ПРОДОЛЖАЕМ БЛИЦ-ОПРОС

№ 2015 / 37, 21.10.2015

«Какое место в отечественной культуре занимают барды-шестидесятники?

Достойны ли они изучения в школе?»

Сергей ДМИТРЕНКО, историк литературы и культуры, прозаик;

доцент Литературного института;шеф-редактор журнала «Литература» ИД «Первое сентября»

Мне думается, что ваш вопрос порождён во многом той чехардой в понятиях и даже в терминах, которая существует в современном российском литературоведении и в культурологии. Феномен бардов и т.н. бардовской поэзии сформировался в подцензурных обстоятельствах развития отечественной культуры в советское время и давно ждёт фундаментального историко-культурного исследования. Сейчас же не только с обыденной точки зрения, но нередко и с точки зрения, претендующей на аналитику, список бардов объединяет и настоящих, большого таланта поэтов, и милых любителей, чьи самоделки тоже кого-то грели, да и продолжают греть.

Надо наконец уйти от выморочной типологии и просто рассматривать в историко-литературном контексте индивидуально творчество каждого, кто в советское время складывал рифмованные строчки, превращавшиеся в песни. Лишь тогда мы увидим здесь что-то новое, реальное.

А мемориальные доски – и вовсе не критерий художественности и т.п. Нередко их вывешивание – просто следствие активности родственников и других заинтересованных лиц. (Это я говорю безотносительно к доске Юрию Иосифовичу Визбору, который, как известно, наряду с Юрием Ковалём, Юрием Домбровским и ещё одним московским таксистом составил раблезианский «Клуб Юриев Иосифовичей» и уже за одно это памятной доски достоин, во всяком случае общей для них).

Я также скептически отношусь к самому этому термину «шестидесятники» (тем более что и в XIX веке в России были свои шестидесятники). Здесь тоже навалено всякого – одному исследователю не разгрести.

Задача школьного литературного образования – научить подростков отличать и понимать художественные произведения, вдохновляться их эстетикой и этикой. В школе надо обращать внимание не на течения и направления в литературе, не на группы и тусовки, даже не на наследие того или иного автора (мало ли что он наворочал за свою жизнь!), а на то, что обладает чертами художественного совершенства. Кем бы оно ни было создано. Так школьники узнают многое и о многих.

А зачинателям, участникам этой дискуссии и читателям «ЛР» советую просто перечитать стихотворение прекрасного поэта (хотя его часто причисляют и к бардам) Дмитрия Сухарева «Шестидесятники» (1986). Оно очень многое объясняет и открывает в нас самих, уроженцах СССР и жителях посткоммунистической России.

ИЗ ОТКЛИКОВ НА ОТВЕТЫ,

ОПУБЛИКОВАННЫЕ В ПРОШОМ НОМЕРЕ

СЕРГЕЙ (yangur@rambler.ru)

Считаю, что В.Лютый прав. Девочка, что написала статью, совсем не знает русских поэтов 20 века. Да и одна ли она? А они были, и есть. Просто либеральная печать тихо эти имена хоронит. А.Передреев и Ю.Кузнецов, В.Соколов и Н.Рубцов, О.Фокина и Т.Глушкова и ещё десятки других замечательных русских поэтов, которым барды и в подмётки не годятся. И засорять головы молодых посредственной писаниной не к чему. Даже преступно.

БОРИС (boris.kos@mail.ru)

1. Серьёзное место в отечественной культуре (именно в культуре, а не в литературе) занимают не все барды, а только шестидесятники. К слову, каждый из них не поэт, не музыкант, не певец, а именно бард. Своего рода сложная смесь поэзии, музыки и исполнительского мастерства.

2. Самые выдающиеся из бардов-шестидесятников достойны мемориальных досок. Что касается школы, то достойно изучения само явление авторской песни 60-х годов. Но не на уроках литературы, а, скорее, на уроках истории.

Борис САВЧЕНКО, писатель

Без малого 30 лет назад я выпустил книжку, которая, так и называлась – «Авторская песня». Наверное, это была первая попытка в печати осмыслить популярное в 60–70-е годы, особенно, в среде интеллигенции, музыкально-поэтически-исполнительское явление, и тем не менее даже с так называемой «оттепели» подвергнутое государственному остракизму. Любопытно, что Вадим Егоров тогда категорически заявил мне, что это дело «зряшное» – книжку не напечатают. Я возражал… В воздухе витали ветры перемен.

Конечно, работе над этой небольшой книжкой, которая являлась для меня в тот период «томов премногих тяжелей», предшествовали и промелькнувшие, как сон золотой, благоговейные впечатления от бардовских выступлений в каких-то подвалах на Сретенке и Таганке, и последовавшие позже многочисленные встречи и знакомства с самыми яркими представителями гитарного братства. Я всегда буду помнить домашние концерты несравненной Вероники Долиной и Новеллы Матвеевой, моих ушедших друзей Жени Клячкина и Жени Бачурина. А каково было слушать не в зале, а тет-а-тет основоположников жанра Михаила Анчарова и Булата Окуджаву. А может, кто ещё помнит «Зелёную карету» в дивном исполнении Саши Суханова? Это всё живо во мне и хранится в тайнике душе как элексир сказочного счастья.

Но в середине 80-х жанр уже сдулся, скукожился, если не сказать умирал. Хотя спорадические потрясения ещё случались. Вспоминаю, что песню Окуджавы «Римская империя времени упадка» я впервые услышал по… «Голосу Америки», а потом уже воочию в каком-то затрапезном ДК.

Резкое падение популярности авторской песни связано, на мой взгляд, с двумя моментами. Во-первых, ушли в мир иной наиболее талантливые представители жанра: Анчаров, Высоцкий, Визбор… Другие, как Новелла Матвеева и Булат Окуджава,перестали выступать. То есть авторская песня лишилась корифеев, с именами которых, собственно и связано это явление. Во-вторых, и это, наверное, главное – был снят с повестки дня тезис «запрещать и не пущать», перестройка добила жанр. Ведь авторская песня была сильна не столько костровой тематикой, сколько скрытым протестом, выраженным через эзопов язык. Эти песни были, как глоток кислорода для задыхающегося, как Кастальский источник, дарующий страждущим духовную силу.

Прошли годы, и сейчас бы я не стал изливать восторги по поводу авторской песни. Она вроде есть, и её вроде нет. Изжила себя что ли? Не так давно прошёл даже Грушинский фестиваль. А кто знает, что там пели? Талантов, равных по уровню корифеям прошлого, на горизонте что-то не просматривается. И потом, никаких запретных тем, кажется, нет, а что же мы не слышим ярких, острых песен о жиреющих олигархах, продажных чиновниках из верхних эшелонов, об умирающих деревнях и нищающем народе, о законе, что дышло… Да мало ли колющих сердце тем.

Впрочем, что горевать о дышавшем на ладан жанре, когда из культурного оборота изъят целый пласт вообще песенного творчества 50–70-х годов (сколько там было прекрасной лирики!). Всё сметено могучим ураганом, имя которому шоу-бизнес.

Что касается мемориальной доски Визбору. Непонятно, почему её установили сейчас и на доме, где прошли его отроческие годы? А последующие тридцать пять лет жизни где он провёл? Ладно, если звёзды зажигают, то… тогда не мешало бы установить такие доски и другим не менее выдающимся бардам.

Как учебный материал (независимо от объёма) место авторской песни скорее в музыкальных школах и вузах, а не в общеобразовательных заведениях – там, по-моему, даже классикам русской литературы места не хватает. А песню всё-таки слушать надобно.

Герои дней подмены

В прошлом номере «Литературной России» (№ 36 от 16 октября 2015) зашёл разговор о бардах, договорились до того, что предложили изучать их творчество в школах, только критик Вячеслав Лютый пытался оспорить значимость этого явления. Безусловно, бардовская песня – это часть нашей культуры, но культуры низовой, китчевой, тянуть её в школы просто смешно. Появление авторской песни связано с Великой Отечественной войной, вернее, с невозможностью писать стихи после Освенцима, гитара помогала преодолеть этот психологический барьер, когда не самые сильные вроде бы стихи с помощью музыки проникали в искалеченное войной сознание.

Первым полноценным бардом можно считать Михаила Анчарова, это был добротный советский поэт, прошедший войну, ему было что сказать и без гитары, но он всё-таки решил подстраховаться, используя музыку в качестве подпорок. Тем не менее, как большого поэта его никто не воспринимал, если не ошибаюсь, при его жизни не вышло ни одного сборника его стихотворений. Анчаров начал активно использовать исполнительские театральные маски, именно он первым стал петь песни от лица, например, танка «Т-34» или психа из больницы имени Ганнушкина, то есть делать то, чем позднее прославился Высоцкий. Вообще, Высоцкий ободрал Анчарова, как липку, просто заимствуя многие сюжеты его песен, сделал это он, правда, виртуозно, в своей неподражаемой артистической манере, да и версификатором он был более искусным, чем Анчаров, разделив, впрочем, издательскую судьбу последнего, при его жизни его стихи были востребованы гораздо меньше, чем песни.

Более хитрым был Окуджава, он вступил на стезю авторской песни, имея уже за спиной поэтический сборник, пусть и изданный в Калуге, потом его сборники выходили регулярно. Из Окуджавы мог бы выйти талантливый стихотворец, но он взялся за гитару, что и погубило его как поэта, многое из написанного Окуджавой на бумаге – сегодня читать просто не возможно. Не звучи его песни в советских кинофильмах, сегодня бы об Окуджаве никто не вспомнил. Да и этическая составляющая его творчества – очень сомнительна, человек в стихах предлагал «на любовь своё сердце настроить», а на деле – призывал к кровавой расправе над людьми, поддержавшими Белый дом в октябре 1993 года, требовал ограничения свободы печати, закрытия неугодных Ельцину газет и журналов. Зная об этом, в сюсюканье окуджавовских песен сегодня просто не верится.

Визбор вообще не был поэтом, он писал тексты песен. Посмотрите, как он изуродовал стихотворение Ярослава Смелякова «Если я заболею»:

Не больничным от вас

Ухожу я, друзья, коридором,

Ухожу я, товарищи,

Сказочным Млечным путём.

Это советская агитка, лубок, настоящий поэт так с хорошими стихами не поступит. Песни его поют ныне уже вымирающие туристы, ну и пусть поют, кто ж против. Слава Богу, родственники Визбора и создатели, недавно установленной памятной доски, не стали писать на ней, что Визбор – поэт, написали просто: бард, актёр, журналист, и правильно сделали, пусть в памяти людской он останется тем, кем и был.

От творчества Галича в истории литературы останется, пожалуй, только стихотворение «Памяти Пастернака», но это, скорее, заслуга Пастернака, а не Галича. Остальных и обсуждать бессмысленно. В этом году, правда, попытались легитимизировать бардовское движение, вручив премию «Поэт» Юлию Киму за политические заслуги. Однако такое наглое проталкивание китчевой культуры вызвало негодование даже прошлых лауреатов премии – Александра Кушнера и Евгения Рейна, вышедших в знак протеста из жюри премии. Причём никто из поддержавших это вручение так и не объяснил, за какие поэтические заслуги Киму полагается эта награда. Вышло потом, правда, несколько заказных статей, например Алисы Ганиевой, мало чего смыслящей в поэзии, в поддержку этого решения, где самым главным аргументом было то, что песни Кима слушал весь Советский Союз, ну и что, а следующее поколение вместо «О, Рио, Рио» напевало «Чао, бамбино», это не показатель.

Было, правда, такое интересное явление, как «Заозёрная школа», которое больше внимания уделяло поэтической, а не песенной составляющей в своём творчестве, но оно ещё не достаточно изучено, и в школах о нём говорить пока ещё рано.

Так что преподавать в школах, собственно, и нечего – несколько стихотворений Высоцкого, Окуджавы, одно стихотворение Галича – упомянуть можно, остальных и приплетать не стоит. У нас, помимо бардов, достаточно русских поэтов советского времени, почти не изучаемых в школе, тот же Ярослав Смеляков, Владимир Соколов, Анатолий Жигулин, Борис Примеров, список можно продолжить.

Что касается увековечения памяти, ничего плохого в этом нет, тот же Визбор, думаю, памятную доску заслужил, но доводить ситуацию до абсурда, когда в каждом городе, где выступал Окуджава, пытаются открыть музей его имени, тоже не нужно. Литераторов должно беспокоить другое, вот, например, в Павлодаре дом-музей Павла Васильева планируют сделать филиалом Музея литературы и искусства имени Бухар-жырау. Казахи бьют тревогу, музей в результате такой оптимизации может погибнуть, и где наши литераторы? Они предпочитают размышлять о мнимых величинах, вроде бардов. Если бы речь шла об оптимизации музея Окуджавы, в его защиту сразу бы выступил хотя бы Дмитрий Быков, а Павел Васильев, получается, никому не нужен. Значимость Васильева осознают казахи, а в России об этом молчат, мол, это не наше дело, нам бы бардов в школы пристроить, молчит и Министерство культуры, хотя это его прямая обязанность – защищать интересы русской культуры. Так и происходит культурная подмена, забалтывание проблем, навязывание мнимых величин, сдача позиций русской культуры во всём мире, нынешняя Нобелевка – не в счёт, она, наоборот, подтверждает, что сегодня торжествуют «герои дней подмены». Нужно понимать, что вслед за сдачей национальной культуры следует и утрата национальной идентичности, поскольку бардами – Голливуд не перешибёшь.

shuvalov