Идейный АВИТАМИНОЗ

№ 2015 / 40, 12.11.2015

С «Адаптацией» я знаком лично, но знаком, говоря англоязЫко, two times. Первая встреча была в неразберихе девяностых, где-то посерёдке, в движухе «За анонимное и бесплатное искусство». Они могли спуститься вместе с нами и прочими анархистами в каменоломни Горок Ленинских, откуда родом белый камень Москвы времён Ивана Грозного. Но, может, там их и не было – пусть поправят товарищи, если живы…

Фестиваль реального андеграунда – 1997-го, ноября, если не ошибаюсь. Организовывали звук из магнитофона «Электроника» на каменной сцене люди, которые потом снимут «Пыль» и «Шапито-шоу». Но если не там, то «Адаптация» всё равно была – легко приезжала из своей Актобы по анархо-призыву. Впрочем, снова могу путать – была в ЗАиБИ ещё одна, похожая названием группа с вокалистом со шрамом на лице, в велоперчатках (не хватало пальца) и чёрных, как у Летова, очках, обижавшимся, когда я их путал. Историческая ирония и инверсия тогда настолько царствовали в юных умах, что название «Сопротивление» и «Адаптация» легко могли спутать.

04

 

Так это начиналось – то под землёй, то на продувных бетонных этажах  недостроенных зданий, то в небольшом рок-клубе Джерри Рубина на Ленинском проспекте. Тоже под землёй, но поближе. В диком неслиянно-нераздельном угаре-слэме, потном воздухе юных непарных гормонов, где названия групп специально не выпячивались, одни и те же подыгрывали в разных составах, мы подпевали и чью-то песню «моя родина – СССР», причём, припев был скорее ироничным, в помине не было тренда, потом разово осёдланного «Оргией праведников». Я помню, как счастливо обступали условную сцену и невысокого, близкого Ермена юноши и девушки-анархисты, с ирокезами и без – это был праздник, пение тех песен, сплочение… Не помню ни одной, но праздник помню. Поколение свободы всё-таки написало свои песни до того, как стать поколением «Пепси». Демократии-то не было, а вот анархия возраста была – но они очень быстро поняли, что это была невесомость накануне падения, а не при взлёте общества, влились в оппозицию. «Адаптацию» тогда обнаружили возле тех, кто потом переименуется в «Другую Россию» (ну, вы поняли).

И вот, осенью 2002-го мы встретились за кулисами кинотеатра «Эльбрус» – нам предстояло выступать перед «Гражданской Обороной». Мой «Эшелон» выходил первым, и был-то ему всего год от роду. Ермен Анти в комнатке, отведённой нам (а Егор Летов сотоварищи угощались в компании с устроителем концерта С.Удальцовым – в кабинете Николая Бурляева). Понятно, Ермен представлялся заново, не узнал – сказал, что играют с 1991-го.
В точности, как мы (переглянулись мы с одношкольником Антоном Голышевым, до сей поры гитаристом «Отхода»)  – потому-то песни «Адаптации» все насквозь диалогичны и политизированы, ухватили тот стиль, ещё соврока. Мало кто сегодня так говорит со слушателем – «притушили фителёк», скучно стало и за струны дёргать…

На «Адаптации» нацболы в «Эльбрусе» бесновались гораздо сплочённее, чем на нас – и на радостях пел Ермен даже на казахском. А когда шла настройка, музыканты переговаривались: «фишечка вышла как у Оэйзиса». То есть, парни были искушёнными брит-попом тогда. И, как это часто бывает, расслУшал я их гораздо позже, к концу нулевых на альбоме «Так горит степь» (как раз 2002-го альбом), дома, за работой, в колоночках «Гениус».    

И вот тут-то обнаружились некоторые подробности содержания. У Ермена получается живописать и быстро разгораться (так и горит степь) – это необходимое качество рок-героя. Забавно сейчас увидеть его сходство в интонациях и даже во внешности со «Зверьми», например – но ведь действительно похожи. Только те – попса, а его я всё же слушаю жадно. Но… Но никуда не спрятать ноточек исторического самокопания – а в Казахстане, как я понял, темы репрессий тоже поныне модны, ведь и оттуда, и туда ссылали. Картина песни «Ты хочешь стать пеплом» – целостна. Увы, она совпадает с нынешним киноистеблишментом – самым худшим, михалковским. «Лишь вагоны, вагоны, вагоны – это так продолжается жизнь» – конечно же, вагоны с заключёнными Гулага, какие ещё представятся. Современный буржуазный город – тоже часть Гулага, где тут политическая логика перехода – знает только Анти. Кстати, какая красивая для анархиста фамилия! Но правильно произносить – антИ. Ну, и в общем, как у Сенчина, сибирского соседа и сопоколенника Ермена, в «Московских тенях» – всё безысходно, однако это поют и слушают связавшие себя с революцией парни, девушки, дети…

И вот – передо мной альбом 2015-го года. Звук покрасивее, разговор пооткровеннее, с первой же песни – «У нас не было лета любви» (тьфу ты, и тут «секса в СССР не было»!). И захотелось мне, вопреки модной и как бы адекватной не только «Адаптации», но и всему поколению, тайнописи и двусмысленности, пробежаться по полям песен с ленинским карандашиком. Вот вторая песня, «Слово и дело»:

     Слово и дело, товарищ, кадры решают всё… (лихое, духоподъёмно!)

     Мыши скребут по углам, в нашей традиции заведено (упс)

     Убивать или быть убитым, пытать или не пытаться
(ну-ка, может всё же?..)

     Терпеть или ненавидеть позор дикого рабства
(увы, это заявка на поддержку «Мемориала»)

      Долой комендантов больных крепостей! (ура, долой! но о ком ты, Ермен, уточняй эпоху!)

     Они будут стоять до конца,

     охраняя свой собственный страх,

     поклоняясь постылым вещам… (о да, в ряду постылых вещей – конечно же, вожди ВКП(б), свобода, равенство и братство – по крайне мере, подумать так логично)

В общем, такая вот неразбериха. Кончилось время (читай – ментальное поле, язык, поколение) двусмысленности. Рок-голос обязан прямо высказываться. Ведь голос-то Ермена зашкаливает – как у «Зверей», но у них это лишь колебание воздуха и приближение желанного тела (иных целей у русского рока, в отличие от соврока – не было никогда), а тут всё же – колебания, столкновения смыслов. Но смыслы самоубийственно закольцованы, «лабиринт, где новых откровений нет» (как пел «Мастер»), и потому самоубийца Кобейн будет всегда молодым и героем, а живущий, тянущий лямку и имеющий силы, ум для борьбы за возврат социализма, за прогресс, а не сползание в «добровольное рабство» – он в дураках. В дурачках, памятуя летовскую песенку.

Ты веришь в частную жизнь… Я знаю то, что мы все беззащитны. (нет, вместе – мы сила!)

Когда закончится фильм, нас по экрану размажут титры. (поэтому надо оказаться на экране, на сцене, как Сид Вишес, и самому расстрелять зрителей-миллионеров)

 

Смотри, батальоны идут на убой

 

Отчаяние, блуждание и дегероизация. На убой, Ерменушка, идёт скот – а гвардейцы-панфиловцы, земляки твои – шли в бой. Сознательно. Такая минимальная звуковая разница, а какая пропасть!

 

Мне стыдно признаться собственным детям,

что я ненавижу родную страну.

 

И мне стыдно, но с поправкой – не родную, а страну-мачеху, где мы, «совки», как нас иные зовут, оказались разрублены границами. Ведь кадры по-прежнему решают всё. И позавчера я вкрадчиво объяснял одному маленькому человечку, что за праздник – 7-е ноября и почему наши флаги красные, как в подполье. Вот где смысл теперь.

 

Вставай на последний бессмысленный бой

 

И потому – долой бессмысленность! Цингу вылечит только победа в той единственной Гражданской, победа «красных», свергнутых призраками. А болеть, гранжевать (по звуку-то и вкусно вроде) – надоело. Рок теряет смысл, если не борется: хорошие гитарки и квакающие примочки вместо тех «уралов», на которых играли мы под землёй, саунды, все эти оэйзисы, которые, кстати, считают себя пролетариями, незачем, если ты не ведёшь вперёд из подземелья, если лишь втягиваешь в свой сплин и обречённость. А вести давно пора, поколения ждут – и именно эта разница на сцене «Эльбруса» делала нас всех друг другу запоминающимися.

Почему выродилась «Другая Россия» и вся их «красно-белая», лево-правая синтетика в дрейфующую поддержку режима социального регресса? Почему советский плакат кажется с этих позиций лишь формой, над которой хочется и подстебнуть и прислониться, но ровно на секунду, чтоб понравиться девушке-нацболке? Да потому что на фоне чёткости большевизма, идеологии национал-большевизма, классовой позиции (с устряловских времён) как не было, так и нет, а когда её нет – приходит хозяин и берёт тебя, тащит за волосы. Либо же ты ему подпеваешь даже по собственной воле, и драйв этот – «звериный», не вносит ясности в бытие, не ведёт к революции. Больная крепость лечится бунтом, а не поддержкой коменданта – но то уже упрёк, конечно, не одному Ермену…

Дмитрий ЧЁРНЫЙ

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.