Человек как существо духовное
Рубрика в газете: Литературное наследие – XXI век: Имена и Фигуры, № 2024 / 1, 12.01.2024, автор: Максим БУРДИН
Ещё знаменитый немецкий просветитель XVIII века Г.Э. Лессинг в своём трактате «Лаокоон» сопоставлял между собой литературу и живопись как ближайшие из искусств. И действительно, из мировой истории можно привести массу примеров, когда поэты, начиная с А.С. Пушкина и М.Ю. Лермонтова и заканчивая Максимилианом Волошиным, увлекались рисованием, а великие художники, подобно Микеланджело Буонарроти, пробовали себя также в литературных сочинениях.
Заслуженный московский прозаик Борис Алексеев, чей литературный талант не раз был отмечен престижными наградами – Серебряный лауреат Международной литературной премии «Золотое перо Руси», Лауреат конкурса «Мещёрская лира» и Премии Гиляровского, Дипломант премии Союза писателей России «Серебряный крест», Лондонской литературной премии, Национальной литературной премии им. В. Г. Распутина и др. – также совместил нелёгкий труд писателя с художественным призванием. Окончив Московский инженерно-физический институт, он в 1980 году оставил физику и посвятил свою профессиональную деятельность изобразительному искусству, выбрав для себя сакральный путь иконописца. Под его кистью расцвели фрески многих российских и зарубежных православных храмов, под его чутким руководством более двадцати лет работала московская стенописная артель «Радость», а совокупность его заслуг перед Русской Православной Церковью на избранном поприще была отмечена орденами преподобных Сергия Радонежского и Андрея Рублёва.
Начиная как глубокий лирик-философ и выпустив за несколько лет три авторских стихотворных сборника, Борис Алексеев в конце концов перешёл на малую и крупную прозу, ставшую вершиной его литературного творчества. Критик И.К. Языкова, давая свою оценку прозаическим произведениям автора, подчеркнула очевидную близость его словесных цепочек с тончайшими цветовыми и светотеневыми нюансами в живописи. И при ближайшем знакомстве с романами, повестями и рассказами Бориса Алексеева эту неразрывную взаимосвязь повествования и живописания невозможно не заметить. Не прибегая к громоздким описаниям и утомительным лирическим отступлениям, прозаик изображает душевное состояние своих героев и страницы их биографии в тех же сдержанных метафорических полутонах, в которых выдержана и исконная русская школа иконописи, в которой принято отсекать все лишние детали, затмевающие духовную суть изображения. Афористичная краткость слога нисколько не умаляет психологической полноты и объёмности литературных образов прозаика, оставляя при этом чистой и незамутнённой главную философскую идею, заложенную в корень произведения.
В центре внимания Бориса Алексеева – человек в своей духовной ипостаси. Заблудшие души и просветлённые сердца изображаются на фоне смутного времени, тревожной, переменчивой социальной действительности, в которой там много несправедливости, так легко размываются границы добра и зла. Только осознание высшего духовного предназначения человека, любовь к ближнему, смирение и готовность к самопожертвованию дают возможность литературным персонажам Бориса Алексеева прозреть истинную суть вещей, обозначить чёткие границы добра и зла, а главное – обрести смысл собственной жизни.
Ярким примером тернистых духовных исканий служит повесть «Иконописец», открывающая прозаический авторский сборник «Алые проталины». Уже по названию повести несложно догадаться, что в образ главного героя Венедикта Аристова автор вложил много личного, отрефлексировав в этом сложном литературном образе отблески собственных мыслей и чувств. С детства щедро одарённый множественными талантами, Венедикт ищет себя на самых разных поприщах – в музыке, в точных науках и, наконец, в иконописи. Однако ничто по-настоящему не удовлетворяет его, он будто мечется в поисках высшего смысла, которого не находит ни в одном занятии. Придя к религиозному мировоззрению через изучение библейских текстов и «заболев» обострённым чувством справедливости, он из доверчивости становится жертвой группы уголовников, возомнивших себя новыми «народовольцами», и по случайности оказывается замешан в криминале, после чего на годы попадает в тюрьму. За решёткой оказывается и его возлюбленная Млада, по вине всё той же сомнительной компании. И вот здесь-то, именно на том месте, когда, казалось бы, в истории должна быть поставлена точка, Борис Алексеев лишь начинает разворачивать картину духовного преображения своего героя, который наконец обретает высший смысл собственной жизни – любовь. Нежная, искренняя переписка с возлюбленной становится своего рода катарсисом – очищением через страдание разлучённой любви, которая в то же время даёт ему силы смиренно и мужественно пройти выпавшие ему на долю испытания.
«То, что любовь и доброта, будучи разделёнными, не уменьшают своих значений, говорит об их универсальной сущности. Всякое произведённое над ними действие, любой порез, вызванный прикосновением остроконечных выступов бытия, затягиваются и заживают. Поверхность добра смыкается, как ряска потревоженного болотца, а любовь забывает или прощает случившееся», – заключает своё повествование автор, обещая продолжить историю своих героев в следующей книге.
Тема борьбы за социальную справедливость и будущее государства, начатая в «Иконописце» и объединяющая все пять повестей, вошедших в книгу «Алые проталины», ещё острее раскрывается в повести «1993 – октябрь, Белый дом, кровь». Основанная на реальных исторических событиях, хорошо известных каждому из нас, повесть воспевает благородное самопожертвование горстки российской разночинной интеллигенции, тщетно пытавшейся в одиночку отстоять принцип народовластия и демократических свобод, попранных в результате очередного государственного переворота.
Многолетний труд иконописца естественным образом привёл Бориса Алексеева к религиозной теме и в его прозаических сочинениях. Флагманом духовно-нравственной философии автора стал его роман «Стая», в котором морально-этическое столкновение политического и духовного изображается в противопоставлении накалённой общественной обстановки в вымышленном сибирском городе Абакыме и уединённой монастырской жизни местной православной обители святого Дорофея. Внезапный спор студентов с университетским профессором о принципах социальной справедливости перерастает в попытку мятежа, жестоко подавленную ОМОНом и повлёкшую за собой цепочку трагических последствий. Тяжело впечатлённый происходящим, настоятель обители старец Савва решает вместе с послушником Агатием на время оставить с любовью возведённую им духовную крепость и окунуться в пучину грешной и суетной мирской жизни, чтобы донести отзвуки страдающего народного гласа до московского Кремля.
«Задумал старец немыслимое: в главном российском казённом кабинете поговорить с президентом о простом человеке. О том, что поколение вчерашних юнцов, сознание которых ещё свободно от обязательств перед обществом, выпорхнуло из родовых гнёзд. Их мысли чисты и возвышенны, их сердца готовы любить. Но любить взаимно!».
С непривычки оглушённый бешеным столичным ритмом, старец тщетно пытается бороться с озлобленным неверием «низов» и циничным равнодушием чиновничьих «верхов», вступая с ними в непростой диалог о смысле человеческого бытия, однако поддержу и понимание находит лишь в лице равного себе – высоконравственного архимандрита Дионисия, оказывающего своим братьям по вере всю посильную помощь. Душеспасительная песнь христианскому жизненному укладу продолжается и в серии рассказов «Что отдал, то твоё», где чистота истинного монашества искупает чужие пороки, даря заблудшим душам исцеление искренней верой и ниспосланной Божьей благодатью.
С трезвой реалистичностью оценивая степень морально-нравственного падения современного мира, Борис Алексеев, как истинный художник, высвечивает в нарастающей темноте социальных неурядиц те неизменные источники гуманистического начала в человеке, которыми испокон веков оставались вера, надежда и любовь. Словно возрождая из глубины древних христианских преданий просветлённые образы святых и спасаемых Богом грешников, прозаик опытной рукой мастера пробуждает в читателе волну глубокого сопереживания, которая естественным образом поднимает со дна его души все лучшие духовные порывы, так часто затухающие под бременем повседневных тягот.
Максим БУРДИН,
издатель, писатель, публицист,
общественный деятель
Читатель
Мелкая поправка. Лессинг в своем трактате “Лаокоон, или о границах живописи и поэзии” не столько сближает литературу и живопись, сколько отыскивает их различия, “границы” в пространственном и временном отношении.