Изумляемся вместе с Александром Трапезниковым
№ 2016 / 42, 02.12.2016
Тяжела ты, шапка Мономаха…
Очень любопытная книга вышла в издательстве «Центрполиграф» – «Армия и власть. Корнилов, Вацетис, Тухачевский. 1905–1937». Автор, Сергей Войтиков, почти сплошь составил её из документов той поры, стенографических отчётов, протоколов заседаний, докладов, служебных записок, рапортов, архивных материалов. Одних расшифровывающих ссылок в Примечаниях более двух с половиной тысяч и занимают они полторы сотни страниц. Но тем книга и интересна, поскольку за внешне формальной сухостью и абсолютной незаидеологизированностью просматриваются живые лица и живое время. Не каждый, конечно, прочитает, не для широкой публики. А многие фамилии всплывают из волн истории чуть ли не впервые. Я, например, до сего времени мало что знал о напряжённом внутреннем конфликте между «молодыми генштабистами выпуска 1917 года» (их главным идеологом был талантливый Г.И. Теодори, практически первый руководитель советского ГРУ) и их старшими коллегами (М.Д. Бонч-Бруевич и другие). Все они прошли через Первую Мировую войну и продолжали служить России. Не большевикам. Более того. Даже возмущались, когда их упрекали в этом. Да и не Троцкий был создателем Красной Армии, а они – деятели нового Генерального штаба.Идеи военной диктатуры – ещё одна важная тема книги. Эти идеи носились в воздухе ещё с Русско-Японской войны, потом перекочевали в Первую и Гражданскую. А ключевой сюжет здесь – легендарное дело «Ставка» 1919 года Особого отдела ВЧК, находящееся на хранении в Центральном Архиве ФСБ России. Ленин не зря опасался Троцкого, постоянно «приставляя» к нему в Реввоенсовет своих людей, а окончательно ликвидировал «военно-троцкистский блок» уже Сталин. Да и великий князь Николай Николаевич тоже помышлял о «наполеоновской» диктатуре. Вообще книга отвечает на многие вопросы: почему в июле 1919 года был арестован главнокомандующий всеми вооружёнными силами молодой республики Вацетис, а с ним ещё с десяток его ближайших сотрудников, и заменён на царского генерала С.С. Каменева? Чего опасалось высшее «старое» большевистское руководство государство Советов и почему столь ненавидело пресловутого Льва Давидовича? Почему Ленин отдал на заклание «старорежимного» Вацетиса, который, по сути, спас его во время заговора левых эсеров? Что от всего этого выгадали Дзержинский или Тухачевский? А главное – как сохранить боеспособность вооружённых сил и не быть свергнутым?Последний вопрос должен постоянно задавать себе любой правитель, хорошо усвоивший истину, что корона представляет собой головной убор, который снимается исключительно вместе с головой. Ведь Армия – вечная проблема любой власти, не только в России. Как только Власть ослабевает, Армия поднимает голову. Примеров в истории множество. Взять хотя бы 1957 год и отстранение Жукова, что было жизненно важно для партийных правителей. Но, наверное, не для исторического пути России. Но в тоже время, справедлив и тезис Джорджа Бернарда Шоу о том, что «война – это настолько ответственное дело, что его нельзя доверять военным». А Армия (по словам Ворошилова) – «инструмент сугубо тонкий и деликатный» и власть в России всегда найдёт способ вогнать её «в колею» (правда, это уже перифраз Троцкого).
Постскриптум. Отдельное спасибо автору и издательству за редкие фотографии 20-х – 30-х годов, размещённые в книге.
Читать дозами
Шопенгауэр когда-то написал «Афоризмы житейской мудрости», Ницше – «Злую мудрость», Розанов – «Опавшие листья». Все эти книги относятся к философско-экзистенциальному жанру. В них сильны образы, метафоры, аналогии, «этюды из жизни». В таком же плане написана и книга Владимира Кутырёва «Унесённые прогрессом: эсхатология в техногенном мире» (издательство «Алетейя»). Автор придумал новое слово – «эсфоризм» (эссе + афоризм), а свой труд предлагает считать сборником «эсфоризмов злой мудрости», трансформируя и применяя к нашему времени великих наставников прошлого. Кутырёв предупреждает: «Для философски не специализированного читателя знакомство с текстом потребует определённых усилий. Для специализированного, кто отвык от живых слов, и боясь их репрессивной ясности, культивирует умственную схоластику – тоже. В любом случае есть противопоказания: во избежание отравления, возникающего из-за перенасыщенности текста отрицательными смыслами и эмоциями, за один раз можно осваивать не более 10–12 страниц».
Я, как обычно, как делаю всегда, просмотрел эту книгу диагонально, за час. Может быть, напрасно, надо было прислушаться к совету автора. Но впечатление всё-таки осталось, и главное – автор, в жанре художественного мышления, высказывает здесь оригинальные, нередко парадоксальные взгляды на жизнь в диапазоне от быта до бытия. Он – антропоконсерватор, отстаивает традиционного человека и его жизненный мир. А поскольку наше положение (всего человечества), по мысли автора, безнадёжно, значит надо сделать всё, чтобы изменить конечные перспективы. «Сопротивляюсь, следовательно, существую!» – заключает автор. И делает вывод: «Сейчас в мире два главных тренда: Прогресс (техники) и (как) Регресс (человека, его общества). Их взаимообусловленность можно определить как Трансгресс. Поскольку я из рода Человек, то пытаюсь им «возражать», в том числе оправдывающей их господствующей без(д)умно-суицидальной учёности».
Постскриптум.
Хороши слова Гёте применительно к этой книге: «Все умные мысли уже передуманы. Дело, однако, в том, что их всегда надо передумывать заново».
Вера в Победу
Все романы Александра Проханова предельно актуальны, однако художественная ценность их заметно снижается. Последнее произведение «Губернатор» (издательство «Центрполиграф») написан в те дни, когда всюду назревают конфликты (да они и не прекращаются никогда), войны по всему миру, экономический кризис, человеческими душами овладевают уныние и разочарование, падает сам смысл жизни. Но в России, тем не менее, царит мощная вера и надежда на какие-то судьбоносные возрожденческие силы и справедливое переустройство общества. Рискну предположить, что следующий роман Проханова будет связан с событиями на выборах президента Америки – приход Трампа и то, как это косвенно отразится в нашей стране, каковы будут прогнозы писателя. Поскольку все важные вехи времени – на кончике пера удивительно плодотворного автора. А читать его всегда интересно и поучительно.
Главный герой «Губернатора» – человек длинной воли, государственник, боец. Среди руководителей областей и регионов есть такие люди, но это образ собирательный. Хотя и несколько плакатный. Плотникову противостоит олигарх Гловинский, в котором угадываются черты приснопамятного Березовского. Есть предатель в окружении губернатора, есть неизлечимо больная жена и красавица-любовница, есть взрослый сын, обучающийся сначала в Лондоне, а потом пошедший служить в ополчение в Донбассе и принявший там смерть, есть целая галерея местной «пятой колонны», есть русский разбойник-убивец.
У каждого своя «правда». У Плотникова – жажда народного счастья. Однажды затеяв огромное дело, возмечтав о сакральной справедливости святой Руси, поставив себе, казалось бы, неосуществимые задачи, он всю жизнь тратит на их решение.
В перспективе – переезд в Москву, пост премьер-министра. Но ему встречаются грандиозные трудности, его предают, пишут на него доносы, клевещут в прессе, почти доводят до смерти. Однако его путеводная звезда, соединившись с мечтой, помогает ему выстоять. А финальная глава романа – на открытии металлургического комбината – это вообще «железный текст», в котором «незримо записаны наши мечты, упования и молитвы».
Приведу последнюю цитату (слова Плотникова, ну, и автора, разумеется): «В трудах и тратах мы одухотворяем железо, одухотворяем землю, которую нам вручила судьба. И в этом наша вековечная русская забота, вековечное русское дело. Превращать тьму в свет. Непосильные тяготы и горючие слёзы в немеркнущую Победу». Губернатор, подобно многим русским людям, выдерживает непомерное давление бытия, а в итоге оказывается победителем. Хорошо бы так оно и было в жизни. Но чаще мы всё-таки видим других губернаторов, с чемоданами золотых часов. А в кабинетах у них, наверное, висят правильные плакаты и портреты.
Постскриптум.
Меня несколько смутила надрывная лубочная страсть в диалогах:
– Я всё тебе отдала! Без остатка!..
– …О боже, какое несчастье!..
– Подожди! Я не вынесу!..
– Ты моя любимая!..
– Останься! Умоляю тебя!..
– Ты весь во лжи!..
– Ах, как я любила тебя!..
Это «нарезка» из разных страниц, но суть ясна: подобные опереточные страдания снижают качество текста, о чём я уже упоминал.
Со слезами на глазах
Давно в нашей стране читатель не видел на книжных полках сборников романсов. Ни классических, ни, тем более, современных. Слышать – слышал, а вот ощутить зрительно в тишине дома на бумаге не приходилось. Да и есть ли они в нынешние времена? А ведь Россия, смею это утверждать, родина и страна романса. Не шансона или карикатурных потуг Лепса со Стасом Михайловым на этот романтический песенный жанр, а именно лирического музыкального излива любовных чувств. Оказывается – есть. Примером тому служит прекрасно изданная новая книга поэтессы Светланы Викторовны Ковалёвой «Лирика» (ЗАО «Полиграфинвест»), да ещё с редчайшими акварелями художницы Марии Прокофьевой (на мелованной бумаге в офсетной печати). Любо-дорого почитать, всмотреться в рисунки, помыслить, окунуться в мир далёких грёз и чистых чувств. Да не удержавшись напеть вслед за автором понравившиеся строфы. Только назвать сборник надо было бы именно так: «Романсы».
Беру из сборника наугад некоторые строчки: «Шумно, дерзко, звонко, ярко / Я в твой милый дом войду…». «За лесами слышен плач жалейки / Трав душистых стелется дурман…». «В куполах мокрый ветер листвою играет / Отражается в лужах предутренний свет…». «Когда волна уйдёт за горизонт / И звёзды в небе нарисуют полночь…». «Ты судьбы чужой не разгадывай / И души чужой не выведывай…». «Лунным светом речка серебрится, / В молоке тумана берега…». «Мы отыщем тропинку с тобой / В летний сад, где цветут георгины…». И далее «по списку»: любовь, печаль, «плачь Ярославны», картинки русской природы, цыганские напевы, бокал шампанского, заветные мечты. Многие искушённые читатели отвернутся, усмехнутся и скажут:
– Женские слёзы-муки, несерьёзно-с.
Но вся женская поэзия, повторю вслед за Юрием Поликарповичем Кузнецовым, делится, в основном, на выплески узорных мастериц и плакальщиц, подражательниц либо Ахматовой, либо Цветаевой. Вот и в сборнике Ковалёвой я вдруг наткнулся на стихи, посвящённые памяти Марине Цветаевой: «Мы разминулись лет на тридцать / По эту сторону земли. / Нам рукавами не скреститься / В рукопожатии любви…». И окончание: «Вы жили или просто снились / Всем, кто Вас знал и кто любил? / Приснитесь мне, прошу приснитесь / Хотя бы раз всего один». Это единственный не-романс во всей книге, это мольба-просьба к любимой поэтессе, выразительнице чувств автора. Думаю и надеюсь, что Марина Ивановна не раз посещала Светлану Викторовну в её творческих сновидениях… И это хорошо. Иконы должны быть те, к которым не стыдно приложиться, которые тянут душу ввысь. Пусть даже так, с ностальгической грустью и слезами на глазах.
Постскриптум.
А что касается природы романса, то мастерство Вертинского, Вяльцевой, Петра Лещенко, Аллы Баяновой, Изабеллы Юрьевой или Вадима Козина никто отрицать не будет, а если взглянуть ещё глубже, то некоторые стихи Сумарокова и Тредиаковского, в которых звучат народные напевные мотивы – это тоже русский романс.
И отрадно, что в современной России существует такое мероприятие, как московский международный конкурс молодых исполнителей русского романса «Романсиада». Так что книга Ковалёвой – первая ласточка возвращающегося на бумаге прекрасного романтического жанра. С прибытием к читателю!
Александр ТРАПЕЗНИКОВ
Добавить комментарий