – это возвращение к крепостному строю, только в более жестокой форме, автор в сатирической форме изобразил процесс повторного закрепощения крестьян с использованием «общинной» идеологии, отлично вписывающейся в идею социализма, повторного устройства крестьянского жития по принципу сельского мира. Мира, подотчётного жестоким бюрократам-«активистам». Платонов показал абсурд и людоедскую практику воплощения коллективизации.


Частного крестьянина, единоличника сложно мобилизовать на строительство великой промышленности, у него трудно отнять его хлеб, единоличник по определению должен обладать хотя бы минимальным набором юридических прав, чтобы вести своё хозяйство.


Политический страх тесно связан с идеологическим. «Мир», управляемый сверху, работающий только на государство, мужикам чужд. Это не их «мир», это просто некое условное сообщество – колхоз. Который сам по себе, а мужик сам по себе. Можно делать вид, что ты любишь свой колхоз, для этого достаточно голосовать «за» на собраниях.


Разговаривают платоновские колхозники часто косноязычно, скрывая свои истинные чувства от мира, в котором немота надёжнее, чем «опасные» разговоры.


Коллективизация преследовала государственные цели – она сохраняла крепостное правление в деревне как опору новой власти, крестьяне – пушечное мясо индустриализации, колхозники – солдаты на случай войны. Когда война пришла в виде полчищ безумного Гитлера, решившего повторить судьбу Наполеона, колхозники стали основной массой солдат, выигравших войну.


Но Великая Отечественная, при всём её величии, при всей грандиозности Победы обескровила русскую деревню, в послевоенные годы колхозы смертельно заболели, и уже никакие послабления, никакие паспорта, которые стали выдавать колхозникам, спасти ситуацию уже не могли – колхозы медленно умирали.


Мой дедушка получил паспорт в конце 50-х. Он долго разглядывал эту серо-зелёную книжицу, и лишь горько хмыкал, не зная, что ему делать с этим паспортом.


Моей будущей жене, выпускнице 68-го года, паспорт «выхлопатывал» в сельсовете её отец, уважаемый на селе бригадир.


Война, вслед за тридцать седьмым годом, вычистила лучших деревенских людей, умных и здоровых.


Генофонд великой страны не смог вынести такого тяжёлого удара, перемены в жизни русского крестьянства были неизбежны.


Начальство не сознавало, что русское крестьянство смертельно ранено. Отчёты и доклады из райкомов и обкомов шли самые радужные, в духе фильма «Кубанские казаки».


Председатель, если из местных, это свой, понимающий нужды людей мужик. Он выслушает, поругает, многое простит.


Иногда председателя присылали из города или района. Обычно это был какой-нибудь проштрафившийся чиновник, тогда колхозникам добра ждать не приходилось. Такой председатель – советский «немец в картузе», который будет сажать колхозников, укравших пучок сена, в тюрьмы, и с барским видом выгонять на прополку пшеницы.


В эпоху загнивания социализма появились термины, оправдывающие бесхозяйственность, например, «отрицательные привесы» в животноводстве. Это когда по бумагам на каждого бычка приходится полноценный рацион кормления, но фактически бычок не растёт, а худеет, да ещё и грязью зарос.


Я работал в 60-х в районной газете, мне доводилось часто бывать на полях и фермах. В телятниках, коровниках, свинарниках стояла вонь, не было вентиляции, под потолком тусклые лампочки едва проглядывают сквозь духовитый, наполненный аммиаком туман, на полу грязь, перемешанная с мочой и навозом, расхлябанные ворота, в которые дует из всех щелей, разбитые стёкла окон, кое-как затянутых целлофаном.


Мы, газетчики, бодро сочиняли статьи о рационализации труда, о балансе кормовых единиц, об ударниках животноводства. В наших газетных строчках то и дело мелькало словосочетание «любовь к родной земле», мы использовали подобные трафаретные фразы автоматически, читатель так же автоматически прочитывал их.


«Любовь к родному краю», доведённая до полного абстрактного безразличия… Было понятно, что такие коровники рано или поздно должны исчезнуть с лица земли, должны рано или поздно произойти какие-то перемены в колхозных делах… И они вроде бы начинались: строились современные животноводческие комплексы, выпускалось много различной техники, пусть не очень качественной, зато своей, отечественной, колхозникам стали платить нормальную зарплату. Колхоз становился обычным сельхозпредприятием.


В сёлах появились дома, сделанные из кирпича, крытые железом и шифером, с водяным отоплением. Колхозникам разрешили держать в личных хозяйствах скот, окармливать бычков и сдавать их на мясо. У некоторых крестьян, активно занимавшихся выращиванием животных на дому, вскоре появились собственные «Жигули» и «Москвичи».


После перестройки надежды на обновление колхозов рухнули, сейчас в бывших колхозах кое-где высятся руины животноводческих помещений, сложенных из серых советских кирпичей, которые местным жителям не удалось полностью выломать с помощью ломов и топоров.


А ведь совсем не так давно по историческим меркам звенела парадными мелодиями эпоха, все ходили на митинги, на различные собрания, аплодировали речам начальников.


Но далеко не все крестьяне считали СССР своей «родной» страной.


Я помню, как мой дедушка, слушая передачи радио – телевизора тогда не было и в помине, ворчал на каждую фразу диктора, талдычившего о перевыполнении планов по надоям молока.


«Чёрта вам в бока, а не молока!» – ворчал дедушка, покуривая дымящуюся самокрутку. А ведь дедушка в своё время воевал на стороне красных в гражданскую, он строил эту «новую», ставшую вдруг такой «чужой» жизнь.


И всё же я грустью вспоминаю колхозы – в них кипела настоящая жизнь. В колхозах вырастали сильные спокойные люди, решившие проблемы индустриализации, победившие в войнах, осуществившие прорыв в космос.


Народ никогда не забудет дармовой труд от темна и до темна, скудную жизнь в хибарах, крытых соломой. Но были и простые житейские радости, в душах сельчан жила надежда на лучшее будущее.



На снимке: старинная крестьянская изба, фото сделано автором в 1967 году в селе Пятницкое.



Александр ТИТОВ,
с. КРАСНОЕ,
Липецкая обл.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.