Андрей ВЕТЕР (НЕФЁДОВ). Правда вымышленного мира

№ 2015 / 45, 16.12.2015

Гузель Яхина написала роман «Зулейха открывает глаза», и об этой книге сразу заговорили. 

Жаль, что в нашей стране принято говорить о приключенческой литературе свысока. Между тем, «Война и мир» и «Хождение по мукам» – тоже приключения, одно тяжеловесное, второе более энергичное и подвижное. Жизнь сама по себе – приключение, величайшее приключение. Хорошо, если это приключение обходится без войны, крови, насилия. А уж история любой страны – это приключение из приключений. Чаще – страшное приключение, о котором интересно читать, но через которое мало кому хочется пройти.

Я услышал про «Зулейху» в телевизионной программе Андрея Максимова на канале «Культура». Максимов несколько раз, задавая вопросы Гузель, произносил не настоящее название книги, а «Раскулачивание», тем самым как бы обозначая главную тему романа. Я могу ошибаться, но мне показалось, что раскулачивание – это лишь исторический фон, на котором разворачивается личная история Зулейхи, её трагедия, история любви, боли, материнства, замужества. В названии книги нет боли, крови, опасности, в названии, на мой взгляд, сделан акцент на познании мира – «Зулейха открывает глаза». Зулейха открывает для себя жизнь, проходит сквозь палочный строй заготовленных для неё ударов судьбы.

Зулейха появляется перед читателем крадучись. На первых страницах романа она в прямом смысле слова боится быть услышанной и увиденной, передвигается с опаской, тихо-тихо, стараясь не скрипнуть половицей. Зулейха хочет быть невидимой. Но мы-то видим её, наблюдаем за ней, заглядывая в её душу, открывая для себя её мечты и её страхи. Чего боится эта девушка? Она боится всего и всех. Только работа не страшит её. Зулейха готова драить, чистить, шить, варить, она умеет всё. Муж бьёт её (так положено), но она считает его хорошим человеком: «Сильный мужчина, большой. И работает умело. Хороший муж ей достался, грех жаловаться. Сама-то она мелкая, еле достаёт Муртазе до плеча». Зулейха теряется в буране, но муж не бросает её в лесу. «Крепко ухватив жену за рукав, Муртаза волочёт её за собой через буран… А всё-таки какой он хороший человек – вернулся за ней. Мог бы и оставить там, в чаще, – кому какое дело, жива она или нет. Сказал бы: заблудилась в лесу, не нашёл – через день никто бы про неё и не вспомнил…»

Больше всего Зулейха боится своей свекрови, которую называет Упырихой. Свекровь невзлюбила Зулейху с первых же дней настолько сильно, что даже на сына затаила ненависть. «И не разговаривала с ним два месяца. В тот же год начала быстро и безнадёжно слепнуть, а ещё через некоторое время – глохнуть. Спустя пару лет была слепа и глуха, как камень. Зато теперь разговаривала много, не остановить». Какое точное наблюдение: ненависть и ревность разрушают человека.

Ненависти в книге много. Сотрудники НКВД ненавидят ссыльных, не считая их за людей (ненавидят тупо, слепо, безоглядно), уголовник Горелов ненавидит как ссыльных, так и представителей власти, но перед последними пресмыкается, сапоги им лижет. Однако главная ненависть сосредоточена в образе Упырихи. Не случайно её злобный призрак преследует Зулейху на протяжении десятилетий, не давая покоя. Во второй главе Упыриха предсказывает Зулейхе скорую смерть и радуется этому. Её предсказание, конечно же, не может сбыться, потому что книга только началась…

Что особенно понравилось мне в этой книге, так это присутствие традиционной культуры. Зулейха – носитель этой культуры. Вырванная из родной среды в начале повествования, она хранит в себе тлеющий уголёк своей культуры, своих традиций, снова и снова обращаясь к родному огню, который не видят окружающие её люди.

Раскулачивание? Да, в книге этот этап истории показан выразительно и мрачно. Но Гузель Яхина писала всё-таки про Зулейху. Не случайно, повторюсь, роман называется «Зулейха открывает глаза». Она открывает глаза и видит огромный мир, о котором она и не подозревала, живя в доме мужа и свекрови. Она открывает глаза снова и снова, встречая незнакомых людей, попадая в дикие обстоятельства, преодолевая невозможные преграды, вырываясь из лап смерти и стремясь к любви.

Любовь – одна из важнейших граней этой книги. Когда в деревню приезжает отряд красноармейцев, которых ведёт молодой красавец Игнатов, мне сразу стало ясно, что он станет вторым главным персонажем романа: «Впереди мужчина – посадка лёгкая, прямая, издалека понятно: не кузнец и не плавильщик – воин… Аллах наградил Зулейху прекрасным зрением. В ярком солнечном свете она разглядывает непривычно гладкое для мужчины лицо красноордынца (ни усов, ни бороды – как девушка, одно слово). Глаза под козырьком шлема кажутся тёмными, а ровные белые зубы – сделанными из сахара». Гузель уделила ему много внимания: не только его внешности, но и его поведению. Игнатов противоречив. Стреляя в Муртазу, Игнатов не переживает: он убивает врага, бросившегося на него с топором. Красный командир убеждён, что врага надо уничтожать. И жён врагов тоже. Но он смотрит на Зулейху и ловит себя на мысли, что она слишком хрупкая и не выдержит предстоящего пути. Ему жаль её… Зная, как обычно выстраивается интрига, читатель мог бы не беспокоиться о дальнейшей судьбе Игнатова и Зулейхи: они должны быть вместе, они будут идти бок о бок. Но слишком уж много возникает барьеров, чтобы эти двое сблизились. Гузель вроде бы и поддерживает в читателе огонёк веры в возможное счастье ссыльной татарской девушки и русского чекиста, но каждый раз, подводя их друг к другу, разводит вновь.

Любовь проявляется в книге не только между людьми. Есть любовь к искусству в образе Иконникова Ильи Петровича. «Сутулая спина художника – у самого окна. Юзуф шмыгает носом, но тот не слышит; стоит как-то криво, скособочившись, будто наклонившись вперёд. Юзуф подходит ближе, заглядывает через плечо: перед Иконниковым на кое-как, кривым домиком сколоченных жердях (на мольберте, пояснит позже Илья Петрович) – маленький квадрат холста, полторы ладони в ширину, полторы в высоту. А на холсте – Ленинград: широкая, как Ангара, улица течёт по строгим каменным просторам меж серебрящихся в рассветной дымке домов и оград, перелетает через Неву кружевным зелёным мостом, исчезает на том берегу; бутонами цветов притаились в зелени купола храмов; спешат куда-то редкие прохожие. Волна бьёт о серый гранит набережной, над рекой вьются длиннокрылые птицы. Пахнет свежей листвой, мокрыми камнями, большой водой. Отчётливо слышен крик – «И! И!» – Юзуф не понимает, кричит ли это ангарская чайка за окном или ленинградская, на холсте. Не картина – окно в Ленинград. Чудо».

Есть любовь к науке в облике сумасшедшего профессора Лейбе. Пожалуй, его страсть к своему делу показана в романе даже выразительнее, чем страсть художника к живописи. «Профессор Казанского университета в третьем поколении, Вольф Карлович Лейбе был практикующим хирургом. Практика его была обширна, люди дожидались очереди на операцию месяцами. Каждый раз, занося скальпель над мягким бледным телом пациента, он ощущал прохладный трепет в самой глубине живота: имею ли право? Нож касался кожи – и холодок превращался в тепло, разливался по членам: не имею права не попытаться. И пытался: вёл мысленный диалог с кожными покровами, мышечными и соединительными тканями, через которые пробирался к цели, уважительно приветствовал внутренние органы, шептался с сосудами. Он разговаривал с телами больных посредством скальпеля. И тела отвечали ему. О своих диалогах никому не рассказывал – со стороны это могло показаться похожим на душевную болезнь».

Мне очень понравилось, как Гузель написала о профессоре: «он разговаривал с телами больных». Это не просто выразительность языка, это подмеченное писателем волшебство жизни.

В каком-то смысле все персонажи романа обладают волшебным даром (в основном – волшебным даром добра, но некоторые, как Горелов, – даром зла). Зло Горелова – трусливо-подлое. На мой взгляд, он самый опасный человек в романе, потому совершает невозможное: поднимается от обычного ссыльного уголовника до сотрудника НКВД.

«– Заматерел… – Игнатов присвистывает, обходя Горелова кругом и разглядывая у него на плечах зелёные погоны с нежно-васильковой окантовкой. – Лейтенант… С каких это пор бывших зэков в органы принимают?

– Ты мне прошлое моё в морду не тычь! Я воевал, пока ты тут на печи бабам пятки чесал…»

Невероятный поворот! От мелкого уголовника, похожего на побитого шакала, до лейтенанта самой могущественной службы! Но для этого романа такой поворот необходим. Впрочем, разве не столь же невероятно, что ссыльные выжили в лютую сибирскую зиму, не имея ни инструментов, ни оружия? Ничего не было у них, но они построили жильё, оборудовали его для жизни и дотянули до весны, а там и помощь подоспела (если прибывших сотрудников НКВД с новой партией ссыльных и сельскохозяйственными инструментами можно назвать подмогой – подмога перед дальнейшими испытаниями)…

Вся книга Гузель Яхиной – сплетение невероятных событий. Поэтому я и говорю о приключенческом романе. Не о стремительном и увлекательном, а о неторопливом и тяжёлом. Такое приключение называется злоключением. Но разве не для того писатель прилаживает правду к вымыслу и вероятное к невероятному, чтобы создать картину своего мира, отображающего картину истории. Мир писателя всегда отличается от мира действительности, потому что в основу книги писатель кладёт свою душу, а душа наполнена чувствами. Не будет чувств – не родится настоящая книга. Одними фактами, даже самыми удивительными, не создать произведения искусства.

Гузель Яхина наметила свой путь. Интересный путь. Увлекательный. Нам же остаётся ждать новых её книг, надеясь на то, что будущие романы удивят читателей своей искренностью и пронзительностью.

 

Андрей ВЕТЕР (НЕФЁДОВ)