Максим СЕНТЯКО. Мы – не пахари, только солдаты

№ 2015 / 32, 17.09.2015

ОЯМ

 

Опасность языков Морфея.

Спустил принц сна своих собак безродных.

Ночная горькая аллея.

Голодных псов, на подвиги негодных.

 

Оседлость языков страданий.

Травил сердец волнующую жилку.

Угодлив, предан для заданий.

Разбил души растущую копилку.

 

Огромный уголок кошмаров.

А в ней нет денег – страшно он расстроен.

Безумный запах от отваров.

Там то – чего и я опять достоин.

 

                        ***

В окошке дома неустанно

Смеётся штора фонарям,

И сыплет снег, как будто манна

На главы верным егерям.

Сгущался праздник в эти мощи,

Пронёсся ветер чувств и душ,

В уснувшей, тихой сосен роще

Унынье древа быстро рушь!

И тюль спадёт – фонарь устанет

Шептаться с тканью. Надо льстить!

На стуле белом догораю.

Чужих поэтов не кормить!

 

 

ФЛЕЙТА

 

Продаю единственную флейту,

Не играл на пластике для духа,

И идут на брошенные рейды

Звук небес и перепонка уха.

 

Я предал – и деньги по карманам,

Чтоб другим воздать за дело блага,

И в игре простой, но первозданной

Замерзает блеск простого шага.

 

Из чужих бумажников достану

По чуть-чуть, чтоб позже всё вернулось,

Моему любви пустому плану

Два зрачка открылись – блажь проснулась.

 

 

ОТКРЫТАЯ ФОРТОЧКА

 

В душном мире – вокруг только доски,

Я блуждаю, ища свежий дух,

Неживые, горящие блёстки

И помятый редеющий пух.

 

Даже сетки натянуты – холод,

Крылья мух не пройдут в эту щель,

Мрамор глав брошен вниз (то есть сколот),

Вод грунтовых потоки – суть сель!

 

Я забыл, как зовутся частицы

Тех миров, где горит пленный ум,

И на кончиках брошенной спицы

Умещаются разум и трюм.

 

И стальное ушко – лишь окошко,

Не пройти в эту узкую щель,

Я открыл и вдыхаю. Немножко!

Чтоб спокойным возлечь на постель.

 

 

ПАЛЕЦ

 

В красном цвете по локоть руки

У того, кто натёр их до цвета,

И седло, прикрепляясь подругой

Разбивает рекорды атлета.

 

У него краснеют по локоть

От того, что забилось в грудине,

И земли, что забилась под ноготь,

В лёгких тканях – в обмотанной тине.

 

Кровь стекает, давая острастку,

Кто убил – тот краснеет кистями,

Карандаш лишь один на раскраску,

Но эмоций букеты – горстями.

 

Я краснею и тоже руками,

Не по локоть и не до предплечья,

Только палец плюётся мазками

Красной краски пустого увечья.

 

 

В ВОДУ…

 

Первый раз я спускаюсь в воду,

А вернее буду спускаться.

Взяв противную гадкую моду

В этих каплях царить и теряться.

 

Синевой отольёт даже белый

Цвет той кожи – будет покрыта,

Плод упавший, но праведно спелый

Оплетёт душу снова – разбита.

 

Я спущусь, озираясь на плитку,

Может кто-то ещё будет рядом,

Написать и заполнить открытку

Мне удастся; уйду с этим стадом.

 

Но и в стаде есть капли прохлады,

И спадают с волос эти воды,

Два пути – отдалённые платы,

Что могли бы поднять блага своды.

 

                              ***

Предатель после долгого моленья

О благости и милости с вершины,

Меняю свой молебен в преступленья,

С водой разбив бетонные кувшины.

И на ковре валяясь, у гирлянды,

Я жалость пробуждал дыханьем близких,

Отбитые и славные атланты

Мне дарят шоколад и колбу виски.

И те, кто мне казался выше гребня,

Теперь со мной на уровень упали,

Из запаха живого – только хлебный

Кусок судьбы моей по столику скатали.

 

                             ***

Раз двадцатый срываюсь с цепи,

Сколько нервов канатом прошито,

Если можешь хвалить – отлепи

От лица непрозрачное сито.

Не допитым остался комок,

Что сплетает и в счастье раскаты,

Надави и испей этот сок,

Что прекраснее кары и платы.

Мы – не пахари, только солдаты.

 

                           ***

Из пятнадцати пуль – попадает одна,

Зажигаются каплями раны,

Якорь, падая вниз, забирает у дна

Недопитые волнами планы,

Их ласкают бессмертья обманы.

Из пятнадцати пуль – заряжалась одна

В карабины, мушкеты, пищали.

Неужели бездомна и духом бедна

Эта жизнь, ведь её мы забрали?

И оставили в ряби те дали,

Что нам суть без чудес проиграли!

 

 

ГИЕНА

 

Я нашёл в ваших мыслях прорехи,

Так клеймите, гоните меня,

Претендуя на ветхие вехи,

Я один в этом празднестве дня.

Показал, где пробита обшивка,

Где течёт в вашу лодку вода,

Нарекли меня снова паршивым:

«Не ходи в этот град никогда!»

Я всегда спотыкался о ноги

И брыкался в указах обмена,

«Обходи наших мыслей пороги!»

«Добрый вечер! Представлюсь: Гиена!»

 

                          ***

Деревенские кровли пробиты,

Стрелки капают, как у Дали,

Сквозь бездомное вечное сито

Меня раненым в карцер вели.

 

Задыхаясь, крича от упадка

Сил и слов, что текли просто так,

Я на рану прикладывал ватку,

Караульного видя за шаг.

 

Я не нужен – листы на растопку,

Не читали ни слова, ну что ж,

Уступая и падая робко,

Мне кричали: «Увы, не хорош!»

 

                           ***

Ты создана нарочно для поэта,

А я как раз, наверное, такой,

Небритый, недоученный, раздетый,

С дрожащею, но пишущей рукой.

Сверкаешь ты на сцене ежечасно,

И круг твой жизнелюбцев – мне претит,

Белков в глазах сосуды цветом красным

Уныньем диким ткут дичайший вид.

И я прошу, держась за мысли света,

Пуститься в волны плаванья со мной,

Ты создана нарочно для поэта,

А я как раз, наверное, такой.

 

                    ***

Я видел другого поэта,

Он молод, ему – не чета,

Поверили счастью стада,

Им даже безумье воспето.

Листки оставляя в столе,

Советуя что-то из Гёте,

Стихи вы, увы, не порвёте,

Оставив ключи на руле.

 

Он лучше слагает слова,

Я – просто желающий славы,

И жизнь не бывает права

В одной тусклой ноте октавы.

Он честен в отбитых словах,

Я зависть пишу – почерк странный,

В моей и его головах

Шампанские вина для ванны.

 Максим СЕНТЯКО

г. ИЖЕВСК