Накрыто неплохо, или про фуршетную доблесть текущих годов
№ 2014 / 9, 23.02.2015
«О, как я голодал без презентаций!..» – выдал на самой заре капитализма известный автор, выступающий в оригинальном жанре одностиший. С тех давних (или недавних?) пор
«О, как я голодал без презентаций!..» – выдал на самой заре капитализма известный автор, выступающий в оригинальном жанре одностиший. С тех давних (или недавних?) пор сии мероприятия с горами халявной еды и морями пития стали уже укоренившейся традицией в наших столицах, и не только в них. Ну, происходили, конечно, и раньше какие-то праздничные приёмы и диссертационные банкеты – но разве ж то был размах?! Вспоминать смешно…
Каких только собраний в соответствующих залах, кабаках и апартаментах не проводят теперь ежедневно в матушке Москве – от пафосного форума Международной финансовой недели в таинственном Центре инновационных коммуникаций или мастер-класса для менеджеров бензоколонок в «Президент-отеле» до юбилеев театров, газет, радиостанций, открытий и закрытий биеннале поставангардистов и проч., и проч…
 |
Не отстают и многочисленные литературные мероприятия – конференции, вручения премий, отмечания выхода сборников… На этой-то стороне современного литпроцесса и строит сюжет своего романа Наталья Кременчук. Забавно, что при прочтении сего произведения в номерах «Москвы» не раз мысленно переносишься в произведение другое – классическое, впервые напечатанное именно в этом журнале без малого полвека тому назад, – где также наличествуют незабываемые сцены разгула кучкующихся русских писателей. Разумеется, речь о «Мастере и Маргарите», приснопамятной главе «Было дело в Грибоедове», да и не только о ней. Михаил Афанасьевич, правда, живописал гастрономические радости более щедрыми красками; у Натальи же Кременчук преобладают скорее лаконичные перечисления («Шашлычки из индюшьего филе, шашлычки из свиной шейки, шашлычки из сёмги», «Ягоды с шампанским. Стерлядь с икрой. Конвертики с жареным зайцем») или же констатации вроде: «Неплохо накрыли», «Было не очень разнообразно, но в целом сытно», «Прибалты оказались по-европейски жадны» и т.п. Но, с другой стороны, не еде же посвящено произведение; главное тут всё-таки состоит в разговорах на литературные и окололитературные темы… ну и, собственно, в детективной интриге – вспомним название.
Зачин прост: главная героиня по имени Ксения, работающая в Институте возрастных проблем, случайно встречает давнего своего знакомого – который, идя на очередной фуршет, зовёт её с собой…. После чего жизнь, наполненная скучными «делами и заботами матери, дочери и старшего научного сотрудника», в одночасье меняется. Для начала – введение в суть: «– …в Москве ежедневно проводятся сотни фуршетов…// – И? // – И наш президент, президент Академии фуршетов, выдвинул лозунг круглосуточного фуршетирования…// – То есть?! // – Ну, ты и тугодумка! Если захочешь встать в наши ряды, придётся перестраиваться… // Круглосуточно?// – Ты для начала достигни посещения хотя бы одного фуршета в день! // – Но почему круглосуточно?// – Наш президент справедливо полагает, что не только ужинать, но также завтракать и обедать мы должны только на фуршетах!// – А может, и полдничать?/ /– Может, и полдничать! Идея, кстати, неплохая. Это будет твоим вкладом в дело фуршетизации культурного сообщества и подтверждением притязаний на членство в Академии фуршетов».
Далее знакомец – персонаж по фамилии Трешнев, именующий себя академиком-метр-д’отелем, – и, очевидно, некогда в него опрометчиво влюбившаяся Ксения отправляются на вручение премии «Новый русский роман», каковую получает молодой прозаик Горчаковский за книгу под названием «Радужная стерлядь». Устроители в качестве сюрприза выносят на сцену блюдо «стерляди, фаршированной по-царски» (рецепт описан в премированном произведении) – её также должны отведать присутствующие на фуршете… Во время коего и начинается собственно детективная интрига. На фуршетчиков обрушивается известие: в туалете найден мёртвым лауреат. Затем поблизости обнаруживают юную критикессу. Убитую. А потом и вовсе выясняется, что первоначальная стерлядь-то была выкрадена (пирующим вынесли запасную), а выкравший её – отравился насмерть. Потом… Ну, короче, «один роман собрал пять трупов».
Ксения, Трешнев и ещё один «академик» – Инесса (личность не без налёта булгаковской инфернальности, даром что простая учительница словесности!) волей-неволей втягивают свой странный любовный треугольник в собственное, параллельно с доблестной полиционерией, расследование. Применив коллективный мозговой штурм в отношении этой убийственной «Радужной стерляди», они обнаруживают в тексте прямое заимствование из переводного и мало кому известного произведения одного турецкого писателя. Чтобы это могло означать – будет обсуждаться ими, понятно, всё на тех же бесконечных фуршетах и предфуршетах (имеются и такие).
По блужданиям персонажей произведения с застолья на застолье («Ты сначала сделай мне нон-фикшн, потом полу-, а под конец я, так и быть, прочту твой фикшн. Или наоборот. Сначала фикшн… // – Что вы шипите, как поляки. Фикшн, нон-фикшн… Скажи ещё: сюр-фикшн! Нет таких слов в русском языке! // – Уйди, чистоплюй несчастный! Посмотри, где тут у них коньяк. Шампанское уже видеть не могу»), можно неплохо изучить топографию центра Первопрестольной. Встречаясь на его пространстве, они осведомляются друг у друга: «Ты как здесь? С какого фуршета?». Впрочем, небольшой выездной пикничок (детективная линия ведётся неуклонно) произойдёт и в Новой Москве, то бишь в бывшем Подмосковье, а потом фуршетчиков «понесёт на выпить-закусить аж в Питер», а Ксению, – и вовсе за границу: в Киев литературный, на вручение премии «Рудого Панька», сплетённой с идеей Медового Спаса, хотя и в канун Троицы («Чао, невидимые глазу московские тарталетки! Здесь возьмёшь ковригу, обмакнёшь в миску с густой, янтарной хлябью…» и т.д.).
Во всех этих «высоких пьянках», сопровождающихся литературными сплетнями и спорами, ритуальными проклятиями нобелевскому комитету и прочей досужей болтовнёй личности фигурируют вполне конкретные. Они встречаются как под собственными именами («С улицы вошёл Сергей Иванович Чупринин»), так и под вымышленными – вроде какого-нибудь «товарища Камельковского, задолжавшего своим работникам и авторам, по самым скромным подсчётам, более миллиона рублей». А часто (тут приём известный) – один «вымышленный» персонаж существует рядом с прототипом, дабы отвести подозрения на чисто формальном уровне. Допустим, когда на обсуждении в Доме литераторов трилогии для подростков Анжелетты Кимовны Шутовой кому-то приходит эсэмеска от Мариэтты Омаровны Чудаковой, застрявшей в пробке, или когда неподалёку от Дениса Димитрова, «лидера литературной производительности», просматривается Дмитрий Быков… Или – взять, допустим, Трешнева с его «зелёными глазами наглого кота» – знатоки узнают здесь неформального учредителя этой самой фуршетной Академии, существующей в реальности, в виде литературно-культурологического проекта со своим интернет-блогом. Эпизодически возникнет он и под собственной фамилией (которая, как представляется, вообще-то должна бы красоваться в начале сего романа в связке со словом «посвящается»…).
Однако, думается, что если писательская публика прочтёт роман Натальи Кременчук с превеликим интересом, придирчиво выискивая себя и знакомых (и даже, вероятно, даст ему какую-нибудь премию, сопроводив её очередным, особо грандиозным фуршетом, тем более, что в 2013 году рукопись романа стала финалистом премии «Нонконформизм»), – то навряд ли рядовые, нормальные читатели станут азартно разгадывать все эти псевдонимы, намёки и аллюзии. Ибо времена «Алмазного венца», увы, канули – и литература, тем более современная, и близко, как мы знаем, не занимает прежнего места в общественном сознании.
Так что же может привлечь «рядового, нормального» читателя в подобной книге? Детективная головоломка? Может быть – если б, скажем, выпустить такой роман в «акунинской» серии «Лекарство от скуки», где публикуются (во всяком случае, начинали с этого) детективы только с неким «культурным слоем» и какой-никакой интеллектуальной составляющей. Да вот беда – серия нацелена только на переводных авторов. Для отечественных подобные отсутствуют, и те редкие представители массовой литературы, что пишут талантливо, умно и оригинально (да, есть и такие!), совершенно теряются в бурном потоке «литпомоев, разлитых в яркую тару»…
Можно, конечно, помимо детективного грифа, воспринимать роман в качестве живописания быта и нравов определённого слоя населения – для удовлетворения обывательского любопытства насчёт того, «хороши ли фуршеты на гайдаровском форуме», «почему столь обильны фуршеты на премии «Полный абзац», «где и когда можно лицезреть «массовое падение пьяных профессоров» и прочие полубогемные доблести. Но вряд ли все эти пиры во время – пусть не чумы, но спада и вялотекущего кризиса, способны не вызвать у такого читателя, в лучшем случае, глухого раздражения…
Впрочем, автор упреждает возможные упрёки в моральном потворстве сему разложению творческого класса. Недаром героиню посещают мысли: «Что бы все они делали без таких объединяющих встреч? Где бы так демонстративно, так публично любили друг друга, в душе нежно, по-приятельски мечтая перестрелять? Собрать бы их где-нибудь вместе. Не в зеркальных залах, не за ломящимися от угощений столами, не на виду у теле– и видеокамер, а там, где характеры и привычки каждого проявляются резче всего, – за раздачей голодных пайков, при дележе спальных мест в зале с выбитыми окнами, в очереди в замёрзшую уборную…» А профессор Новиков (здесь, видится, автор соединила реального Владимира Новикова с его литературной ипостасью) ближе к финалу и вовсе произносит речь обличительного свойства: «У нас, как известно, всё делается с особым размахом. Узнал я недавно смету одного приличного литературного фуршета – за аренду украшенного зала, за вина и закуски, – притом что народу не целая толпа, а контингент довольно отборный и ограниченный. Напугали меня немножко эти большие нули, и за бокалом приличного бордо обсуждаю ситуацию с другом. Он мне говорит: «Пусть писатель хотя бы здесь почувствует вкус настоящей роскоши, а то он её лишь по телеэкрану весьма приблизительно представляет. Ведь не пожив салонной жизнью, «Войны и мира» не напишешь. Наряду с нищетой полезно и блеск изучить». Не спорю, но почему-то мне кажется, что жюльен этот в кокотнице приготовлен не из дичи, а из российских старушек, у которых последние гроши поотнимали наши друзья-банкиры… Что-то природно сопротивляется во мне интимному союзу творческого труда и капитала» (после чего, правда, убегает – то ли на заседание, то ли на очередной фуршет).
В общем, – все приличия соблюдены; кто теперь скажет, что перед нами не добротное сатирическое произведение? Остаётся надеяться, что хоть язвительной сатирой, хоть ироническим детективом, хоть увлекательным репортажем для жёлтой прессы страниц на двести с гаком, хоть тушкой или чучелом роман Натальи Кременчук всё-таки дойдёт до читателей, которые не писатели. Поскольку там не только накрыто неплохо – но и написано тоже… вполне на уровне. Так что им тоже не помешало б – приобщиться, получить представление… ну, и сделать собственные выводы, разумеется.
Наталья Кременчук. Смерть на фуршете: Роман. – Журнал «Москва». – 2014. – №№ 1, 2.
Дарья ВАЛИКОВА
Добавить комментарий