Прозаики и поэты – живые люди
№ 2012 / 48, 23.02.2015
На грустные размышления натолкнуло меня ознакомление с дискуссией, развернувшейся на страницах «Литературной России», в которой речь идёт прежде всего об известных дагестанских аварских поэтах Расуле Гамзатове и Адалло Алиеве.
На грустные размышления натолкнуло меня ознакомление с дискуссией, развернувшейся на страницах «Литературной России», в которой речь идёт прежде всего об известных дагестанских аварских поэтах Расуле Гамзатове и Адалло Алиеве. Не только как о поэтах, но и с рассмотрением их политических и личных качеств.
Я не прозаик, не поэт и не литературный критик. Но с дагестанским писательским миром 70–80-х годов по стечению обстоятельств был знаком. И не только как читатель.
Так получилось, что наша семья восемь лет, в мои детско-юношеские годы, жила в «писательском доме» (их в Махачкале два, Адалло живёт в другом доме). Нашим соседом по лестничной площадке был народный поэт Дагестана лакец Юсуп Хаппалаев. Этажом выше жила писательская семья аварского прозаика Мусы Магомедова и поэтессы Фазу Алиевой. В соседнем подъезде жили известный даргинский писатель Ахмедхан Абу-Бакар и талантливый аварский поэт Омаргаджи Шахтаманов. Нашими соседями были и другие известные дагестанские прозаики, поэты, критики и литературоведы разных национальностей.
Дом был дружный. Своя интересная дворовая жизнь была и у многочисленной детворы в доме. Вместе с писательскими детьми мы устраивали во дворе «чемпионаты мира» по футболу, разделившись на «сборные команды» разных стран, я с братьями играл за «сборную Болгарии», изобретали свою дворовую «валюту» и делали друг у друга на неё реальные покупки… А в дни майского землетрясения 1970 года почти всем домом собирались во дворе, опасаясь новых толчков.
Возможно, под влиянием такого соседства я со школьных лет интересовался литературой народов Дагестана. Заметив это, учительница русского языка и литературы иногда перепоручала мне ведение часов дагестанской литературы, а в случае удачного доклада даже просила повторить его перед учениками других классов.
Интерес этот у меня сохранялся и позже. На русском языке я читал многих дагестанских авторов, а аварских читал ещё и в оригинале. И среди читаемых мною на аварском были не только Расул Гамзатов, но и Омаргаджи Шахтаманов, Адалло, Муса Магомедов, Абасил Магомед, Фазу Алиева, Магомед Ахмедов… Разумеется, читал я не только современников, но и, например, классика аварской любовной лирики Махмуда из Кахаб-Росо.
Кроме всего прочего, у моих родителей и у старших братьев были личные дружеские отношения с поэтами Расулом Гамзатовым и Омаргаджи Шахтамановым. Ещё в конце 50-х и начале 60-х, приезжая в горный Чародинский район, Расул Гамзатов останавливался у нас дома, считая отца своим кунаком.
А я сам с 1988 года близко общался с Адалло, главным образом в связи с политическими процессами, в которых мы оба были активными участниками. Это было бурное время. Я был в числе тех, кто искренне верил, что на пути перемен, начатых перестройкой, можно изменить жизнь к лучшему. Я видел, что в это же верит и Адалло, в котором мне нравились непосредственность, открытость, прямота.
Я тогда был одним из трёх сопредседателей первого дагестанского некоммунистического политического объединения – клуба «Перестройка», а Адалло – одним из основных инициаторов его создания. В клубе были люди неравнодушные, болеющие за страну и Дагестан, но в то же время придерживающиеся разных, порой противоположных политических взглядов. Позже активисты клуба стали участниками разных политических организаций, некоторые из них до сих пор участвуют в той или иной форме в общественно-политической жизни Дагестана и России.
Адалло поднимал в клубе вопросы национально-культурного развития. А затем поэт возглавил процесс создания аварского движения «Джамаат».
Он в то время был руководителем аварской секции Союза писателей Дагестана. И мы видели, что в писательской среде не всё гладко во взаимоотношениях. Наверное, это было всегда, во все времена, и продолжается по сей день, и это явление не исключительно дагестанское, а общестрановое. Адалло очень эмоционально реагировал на выступления своих оппонентов, в частности, когда его задели на страницах органа Дагобкома КПСС журнала «Советский Дагестан».
Но мы тогда не стали публично обсуждать внутриписательские разногласия в клубе «Перестройка», справедливо решив, что это не задача политической организации. Тем более что мы и не смогли бы компетентно и объективно разобраться, кто прав и кто виноват.
Дагестанцы могут пережить любую критику, но очень остро реагируют, если задеваются их честь и достоинство. В адрес Адалло было немало сказано обидных слов. Но и у него бывали перехлёсты. Например, многие до сих пор помнят его фразы в адрес поэта О.-Г. Шахтаманова в статье, вышедшей в 1989 году в аварском литературном журнале «Гьудуллъи» («Дружба»). Знаю, что позже сам Адалло сожалел об этой статье.
Р.Гамзатов, А.Абу-Бакар, Адалло, Ф.Алиева, О.Шахтаманов… Я тогда так и не смог понять, кто с кем и против кого дружит. Но если честно, и не пытался. Дрязги останутся в прошлом, сотрутся в памяти, а сохранится то, что прозаики и поэты написали. И это важнее.
Именно поэтому мне грустно читать полемику, развернувшуюся в «Литературной России». На мой взгляд, в статье В.В. Огрызко вполне нормально читается его авторская оценка Адалло (независимо от того, как это оценивают другие писатели и литературоведы). Но считаю, что противопоставление его Расулу Гамзатову статью не улучшило и только повредило Адалло.
В ответном материале Марины Ахмедовой тоже, на мой взгляд, можно было ограничиться защитой Расула Гамзатова, не затрагивая Адалло.
Ведь все эти: какой писатель что сказал о другом писателе за чашкой кофе, и кто на какую должность или звание претендовал и что заслуживал, какие получал машины, дачи и квартиры – всё это не имеет отношения к собственно литературе. И я всегда, где бы о ком бы ни читал такое, выношу всё это за скобки, не обращаю на эти пассажи внимания, каково бы ни было моё личное отношение к рассматриваемому персонажу.
Писатели – живые люди, как все. Только иногда более эмоциональные, импульсивные в сравнении с остальными, особенно поэты. Как и у всех людей у них могут ошибки и победы, пересмотры взглядов на жизнь и общество. И нет ничего крамольного, если выясняется, что тот или иной человек, пусть даже известный писатель, по-разному оценивал те или иные явления в разные периоды своей жизни.
В этом смысле примечательна брошюра (Абдулхабирил Мухаммад, Саидов Абдурашид. Диалоги с Адалло. Книга II. – Москва – Махачкала: КПФ «Аваристан», 2007. – 172 с.), которую подарил мне сам Адалло прошлым летом. Я прочитал её почти на одном дыхании. Тематика диалогов охватывает самые разные периоды жизни поэта, от молодости до уже седовласого человека, недавно вернувшегося из 5-летнего пребывания за границей, в Турции, где он оказался после известных событий 1999 года.
О прочитанном я сделал запись у себя в Живом Журнале: «Адалло личность колоритная и неординарная. Не всегда и не во всём я с ним бывал согласен, но надо отдать должное его искренности и устремлённости. И очень хорошо, что он вернулся из эмиграции на родину. И спасибо тем, кто этому способствовал. Магомед Абдулхабиров и Абдурашид Саидов составили очень интересный, захватывающий сборник диалогов с Адалло. Эти диалоги охватывают по тематике разные периоды в жизни поэта и бунтаря. И видно, что в разных диалогах разный Адалло. Это не создаёт ощущения противоречия. Наоборот, перед нами возникает образ живого человека, человека меняющегося, по-разному проявляющегося в разных жизненных обстоятельствах».
Конечно, в том, что Адалло оказался на чужбине, виноват он сам. И можно понять тех, кто до сих пор не может простить поэту то, что в 1999 году его имя ассоциировалось с агрессорами, вторгшимися в Дагестан. Но можно понять и то, как всё это переживал сам седовласый поэт. И тот факт, что он сегодня живёт в Дагестане и думами о Дагестане, а не в Стамбуле, о многом говорит.
И сегодня он высказывается о тех или иных аспектах дагестанской жизни. И не обязательно, чтобы всем нравилось то, что он говорит. И я не всегда с ним согласен. Но хорошо, что он есть, противоречивый, неоднозначный, но дагестанский поэт Адалло.
У Расула Гамзатова другая судьба. И другая роль в истории как дагестанской, так и советской, российской литературы. И всё надо рассматривать сквозь призму того времени и того места, которое поэт занимал в литературе и в обществе. Внеисторический подход не может быть объективен. Я читал Гамзатова и на аварском и на русском, и слышал, как мой старший брат декламирует переводы стихов Расула на английском. Я читал также его прозу «Мой Дагестан». С высоты сегодняшнего дня можно критически оценивать некоторые политические детали его произведений. Но давайте вынесем политику за скобки и оценим с позиций жизни, по-философски.
Кстати, о политике. На рубеже 80–90-х годов в Дагестане активно муссировались разговоры и писались статьи о некоей «гамзатовской мафии», представленной Расулом Гамзатовым и его братом Гаджи Гамзатовым, тогдашним руководителем Дагфилиала АН СССР. Ясно, что целью этих «версий» было отвлечение внимания от реальной мафии. Я тогда (в начале 1991 г.) написал в выходившей под моей редакцией газете «Маджлис», что несерьёзно утверждать о сосредоточении мафии в Союзе писателей и в Академии наук! И что реальная мафия там, где есть живые финансово-денежные потоки, например, в потребительской кооперации, в торговле, на транспорте, о которых к тому времени ещё никто не писал!
Жаль, что в период пребывания Адалло за границей была уничтожена фонотека с песнями на его стихи. Это действительно преступление. И очень хорошо, что Адалло сегодня издаётся. Очень хорошо, что продолжают издаваться произведения Расула Гамзатова.
Как бы ни менялась жизнь, произведения и Расула Гамзатова и Адалло Алиева, так же как и Омаргаджи Шахтаманова и других дагестанских писателей, будут занимать достойное место на моей книжной полке, наряду с произведениями великой русской литературы.
Аркадий ГАНИЕВ,г. МОСКВА
Добавить комментарий