КАВКАЗСКАЯ ТЕТРАДЬ УРАЛОЧКИ

№ 2005 / 16, 23.02.2015

Есть поэты, которые входят в литературу тихо и незаметно и так же существуют в ней. Есть другие, которые врываются стремительно и ярко, заявляя о себе во весь голос. Такие часто сгорают на лету, но если уж остаются, то навсегда.

Есть поэты, которые входят в литературу тихо и незаметно и так же существуют в ней. Есть другие, которые врываются стремительно и ярко, заявляя о себе во весь голос. Такие часто сгорают на лету, но если уж остаются, то навсегда.

В начале 70-х ХХ века Марина Ахмедова, а тогда ещё Колюбакина, поступила в московский Литературный институт имени Горького после челябинского Педагогического, где училась на отлично, но всё же, несмотря на постоянные публикации в областных газетах, остро ощущала нехватку той столичной, неповторимой поэтической атмосферы, в которой одной только можно было расти и развиваться.

В поэтическом семинаре Евгения Долматовского, где всего-то было двенадцать молодых поэтов, совершенно непохожих друг на друга, Марина была самой яркой и самой дружелюбной. К ней тянулись все — и болгарин Андрей Андреев, и таджичка Зульфия Атоулоева, и латыш Игорь Якайтис, и белоруска Светлана Бартохова, и табасаранец Шамиль Казиев. В ней тогда уже было сильное объединяющее начало и стремление переводить собратьев по перу на русский язык. Отсутствие творческого эгоизма, желание помочь товарищу увидеть стихи на русском языке впоследствии сделали из неё настоящего профессионального переводчика.

Её связывали дружеские отношения с замечательным поэтом-фронтовиком Михаилом Лукониным, которого она считала своим духовным наставником и посвятила ему немало стихотворений. О её поэтическом дипломе прекрасно отзывались такие выдающиеся литературные критики, как Александр Михайлов и Лев Озеров, поэт Лев Ошанин.

В пору литературной юности её кумирами были Маяковский, Рождественский, Вознесенский. Стремительная и порывистая, она любила порывистый и стремительный стих. Из любви именно к этим поэтам сформировалась и основная суть её собственной поэзии — гражданственность. Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан, эти некрасовские строки были её девизом. Её всегда очень интересовала общественная жизнь. Она стала главным редактором институтской газеты «Колокол», которую выпускала с любовью и боевым поэтическим задором. Летом Марина была непременной участницей всех наших литературных агитбригад, с которыми побывала на Северном флоте, в Псковской области, на Горном Алтае, в Сибири. Её манили пространства Отечества, ей всё хотелось увидеть своими глазами, почувствовать и написать об этом не с чьих-то слов, а только исходя из собственных своих ощущений.

В Литинституте было принято сурово разбирать стихи друг друга, и все к этому относились как к должному и само собой разумеющемуся. Это вырабатывало самокритичное отношение к себе и прививало настоящий вкус к хорошей поэзии. Стихи Марины тоже бивали не раз, но она к этому относилась всегда с доброй иронией: «Лучше пусть бьют, чем не замечают». Она всегда придерживалась мнения, что у всех хороших поэтов могут быть плохие стихи. Это нормально. Ненормально, если сам поэт будет считать их хорошими. Именно поэтому она предельно строга к своему творчеству, не любит глупой лести и старается не предаваться ей сама.

Сегодня, когда я встретил Марину в Дагестане, в самой гуще литературной жизни республики, сразу же узнал её, такую же неуёмную и небезразличную ко всему, что творится в мире и литературе. Её книга «Кавказская тетрадь», которую я прочитал на одном дыхании и с огромным интересом, поразила меня, хотя с некоторыми стихами я был уже знаком. Лирический герой Марины всегда живёт в реальном, а не выдуманном мире. И он не боится этого мира, а смело идёт ему навстречу. Марина естественна в поэзии, она ею дышит, как воздухом. В её стихах — судьба её страны, судьба её семьи и судьба Дагестана, который она полюбила всей душой. Её поэтическая судьба неотделима от судьбы Дагестана. У Марины нет надуманных стихов, сюжетов, тем. Всё, о чём она пишет, взято из жизни.

 

Раздвинув прошлое рукою,

Как неминучую беду,

Я вижу — мама над Невою

Паёк съедает на ходу.

Полудитя, полустаруха

Судьбу на саночках везёт,

Но озаряет сила духа

Лицо прозрачное, как лёд.

 

В её поэзии всегда присутствовала внутренняя раскованность, несмотря на довольно жёсткое идеологическое время, в котором нам пришлось жить. Это было время, когда многие сдерживали свои внутренние эмоции, но не она — она всегда смело перебарывала в себе внутреннего цензора. И лучшие её стихи и поэмы, такие как «Золотая гора» и «Заложник», «Осень столетья», «В Гефсиманском саду», «Когда февраль бинты снегов сдирает» и другие, написаны на пределе поэтических эмоций:

 

Но не зови, ведь всё равно

Мне не дано уже вернуться

Туда, где ветви за окном

Всё ниже и покорней гнутся.

Где не поймёшь меня и ты…

Но тот бы понял, тот бы понял,

Кто ночевал однажды в поле

Под небом серым и пустым.

В «Кавказской тетради» немало очень разных и очень хороших переводов Марины Ахмедовой — и о них особый разговор. Как поэт, сам немало переводивший, я просто восторгаюсь её альтруистическим отношением к своей профессии. Многие наши литинститутовские однокашники считали Марину поэтическим донором, то есть человеком, который без сожаления отдаёт свои лучшие поэтические находки переводимому им автору. Но думаю, без этого Марина не состоялась бы как очень яркий и самобытный переводчик. А главное, востребованный. Многие её переводы Расула Гамзатова просто блестящи. О них очень хорошо отзывался ныне покойный Яков Козловский, который, кстати, был основным докладчиком при приёме Марины в члены Союза писателей СССР. Мне кажется, вклад Марины Ахмедовой в развитие дагестанской переводческой школы ещё по-настоящему не оценён, ведь только истинному таланту по силам столько времени и духовных ресурсов отдавать другим.

Как человек, хорошо знающий Марину с юности, как русский писатель я горд за неё, ведь в ней воплотились лучшие черты моего народа. Она поэт, переводчик, просветитель, столько лет уже издающий дагестанскую литературную газету и болеющий всей душой за дагестанскую литературу. Останься она в своё время в Москве, возможно, её литературная карьера сложилась бы даже удачней. Но тогда бы не было такой книги, как «Кавказская тетрадь».

 

Геннадий ИВАНОВ