Легенды и мифы заводской культуры

№ 2014 / 11, 23.02.2015

Последнюю книгу Ксении Букши «Завод «Свобода» уже успели окрестить новым производственным романом.
Определение смелое и сомнительное.

Последнюю книгу Ксении Букши «Завод «Свобода» уже успели окрестить новым производственным романом.

Определение смелое и сомнительное.

Смелое, потому что производственный роман никогда не считался эстетическим эталоном. Скорее наоборот, низовой литературой, идеологическим лубком. До революции баловали приключениями Бовы-королевича, после — настойчиво потчевали поэзией рабочего гудка, прозаическими ритмами пятилетки, эстетикой освобождённого труда и растущей над собой личностью. Производственный роман — похвала сама по себе сомнительная и двусмысленная. Производственный роман при отсутствии производства?

Ксения Букша

Что это? Насмешка?

Производственный роман для кого? Для креативного класса?

Ведь выходит он не в копеечной серии «Классики и современники» для общенародного чтения.

Однако сомнительность не только в размытости адресата.

Сомнение в художественной убедительности предлагаемой книги.

Вместо честных рабочих лиц и традиционного производственного конфликта перед нами модернистская игра в индустрию, упражнение в форме, в приёме, шутиха, нарочито написанная вещь, — уже это заставляет отнестись к нему настороженно.

Убеждение в том, что перед нами роман вовсе не производственный, а его излишне и поспешно поставили в традиционный советский ряд «Гидроцентрали» и «Энергии», основывается прежде всего на том, что никакого производства в книге в общем-то и не изображено. Производственный роман весь был закручен вокруг процесса труда, деятельности, через который раскрывался человек и созидался целый мир. Весь он — плод марксистской диалектики (производство человеком условий своего существования неотъемлемо от производства человеком самого себя). Это и было в нём интересно, это и завораживало — процесс рождения нового мира, нового человека в труде, в деятельности.

Процессуальность, которая, кстати говоря, не может быть слишком растянута во времени, в книге Букши как раз отсутствует. И невероятный для небольшой по объёму книги временной разбег (советский и постсоветский период существования завода) и разбивка на мелкие главки — всё это уничтожает процессуальность, демонстрирует, что перед нами вовсе не производственный роман.

Но если не он, то может быть просто история одного завода, как следует из названия?

Однако и истории одного завода у Букши не получается.

История завода должна была бы выглядеть как история индустриальной сущности, производственной структуры. Претензии на такое отображение в книге есть. Но автор, кажется, полагает, что одним лишь изъятием у персонажей фамилий он создаёт кафкианскую атмосферу вещного мира. И всё же никакие литеры вместо фамилий не способны убедить читателя в том, что перед ним действительно история завода. Слишком простой трюк для столь сложной задачи.

Требуется много больше усилий. Больше хотя бы потому, что история любой местности, любого учреждения неизбежно норовит сместиться в сторону истории людей их населяющих и составляющих.

Что такое щедринская «История одного города»? Это история глуповцев и их градоначальников.

Формально у Букши похоже. Вот туманное и противоречивое по свидетельствам директорство G с отсылками к хрестоматийному рассказу Акутагавы Рюноскэ «В чаще». Вот крепкое руководство N, изобретательное заводоначалие V, переходное NN, трудное и тернистое L. И на фоне всего этого победы, изобретения, «войны за просвещение», за рацуху и место под рыночным солнцем.

Но это именно формально. Сколько не старается Букша, у неё не получается даже то, что обычно выходит, не получается история заводчан, которая теряет глубину и содержательность в неадекватно подобранной форме «устного творчества».

Задумка написать художественную историю завода требует понимания того, что завод должен глядеть со страниц книги на читателя самостоятельно, отдельно от людей живущей сущностью. Завод должен был бы стать субъектом, существом, заполняющим всё художественное пространство своим безличным Я, структурой, угасающей или наоборот самодовольно разливающейся по живой человеческой округе. Решить это можно было только в модернистском ключе, и Букша с этой точки зрения двинулась в верном направлении. Только так можно было дать историю завода.

Однако модернизм её оказался деланным, нарочитым, формальным, непоследовательным. Он не пошёл далее языковой игры и чисто формальных ужимок и стилизации «под».

Кто-то из критиков называет стиль письма Букши постджойсовским. Льстит, конечно, не жалеет классика. Потому что одно лишь письмо в несогласии с правилами русской грамматики и традиционной формой никого наследником великого ирландца ещё не делает.

У меня от текста романа, признаться, совершенно иное впечатление. Читая одну устную историю заводчан за другой, я не могу отделаться от мысли, что передо мной попытка пересказать рассказы, положим для примера, Льва Кассиля, человеком, помешанным на модернистской литературе.

Понятна общая задумка попижонить, поиграть стилями, завести многоголосицу голосовых техник — смотрите, как я умею. Однако это не слишком хорошо получается. Автор старается, спору нет. Но если следить не за мелкими эффектами, а за общей интонацией, мелодией текста, то вы услышите одномерное «бу-бу-бу», а не различные голосовые техники. Обилие этого «бу-бу-бу» уже к середине книги начинает раздражать читателя. Чем больше автор говорит, чем больше увлекается, тем меньше ему есть что сказать — это уже аксиома.

Здесь случай ещё тяжелее, потому что говорит уже не автор, а говорят персонажи. И их бубнением, бормотанием, сказом движется вся книга. Автор кинулся в сказовую стихию, в устную речь, напирая на эффектность приёма, и это привело его к утрате контроля над текстом, к тому, что он вынужден плестись в логике этого бубнения и бормотания, этой безудержной болтовни, посредством которой разворачивается не слишком-то богатое содержание. Через эту болтовню и бормотание в текст проникает поверхностность — и в итоге автор катится по наклонной событий. Он — пленник бормочущих персонажей, пленник той узкой формы заслоняющей содержание, в которую он сам себя заковал. Перечитайте книгу вновь, и вы ощутите, как оседает первоначальный восторг от языкового плетения. Перечитайте, и вы увидите, что языковая и стилистическая позолота, о которой говорят критики, превращается в гнилые черепки, а сорок с лишком баек о жизни и быте заводчан оборачиваются ничего не значащими, ничего в душе не трогающими пустышками.

Итак, перед нами не история завода и не производственный роман. Ведь смысл и содержание последнего состоит в изображении процесса, который заставляет по-новому осветить образы и характеры персонажей показать их в конфликте, динамике и борьбе.

В романе Букши всё это отсутствует.

Но в нём нет и завода, нет и персонажей, нет того конфликта, процесса, который мог бы осветить их развитие.

Нет, потому что нет поэтической (в широком смысле) писательской работы, потому что писатель опустил руки и пошёл лёгким путём игры с формой, подменил на самом деле нетронутую современной литературой производственную тематику (деградации, угасания, нирваны, небытия, или новой надежды?) байками и анекдотами из заводской жизни, отвёл себе роль редактора, Шурика на диалектологической практике.

Понятно, что из производственной темы трудно сделать что-то стоящее в эстетическом смысле, слишком уж прикладное значение она несёт. Но, если вы хотите увидеть как можно раздвинуть её изначально узкие рамки, как заставить заиграть новыми красками, глубиной, эту казалось бы обкатанную тему, то лучше обратиться к «Утолению жажды» Трифонова, роману, который при всех своих огрехах, представляет достойный образец решения производственной задачи в оговорённых жёстких условиях.

Что же за книга перед нами?

С профессиональной точки зрения — наверное, это всё ещё ученическая работа. И вина в этом лежит скорее на самом авторе, который не пишет книгу, а демонстрирует искусство освоение той или иной техники.

С содержательной стороны, на мой взгляд, перед нами совершенно новый жанр, не имеющий отношения ни к производственному роману, ни к истории заводов и фабрик.

Что же это?

Это собрание мифов, баек и легенд, особая художественная форма, необходимый компонент организационной культуры любой современной корпорации, любого современного предприятия. Это повествование о таинственном рождении, героях и антигероях, достижениях и поражениях, правилах и славной истории какой-либо компании.

Наверное, сотрудникам заводской структуры, организации, с которых всё это заботливо, как пчела, собрала Ксения Букша, всё это близко и интересно.

Но мы, к сожалению, всего лишь простые читатели, и ждём не брошюры о корпоративной истории в модернистском стиле, а просто литературы.

Сергей МОРОЗОВ,
г. НОВОКУЗНЕЦК