ЗАБЫТЫЙ ЛЮБОВНИК

№ 2006 / 10, 23.02.2015

Будь ты проклята, шлюха-проститутка!! Чтоб ты провалилась! Посмотри на свою потную рожу, вылезла! – Так кричала Катя Иванова, стоя на коленях перед телевизором. – Тьфу! – А это она плюнула на экран. Плюнула – не то слово. Метнула яд.
Будь ты проклята, шлюха-проститутка!! Чтоб ты провалилась! Посмотри на свою потную рожу, вылезла! – Так кричала Катя Иванова, стоя на коленях перед телевизором. – Тьфу! – А это она плюнула на экран. Плюнула – не то слово. Метнула яд. Теперь жидкость стекала по изображению немолодой и статной красотки, рассказывающей о прошлом.
Сразу просим прощения за Катю. Это больное старое существо, которое…
– Сучка-проститутка!
…не знает смирения. Катя возмущена тем, что сидит на лекарствах, никому не нужна, голодает и приближается к смерти. А между тем вы наверняка её очень любите. Мы решили не называть реальное имя, чтобы её телевизионный образ остался по-прежнему непорочным. Да, Катя Иванова была очень популярным диктором на центральном телевидении. Но всё ушло. И когда на экране опять появляются её бывшие коллеги, она немного нервничает.
Катя не понимает, почему про неё все забыли. Никуда не зовут. Последний раз приглашали на съёмку пару лет назад, для цикла «Пока дышу, надеюсь…» Когда вышли из эфира, все исчезли. Даже любезная ведущая испарилась, не попрощавшись. Катя сидела и ждала, когда за ней вернутся, чтобы проводить и поблагодарить. Решила, что все ушли за подарком. Но дождалась лишь того, что кто-то вырубил свет и хлопнул дверью. Катя посидела некоторое время в темноте, потом стала кричать. Поднялась и на ощупь пошла к выходу, но перепутала двери и зашла в будку с электричеством. Отделалась шоком, но несколько студий выгорели дотла. Передачу «Пока дышу, надеюсь…» закрыли.
Когда Катя всё осмыслила, она поняла, что под действием тока пережила свой последний и самый мощный, будто сложившийся из всех предыдущих, оргазм. Она купила толстую алфавитную книгу для адресов и стала записывать туда всех своих любовников. Работала долго, упорно и с удовольствием. Иногда казалось, что список уже полон, и вдруг ночью она, совершенно счастливая, вскакивала, потому что на ум приходило ещё одно имя. Понять эту радость вы сможете только, если сами что-то коллекционируете или ведёте систему.
В итоге книга разбухла от чернил, ни одной страницы не оставалось чистой. Катя была так удовлетворена, будто проследила своё генеалогическое древо до Адама и Евы.
Но какая бы книга ни была толстая, это ничего не меняло. Катя по-прежнему оставалась одинока. Она часто думала о том, с кем бы связаться, начинала листать страницы, хотя знала, что это пустое занятие, – народу много, позвонить некому.
Любовники отпадали, мужей отродясь не было, друзья со временем стали врагами, родственники поумирали, не считая, конечно, семьи сына. Но сын вырос подлецом. Его не трогали жалобы, обвинения и угрозы матери, он просто бросал трубку. Домой к ним Катя ходить боялась, сноха пригрозила пит-булями.
Тогда Катя стала звонить в «жёлтые» газеты. Не своим голосом она сообщала, что Катя Иванова и Кобзон купили виллу в Майами, тайно уехали туда, или что Катю Иванову избил на Красной площади сын, или что Катя Иванова перенесла операцию на сердце и сейчас выздоравливает, полна сил и энергии. Много ещё чего придумывала Катя, но о ней всё равно редко писали. Единственное, что имело успех, это сообщение о её смерти. Весть о том, что легенда советского телевидения полгода пролежала мёртвая в своей квартире, мгновенно попала во все новости, а вечером Катю, живую, показали в программе «Время», где она возмущалась проделками журналистов. Два дня телефон в квартире Кати не умолкал, все ей желали здоровья и долголетия. Катя была очень рада. Выждав полгода, она попыталась повторить аферу, но не прошло.
Ну и ладно, Катя не скучала. Весной был такой случай: вызвав МЧС, она в строгом красном костюме и чёрной широкополой шляпе встала в открытом окне, несмотря на десятый этаж. Но ветер мгновенно подхватил её любимый платок (купленный в Италии в шестидесятых годах прошлого века) и унёс вниз. Пришлось спускаться с подоконника, бежать на улицу, отнимать вещь у полной женщины, кричать ей «моржиха-ты-проститутка». Пока Катя отвлекалась, спасатели приехали и уехали, а второй раз вызов не приняли. Вот так вот.
А летом Катя, опять-таки ярко одевшись, отправлялась, например, на Новый Арбат и там вдруг падала. Притворялась, что потеряла сознание или повредила ногу. Во втором варианте она начинала плакать, а точнее, стонать и морщить лицо, потому что не была по натуре плаксивой, и слёзы очень давно не стекали по её щекам. Вокруг собирался народ, начинались крики: «Это Катя Иванова!», потом приезжала «Скорая» и увозила её. Ей давали отлежаться в палате или делали снимок и отпускали домой.
Но вернёмся. Посмотрев программу до конца и на прощание показав женщине на экране свой зад, Катя стала метаться по квартире, не в силах успокоиться. У неё оставалось немного денег, и она решила купить себе пирожное. Чтобы компенсировать моральную травму. Когда Катя возвращалась домой, она увидела, что в её почтовом ящике лежит письмо. Катя как хищница бросилась на белый прямоугольник, вскоре он был разодран, и Катя закричала. Не от ужаса, страдания или восторга, нет. Она закричала от неожиданности.
Простите, но мы забыли рассказать ещё одну предысторию.
Месяц назад Кате позвонили. Женский голос, заикаясь от волнения, произнёс:
– Я Вероника Ротару. Можно взять у вас интервью?
– Я не даю интервью, – отрезала Катя. – А вы откуда?
– Я звоню вам из города Дрищево…
– Как?
– Дри-ще-во!..
– Вы хотите снимать меня на камеру? Я не снимаюсь!
– Нет, это для газеты!
– Как называется?
– «Вечернее Дрищево».
– Она продаётся в Москве?
– Не знаю…
– Плохо! – Катя помолчала. – Ладно. Если вы так просите, давайте встретимся.
Услышав это, журналистка так разволновалась, что больше не смогла внятно говорить. Катя на всякий случай продиктовала свой адрес и озадаченная пошла пить чай.
Через два дня в дверь позвонили.
Катя в кимоно и солнцезащитных очках открыла.
На пороге стояла девочка лет сорока, крупная и нескладная. В её обесцвеченных волосах держался искусственный цветок гвоздики. Личико было увядающим, и сейчас такое побледневшее, что даже яркий слой дешёвой косметики не мог это скрыть. Огромными глазами, будто увидела материальное воплощение духа, Вероника Ротару смотрела на Катю Иванову, а под носом у неё от волнения даже выступил синий треугольник.
Бедняжка протянула Кате белые лилии, упала перед ней на колени, несмело обняла её худенькие старые ножки и долго рыдала, уткнувшись в кимоно и называя Катю святой…
Катя подумала, что когда-нибудь подобное будет происходить на её могиле…
В этот момент протиснулась какая-то наглая тётка, вручила уведомление об отключении телефона за неуплату, заставила расписаться, грубо прокомментировала происходящее и ушла.
Катя нагнулась к своей поклоннице и тихо спросила: «А ты водку принесла?»
Вероника удивилась и перестала плакать. Но в магазин ей всё равно пришлось бежать.
Потом Катя заставляла Веронику пить, а та говорила, что это впервые в её жизни. Выяснилось, что Вероника Ротару – это её журналистский псевдоним. Просто ей очень нравилась мексиканская драматическая актриса Вероника Кастро и красивая светлая певица София Ротару. Своё настоящее имя гостья назвать отказалась.
Тем временем пьяной Кате так захотелось любви, так захотелось, что даже вы не можете себе этого представить. И она вдруг увидела, что перед ней сидит не женщина, а накрашенный манерный мужчина. Конечно, это очень плохо, что мужчина такой, но всё равно перспектив с ним больше, чем с любой женщиной. И тогда Катя бросилась на Веронику, повалила её на диван и стала сдирать с неё одежду.
Вероника стала визжать, как резаная, и отбиваться. А Катя не успокоилась до тех пор, пока ей в руки не попали две большие, явно не мужские груди. Поражённая своей дезориентацией, Катя впала в состояние наподобие транса. А Вероника в это время плакала и кричала, что она девственница и даже ни с кем не целовалась, и никто никогда на неё так не нападал, не говоря уже о любимой телеведущей, благодаря светлому образу которой она, собственно, и решила сохранить чистоту.
Когда Вероника уходила, Катя наблюдала за ней в окно. «Целка-проститука», – сказала она, и Вероника обернулась, заставив Катю отпрянуть.
Так вот, мы снова у почтового ящика. Конверт был из Дрищево, Вероника прислала свою статью. Статья была добрая, но несколько дебильная, называлась так: «Катя Иванова – лучшая телезвезда во Вселенной». А рядом снимок, где Катя верхом на носороге. Вероника просила какую-нибудь необычную фотографию, и Катя отдала эту, времён её непродолжительного пребывания у Скукузы, вождя африканского племени.
Но совсем не эта публикация послужила причиной странному крику. Катя случайно задержалась взглядом на другом материале. Он назывался так: «Депутаты хотят перенести памятник Пушкину из центра на въезд в город». Катя посмотрела на снимок памятника и вдруг вспомнила: она целовалась под ним! Но с кем? И когда? И как это могла быть, если она в жизни не была в Дрищево?! Раздирающие противоречия ворвались в её мир за какие-то секунды, она и закричала!!
Ничего не понимая, Катя замерла, глядя на снимок памятника.
Оставим её на несколько дней… но вы не оставляйте нас!!

Сегодня понедельник.
Мы продолжаем.
Катя Иванова совсем извелась. Несколько раз она перечитала свою алфавитную книгу, вспомнила все обстоятельства, связанные с каждым из любовников, и убедилась: того, таинственного целующего, среди них нет! Если вы не попадали в такую ситуацию, то воскресите свои ощущения, когда видите чьё-то лицо, казалось бы впервые, и не можете понять, откуда его знаете? Отвратительное ощущение, не правда ли? А у Кати ситуация обратная: она помнит обстоятельства, но не человека. Тут уж не просто отвратительно, а… даже не знаем, как сказать.
Усугублялось всё тем, что это был самый сладкий поцелуй в её жизни. Да! Прожив несколько лет без прикосновений возбужденных мужчин, она научилась взирать на своё прошлое с объективностью тренера. В её жизни было много любовных эмоций, словно целое поле цветов, мнилось, возвращайся когда угодно и вдыхай аромат, но оказалось, что всё улеглось толстым слоем торфа!
– Тьфу!
И вдруг будто подсолнух какой-то пробил, не замаравшись, это болото, обрадовал ветер, солнце, созвал пчёл, которые словно маленькие кати ивановы зарывались с головой в сахарную хурму, то есть пыльцу, воспоминаний и не понимали, откуда этот беспредел блаженства, откуда?!!..
Катя не могла успокоиться.
Кто этот мужчина?!
Кто зародил это?!
Она пыталась развить свои воспоминания, ухватить деталь и «вытащить» всю информацию, как бывает с забытыми снами, но радиус оставался прежним: памятник Пушкину, вечер, крупные капли дождя… БЕСКОНЕЧНОСТЬ …колючие щёки, тёплые руки. Всё.
Далеко не уедешь.
Катя даже похудела. Хотя куда ещё?
Но почему нас заинтересовал понедельник? А потому, что в этот день всё-таки случилась динамика.
Катя чистила зубы и поняла: она не помнит этого мужчину, так как целовалась с ним в прошлой жизни! Катя испытала торжественный испуг от приобщения к тайне. Конечно, было и некоторое разочарование… Но не будет же она завидовать самой себе!
Идём дальше. После обеда позвонила Вероника Ротару. Извинялась за неудачное интервью, чувствуется, надеялась услышать приятное. Катя сказала: «Одним говном больше, одним меньше – я привыкла. Главное вот что: скоро я устрою пресс-конференцию и тебя тоже позову». Причём Катя не собиралась раскрывать карты раньше времени, но вдруг в ней, как обычно, произошло что-то необъяснимое, и она рассказала всё… А Вероника, вместо того чтобы проявить свою экзальтацию, осторожно предупредила: «Мне кажется, этот памятник поставили, когда меня принимали в пионеры…» Катя удивилась: «Ну и что?» Но потом до неё дошла эта оскорбительная объективная реальность. «Мне кажется, это было в семидесятом году», – виноватым тоном с трудом сообщила непорочная зачинщица событий. «Да, я появилась немного раньше», – нервно согласилась Катя и прикинула, что в ту пору ей было лет сорок.
Она начала нервничать, много говорить, но Вероника её остановила:
– Как это вы не были в Дрищево? Были! Вчера Изида Ерминингельдовна, в Центре культуры, показала мне альбом – там автографы всех звёзд, которые выступали у нас. И вы там есть!
– Это было в семьдесят первом году. В феврале. Вы написали: «Защитники Отечества, здоровья вам! Всё остальное приложится. Всегда ваша, Катя Иванова». Я сделала себе ксерокопию. Вам прислать?
– Нет, фотографий не было. Что очень обидно… Но вы приезжали к нам! Понимаете, приезжали!
Итак, Катя не сходила с ума! За свою жизнь она объездила с творческими встречами сотни одинаковых городков и неудивительно, что Дрищево стёрлось из её памяти.
Что же делать теперь?

Среда. Спасибо, что вы с нами!
Вероника Ротару оказалась весьма напористой. Главный представитель политической оппозиции в Дрищево, Анатолий, боролся с местной властью за то, чтобы памятник Пушкину оставили на прежнем месте. Вероника добилась встречи с Анатолием и сообщила, что поддержать его в этом вопросе готова легендарная и возмущённая провинциальным беспределом Катя Иванова. Нужно только оплатить дорогу (выкупить СВ) и гонорар (тысячу долларов).
Сейчас Веро позвонила Кате сказать, что Анатолий согласен (правда, он кладёт пятьсот долларов и не больше).
Катя, конечно, немного поругалась и тоже согласилась.

И вот субботним утром Катя в отвратительном настроении собиралась в своём купе. Ночь была ужасная, Катя не могла заснуть, капризничала и даже ходила к начальнику поезда жаловаться на проводницу.
За окном – тоска зелёная. Серые кости леса, и старый снег – одутловатый, пористый.
Катя стала клеить ресницы и задумалась: наверняка в этом Дрищево доисторическое оборудование на телевидении. То есть лицо на экране будет всё в красных пупырышках. Мало того, они ещё ждут её на вокзале, чтобы снять, как она выходит из вагона после адской ночи! Рвачи. Гиены.
Только бы не пригнали к поезду духовой оркестр! Это так несовременно…
Однако на перроне не оказалось ни журналистов, ни музыкантов и вообще никто Катю не встречал.
Все люди быстро куда-то разбежались со своими сумками, и Катя осталась одна в этом диком старинном месте. Было холодно, и даже парик не грел, не говоря уже о тонком пальто изумрудного цвета.

– Пустите! – крикнула Катя, поднимаясь обратно в вагон.
– Не пущу! – крикнула проводница и сбросила Катю со ступенек.
Шокированная, Катя лежала в снегу, и тут наконец появилась Веро. С перекошенным от ужаса лицом она очень некрасиво бежала к ней (скорее скакала с одной ноги на другую, выкидывая их в стороны).
Она упала на колени, а Катя приподнялась, и они порывисто обнялись, как сёстры, стали что-то говорить, целовать друг друга в щёки и лоб, стирать следы помады.
Наконец Веро поставила Катю на ноги, отряхнула, потом, отвернувшись, высморкалась в кружевной платок с инициалами, погрозила пальцем уходящему поезду (Катя вообще показала непристойный жест), и они направились к машине. По пути Веро подобрала букет хризантем, который выкинула, когда спешила на помощь, и теперь вручила дорогой гостье.
На стоянке их ожидал уазик в клубах собственного выхлопного газа.
Катя зажмурилась, зажала нос, как-то куда-то с чужой помощью двигалась и вот уже пришла в себя, усевшись; немедленно, будто это последняя надежда на возрождение, оценила взглядом водителя, но даже приобретённая со временем снисходительность здесь не выручала. Всё было ужасно. И Катя наконец оскорбилась.
Уазик стартанул по ледяным колдобинам с резвостью молодого кобелька, а Вероника с воодушевлением рассказала, что все сотрудницы концертного отдела, которые встречали и сопровождали Катю прошлый раз, уже умерли, и не удалось обнаружить никого, кто что-нибудь помнил бы о том визите. Однако Веро подняла архивы в библиотеке и нашла-таки статью о приезде Кати. Было написано, что Иванову водили по улицам, она не чуралась простых людей и была со всеми приветлива, а творческий вечер, совпавший с мужским праздником, прошёл особенно удачно.
– А вот фотография!.. – торжественно сообщила Вероника.
Катя не сразу и недовольно скосила глаза. На плохой копии она, улыбаясь и пригнувшись, принимала цветы у девочки с толстой косой.
Катя вообще отвернулась. Толку от этой фотографии…
За окном бежали убогие магазинчики, на остановках замер народ во всём тёмном и одинаковом. Уазик подскочил на ухабе, и женщин тряхануло, как игрушек в коробке. Катя, покрасневшая, с запалом открыла рот, но Вероника поспешила пресечь это опасное оживление и затараторила, что нашла автора статьи, он лежит, точнее, лежал, в больнице, Веронику пропустили к нему только сегодня, но он ничего не успел ей рассказать, так как скончался прямо на глазах. Поэтому она, кстати, и опоздала.
Катя закрыла рот и злорадно хмыкнула.
– Но ничего! Главное, вы увидите памятник, и вы всё вспомните! Вы обязательно всё вспомните!
Катю поселили в студенческом общежитии. В женском… Вокруг были самоуверенные молодые нахалки. Раздавленная и усталая, Катя заперлась в комнате и горестно прилегла на неприятную кровать.

Посмотрите – Катя уже идёт по главной улице Дрищево! Рядом Вероника. Обе женщины ярко одеты, обе в солнцезащитных очках. Как иностранки. Озадаченные люди даже останавливаются по простоте душевной, смотрят. Впитывают диковинную информацию.
Катя, тростинка, старается идти а-ля Кейт Мосс на подиуме и улыбаться, как Джулия Робертс на Аллее Славы. Она то и дело посылает воздушные поцелуи и машет рукой.
Вероника наоборот не обращает внимания на людей, что-то умудрённо говорит спутнице, и нам ясно: это богемная женщина, которую ценят знаменитости! А считали её городской дурочкой…
Прогулявшись таким образом по центру, женщины оказались у памятника. Они умышленно пришли за четверть часа до митинга. Но и здесь не дали покоя! Активные пенсионерки тоже прибыли заранее и уже стояли с плакатами: «Депутаты! Вы оскорбили культурных!», «Нельзя!», «Как не стыдно?!» Увидев Катю, старушки бросились к ней, но Вероника преградила им путь: «Не мешайте!.. Она хочет постоять рядом с ним в тишине!.. Пусть поздороваются…»
Катя под уважительными взглядами приблизилась к памятнику.
Ну и что?
Пушкин как Пушкин.
Кудрявый, с бакенбардами. Фривольный, правда, какой-то… Облокотился, руки скрестил на груди, ножку на носок поставил.
На дворе 2003 год.
«Может, я была Гончаровой?» – задумалась Катя.
И вдруг вспомнила! Всё вспомнила! Балы, постели, завтраки, роды, похороны… лица, дома, запахи, голоса, картины, цветы, умывальники, лошадей, зубы… своё умирание… Всё!!
Катю аж повело. Вероника подхватила её и закричала, чтобы вызвали «Скорую». Катя судорожно стала рассказывать о своём открытии – ей не хватало дыхания, она счастливо улыбалась, слабо держалась на ногах.
– Я умоляю!!.. – истерично зашептала Вероника. – Я умоляю, никому, никому об этом не говорите!!. Потому! Потому!! Ещё рано! Вы – Натали, вы должны быть сильной, терпите, терпите!!..
А тут и митинг начался. Приехал на серебристом джипе Анатолий – молодой, сытый, в чёрном пальто, некрасивый. Привезли несколько коробок карамелек, бесплатно раздавали – по две в одни руки. Журналисты появились – и фотовспышки были, и видеосъёмка… Анатолий, Катя и Вероника стояли на небольшом возвышении, рядом с памятником; причём Вероника предпочла оказаться чуть позади, скромная, довольная, как серый кардинал. Иногда что-то невозмутимо шептала Кате, глядя на толпу, а Катя кивала головой, и Вероника плавно отстранялась.
Людей сначала было не очень много, но число их росло. Народ сосал жжёные конфетки, слушал косноязычного Анатолия и смотрел на диковинную Катю. Когда она взяла громкоговоритель, все зааплодировали. Катя говорила много, истово, как никогда хорошо… Обо всём сказала – и о любви к Родине, и о русской литературе, о временах, о стариках, молодёжи; сказала, что давно следит за жизнью Дрищево, переживает за простых людей, за нищету, в которую их бросили, ей и самой это, что уж скрывать, знакомо, но такие люди, как Анатолий, вытащат воз из трясины. Сильные, молодые, благородные! Появились они, новые богатыри русские, родила земля, спасли, поклон им! «Пусть всегда стоит Пушкин! Пусть всегда стоит Анатолий!» – крикнула напоследок Катя и стремительно, по-хозяйски обняла перспективного политика, горячо поцеловала три раза, как суровая справедливая мать.
Катя вошла в раж, и вот уже крепкие бритые парни Анатолия приподняли её за талию и ягодицы к памятнику, который, к счастью, стоял невысоко. Катя, как скалолаз, вцепилась в чугунный карман, другой рукой ухватилась за большой палец и притянулась, впилась поцелуем в пуговицу на сюртуке своего великого мужа, зажмурилась, замерла… Губы быстро замёрзли… Она с громким чмоком разжала их, откинула голову, распахнула глаза, будто из-под воды вынырнула!
А наверху… острая железка носа, синюшное молоко неба и драные вороны беззвучно, медленно машут крыльями, как в невесомости, пустоте…
Сирена-истеричка сопроводила приезд «Скорой», которая со скрипом затормозила рядом. Выскочили бодрые врачи, вытащили каталку, но оказалось, что Катя Иванова в порядке. Натужно улыбающийся Анатолий посадил её в джип, она немедленно опустила стекло, высунулась и протянула руку. Народ догадался и бросился к ней, протягивая свои. «Будьте счастливы, дорогие мои зрители, будьте счастливы!» – восклицала Катя, пожимая и пожимая чьи-то чужеродные ладони. Джип медленно тронулся, в толпе завизжали, какая-то женщина в берете стала рыдать и кричать «это моя молодость, это моя молодость», Катя лучезарно улыбалась и постепенно исчезла из виду по дороге в ресторан.
Разочарованные врачи постояли немного и схватили не желавшую успокаиваться женщину в берете, тоже увезли.
Новые прохожие останавливались и спрашивали, что было? Кто-то чего-то напутал, и на следующий день по городу поползли слухи, мол народная любимица Катя Иванова умерла на Советской площади, но попросила сорок дней не объявлять об этом.

Вечер. Вокзал Дрищево. Послушаем, что говорят Катя и Вероника, стоя около поезда.
– Двести долларов – это разве плохо?
– Это замечательно!
– Это шесть тысяч. На дороге не валяются, правильно?
– Правильно!
– Я же не планировала этот заработок! И так с неба свалились!..
– Другой бы вообще не дал. И ничего не докажешь.
– Да.
– Мало ли какой был уговор.
– Да.
– Или пообещал бы потом отдать. И фиг бы вы их дождались.
– Нет, но он сказал, что двести я вам сейчас отдаю, а триста потом пришлю. И даже взял мой адрес.
– А, ну, значит, пришлёт.
Немного помолчали.
– Замуж за него выходи! Я к вам приезжать буду.
– Да что вы?!! Смеётесь?!. Он вон какой…
Катя внимательно посмотрела на смутившуюся, польщённую Веронику.
– Конечно. Он вон какой. А ты – пыль под ногами. Куда уж тебе?
Вероника, стараясь не глядеть на Катю, полезла в свою объёмную сумку и быстро заговорила:
– Совсем забыла, я же купила вам сгущёнку, нашу, дрищевскую. Густая, натуральная, без химии! В Москве такой нет.
Катя открыла сумку, Вероника положила туда две синие банки.
– А в ресторане он хорошо вас угощал? – вдруг спросила немного нервно. – Я же туда не попала…
Катя помолчала.
– Не нужно было отставать. Что я, следить за тобой должна?
– Да как-то… Я думала меня позовут… а все сели и уехали.
– Вот нужно было самой садиться и ехать!.. Дура! Просрала ты свою жизнь.
– Женщина, садимся, поезд отходит, – вмешалась проводница.
– Ой, ой! – испугалась Катя и поспешно забралась в вагон, сильно оттолкнув кого-то.
Поезд тронулся.
Вероника, невесело улыбаясь, помахала Кате рукой.
А в купе Катя заперлась, скрестила руки, ноги, взгляд вперила чёткий, прямой, в никуда.
Сплошные чужие люди, думала она.
Человека нет! Нет человека, нет!! Думала она.
Никому не нужна.
Правду некому рассказать.
Вероника: «Я умоляю никому не говорите!» Испугалась, что Катя выставит себя дурой. Женщина в соку заботится о гнилой маразматичке. Выискалась. Пустоцвет.
Никто не поймёт.
Это тайна-крест.
Пушкин поймёт.
Если она опять родилась, значит, и он тоже родился. Ходит где-то, ест, застёгивает пуговицы. Или молнии.
Мало того, – она его встретила.
Да.
Целовалась с ним в Дрищево. Под памятником. Под его памятником.
Да.
Но они ничего не знали.
Угу, не знали.
Иначе бы не расстались.
А так даже не запомнили друг друга. По крайней мере, она.
А как его запомнишь? Всего было так много. Всё было лучшее. Жизнь так баловала. И торопила. Чтобы всё успеть. Некогда было разбираться. Конечно, не замечала что-то. А как без погрешностей?
«В кромешный ад дорога широка». Кто-то из великих сказал. Вспомнилось вдруг.
– Широка.
Никто не виноват. За окном темно уже… Либо все виноваты.
– Широка… страна… моя… родная…
До свидания! Благодарим, что были с нами!
У Кати Ивановой всё в порядке, живёт. Историю с Дрищево она вспоминать не любит. Особенно, как рыдала в купе, стыдно от людей. Стыдно…
Удачи!
Данил ГУРЬЯНОВ