Да, я выпиваю

Рубрика в газете: Из цикла «Генералы Победы. Неизвестное», № 2025 / 25, 27.06.2025, автор: Вячеслав ОГРЫЗКО

Михаил Хозин ближе к концу войны впал в немилость. Кремль почти отовсюду его убрал. Но означало ли это, что генерал совсем не заслужил добрых слов и не внёс никакого вклада в Победу? Нет, не означало. Не надо делать из него необразованного глупца и идиота. Вспомним: он был одним из руководителей обороны Ленинграда в первую блокадную зиму.

В армию Хозин попал ещё в царские времена. Звёзд с неба он не хватал. Но и за чужие спины не прятался. О его храбрости свидетельствовал орден Святой Анны 4-й степени.

В Красную же армию Хозин вступил осенью 1918 года. Поскольку опытных начальников не хватало, а он всё-таки в своё время окончил Киевскую школу прапорщиков и получил хоть какой-то набор военных знаний, его сразу назначили замом командира стрелкового полка. А весной 1921 года судьба забросила Хозина уже к чекистам: он стал командиром бригады войск ВЧК по охране границы с Латвией. Правда, среди пограничников молодой командир провёл всего девять месяцев. В декабре 1921 года его снова вернули в обычную армию, но поручили продолжать заниматься прежним делом: выявлять на приграничных территориях бандформирования.

Хозин понимал, что самое слабое его место – нехватка военных знаний. Но получить фундаментальное военное образование ему так и не дали. Да, пару раз его посылали на краткосрочные курсы. Но этого было недостаточно.

К 1938 году Хозин дослужился до очень большой должности – командующего Ленинградским военным округом. Но сказать, что он добился на этом посту серьёзных успехов, будет неверно. А ведь впереди ожидались непростые переговоры с финнами. И никто не мог дать гарантии, что финны согласятся пойти с нами на размен территорий – лишь бы отодвинуть границу от Ленинграда. Нельзя было исключать военный конфликт с войсками барона Маннергейма. А готовы ли мы были к войне?

Нарком обороны Климент Ворошилов предложил усилить командование Ленинградским округом более образованным и более готовым генералом Кириллом Мерецковым, а Хозина отправить в Москву командовать академией имени Фрунзе. 27 января 1939 года он доложил Сталину:

«Хозин. Он, конечно, не обрадовался и заверял, что с делом справится, просил оставить на ЛВО. В Воен<ную> Академию идти побаивался (боится, не справится). Предпочёл бы пойти на другой округ, в частности, Забайкальский. Всё же договорились, что он идёт на 1 год в В<оенную> Акад<емию>, потом видно будет. От себя скажу, что он на ЗабВО был бы не лучше Яковлева. Прошу принять решение» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 122, л. 108).

И смотрите, как Хозин повёл себя в академии. Он очень быстро разобрался в обстановке и стал предпринимать весьма разумные шаги. Свидетельство тому – смелое выступление в конце 1940 года на сборах руководящего состава Красной Армии.

Что отметил Хозин, совсем недавно получивший звание генерал-лейтенанта? Он выразил обеспокоенность уровнем преподавательского состава вверенной ему академии.

«Только за последний год, – сообщил Хозин, – преподавательский состав Академии обновился на 75%. Это, как правило, командиры, имеющие до двух лет перерыва службы в Красной армии, оторвавшиеся от войсковой практики и не имеющие методических навыков в деле преподавания».

Хозин признался, что часть преподавателей академии не имела высшего военного образования. Лучшего оставлял желать и контингент слушателей. Почти 75% командиров, направляющихся на учёбу, при поступлении получили от одной и более плохих оценок.

Но Хозину было сказано учить военному искусству тех офицеров, которых ему прислали. И дали понять, что других преподавателей наркомат обороны не имел.

А вскоре началась война. Хозин был определён замом к командующему Резервным фронтом Георгия Жукова.

Когда ситуация резко обострилась под Ленинградом, Кремль сменил командование Ленинградского фронта. Москва приказала выправить положение Жукову. Генерал взял с собой в Ленинград Хозина и Федюнинского.

Конкретно Хозин был 11 сентября 1941 года назначен сначала начальником штаба Ленинградского фронта. Но через две недели его перебросили на 54-ю армию, специально сформированную под задачу прорыва Ленинграда. Штаб фронта он передал генералу Дмитрию Гусеву. А 27 октября Хозин принял, но уже не от Жукова, а от Федюнинского Ленинградский фронт.

Конечно, всё было очень сложно. Скажем, весной 1942 года попала в окружение 2-я ударная армия. Хозину было приказано восстановить с этой армией сообщение и вывести её из «котла». У него это не получилось.

В дело вмешались особисты. В самом начале июня 1942 года нарком внутренних дел Лаврентий Берия направил Сталину трёхстраничный рапорт. Он писал:

«Начальник Особого отдела Ленинградского фронта т. МЕЛЬНИКОВ сообщил следующие данные о командующем фронтом т. ХОЗИНЕ и члене Военного Совета фронта т. ТЮРКИНЕ.

Со дня вступления в командование объединённым фронтом с 22 апреля с.г. до 28 мая т. ХОЗИН не выезжал ни в одну из армий.

Распорядок рабочего дня т. ХОЗИНА следующий: встаёт от в 10–11 часов и после завтрака до 15 часов гуляет, играет в домино или смотрит кино, изредка с 15 до 17 часов заслушивает доклады командиров, в 18 часов обедает и до 21–22 часов отдыхает; до 24 часов и изредка до 1 часу разговаривает по аппарату с командующими или членами Военного Совета, а затем снова смотрит кино или играет в домино до 4–6 часов.

Много времени т. ХОЗИН проводит с бодисткой ТРАВИНОЙ и машинисткой ДМИТРИЕВОЙ, с которыми он сожительствует.

Тов. ХОЗИН не уделил достаточного внимания организации боевых операций у Спасской Полисти; в результате части 2-ой ударной армии понесли большие потери и отступили, усложнив положение всей армии.

Когда потребовалось принять необходимые меры по выправлению положения, т. ХОЗИН также не выехал в армии, ограничившись вызовом к себе командующих ЛЯПИНА и КОРОВНИКОВА. ЛЯПИН был вызван и получил задание без участия членов Военного Совета.

Разместившись вместе с начальником штаба и членами Военного Совета в дер. Витка, т. ХОЗИН выставил вокруг Витки охрану. Согласно приказу т. ХОЗИНА, к нему без его вызова не могут явиться ни лица из руководящего состава Управления фронта, ни даже его заместители. Сам же т. ХОЗИН их не вызывает.

Прибывший из Ленинграда на доклад к т. ХОЗИНУ 25 мая начальник Оперативного отдела штаба Ленинградской группы войск генерал-майор ГВОЗДКОВ, до 27 мая не был им принят и вернулся в Ленинград. Между тем, 26 мая т. ХОЗИН, член Военного Совета т. ТЮРКИН и комиссар штаба РЯБЧИЙ с 24 часов до 7 часов ужинали с артистами.

Длительное время ожидали приёма также прибывший на доклад 18 мая генерал-майор ЖУРАВЛЁВ – командующий ВВС и полковник КУЗНЕЦОВ – начальник химслужбы; а также прибывший 23 мая полковник ГИЛЬМАН из Управления укомплектования войск.

25 мая тов. ХОЗИНУ адъютант доложил о просьбе полкового комиссара ГРАЧЁВА (начальник Управления тыла) принять его. В ответ на это т. ХОЗИН нецензурно выразился и сказал: «Вы всегда навязываете мне их, не даёте отдохнуть».

По приказу т. ХОЗИНА, его адъютант ЧАДОВ за 16 дней мая незаконно получил сверх нормы для столовой т. ХОЗИНА и приехавшего с ним персонала – 56 литров водки, 38 кгр. сахару, 35 кгр. сливочного масла и 100 кгр. мяса. На заявление начальника АХО ПАНКОВА, что он не может отпускать плановые продукты, так как за этот счёт он вынужден не додавать комсоставу или незаконно списывать продукты, ЧАДОВ заявил: «Если Вы не обеспечите выполнение приказа командующего, немедленно будете отправлены на передовую».

Член Военного Совета ТЮРКИН, прибыв на фронт длительное время не выезжал в части армий.

Часто ТЮРКИН вместе с т. ХОЗИНЫМ участвует в выпивках, проводимых в рабочее время.

В беседах с другими членами Военного Совета (ЗАПОРОЖЕЦ, КОЧЕТКОВ) т. ТЮРКИН неоднократно говорил, что они, как члены Военного Совета, являются только советчиками, а все вопросы должен решать только командующий.

Тов. ТЮРКИН в работе нередко допускает игнорирование других членов Военного Совета. В частности проверка работы политотделов армий была проведена им без согласования с членами Военного Совета т.т. ЗАПОРОЖЕЦ и КОЧЕТКОВЫМ при помощи работников, вызванных из Ленинграда.

Поведение т.т. ХОЗИНА и ТЮРКИНА привело к нездоровым взаимоотношениям между ними и членами Военного Совета т.т. ЗАПОРОЖЕЦ и КОЧЕТКОВЫМ» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 126, лл. 130–132).

Выводы были сделаны незамедлительно. Уже 8 июня 1942 года Хозина сняли с очень жёсткой формулировкой –

«за невыполнение приказа Ставки о своевременном и быстром отводе войск 2-й ударной армии, за бумажно-бюрократические методы управления войсками, за отрыв от войск, в результате чего противник перерезал коммуникации 2-й ударной армии и последняя была поставлена в исключительно тяжёлое положение».

Впрочем, без дела Хозин не остался. Его вскоре назначили командующим 33-й армии, которая с неимоверным трудом вырвалась летом 1942 года из окружения и соединилась с войсками Западного и Калининского фронтов. А через четыре месяца он получил пост замкомандующего Западным фронтом.

Не буду подробно перечислять весь дальнейший путь Хозина. Сам он из своей военной биографии особо выделял отрезок с весны по декабрь 1943 года. в письме Сталину военачальник 22 января 1944 года напомнил:

«Когда я возвратился в апреле месяце 1943 г. на Западный фронт, мне ВС фронта была поручена работа по проверке состояния и улучшения обороны 49, 10, 50 и 16 армий прикрывавших важные для нас направления на Тулу, Калугу и вдоль Варшавского шоссе и одновременно подготовку войск 11 гв. армии, резервных дивизий фронта, а также танковых корпусов к предстоящему наступлению. Об этой моей работе лучше всего скажут командармы, командиры корпусов и командиры дивизий т.т. ЗАХАРКИН, ПОПОВ В.С., БОЛДИР, БАГРАМЯН, МАЛЫШЕВ, ПЕТЕРС, СОЛДАТОВ и много других и если уже на то пошло, то не могут отказать в этом и мои непосредственные начальники т.т. СОКОЛОВСКИЙ и БУЛГАНИН.

Работа моя была налицо и результат её в общей системе работы к-ров соединений и командующих армиями сделало своё дело. Войска этих армий оправдали себя неплохо на деле, в наступательных операциях летом и осенью 1943 г. по выполнению приказов Верховного Командования.

С начала нашего летнего наступления, т.е. с 12.VII. 43 г. я был в 11 гв. армии. В последних числах июля мне было поручено вести подготовку к прорыву 5, 10 гв., 33, 21 и 68 А, что я и проделал. Мою работу поверял Маршал ВОРОНОВ, я думаю он также может сказать о моей работе. О ней также могут сказать командармы т.т. ПОЛЕНОВ, ТРУБНИКОВ, ГОРДОВ, КРЫЛОВ, ЖУРАВЛЁВ и СУХОМЛИН и другие командиры соединений у которых я был, а был я почти что у каждого из них.

Когда началось это наступление я был при 33 А. 33 А в 1 день имела успех, 10 кв. арм. застопорилась перед одной высотой. Немцы занимая эту высоту сковывали правый фланг 33 А и левый фланг 10 гв. армии. Мне было поручено переехать в 10 гв. арм. разобраться и помочь командарму решить эту задачу, между прочим СОКОЛОВСКИЙ находился в это время на КП 10 гв. арм. Я немедленно переехал в 10 гв. армию, поехал на НП армии и картина для меня стала ясна, что в лоб эту высоту не взять. Под этой высокой уже истекли кровью 2 дивизии. Собрав на НП вместе с командармом к-ров корпусов, обсудив с ними создавшееся положение я решил перенести удар в другом направлении, введя в бой свежую дивизию с таким расчётом, чтобы обходным манёвром покончить с этой высотой. Так как это происходило поздно новью я в блиндаже прилёг отдохнуть. В момент моего отдыха состоялся разговор командарма с комфронтом. Ком. фронта отменил моё решение и приказал командарму свежую дивизию пустить для атаки в лоб на эту же высоту. Когда я проснулся я узнал об этом. Я позвонил Ком. фронтом. Ком. фронта СОКОЛОВСКИЙ мне заявил, что такого распоряжения не давал. Я к командарму ТРУБНИКОВУ «почему не выполнено моё решение, ведь Вы отлично понимаете к чему это приведёт». ТРУБНИКОВ и чл. ВС ДОРОНИН подтвердил, что такое было распоряжение Ком. фронтом.

На деле это значило: во-первых – на 2 км. фронте вели бой 3 дивизии, во-вторых – к излишним потерям в людях и в-третьих – в потери времени. Так оно и случилось и только на следующий день когда было осуществлено моё предложение, мы довольно легко расширили прорыв и овладели этой высотой.

С этого момент у меня начались разногласия с СОКОЛОВСКИМ. Я не разделял таких методов руководства как например: незнание войск, голая требовательность в разговоре даже с командармами «мать, перемать»… «Вы ничего не знаете… Командармы прямо избегали иногда разговоров по телефону с Ком. фронтом. За моё пребывание Ком. фронтом только раз был в 26 гв. дивизии, находившейся в резерве, а так дальше штаба армии обычно не ездил.

Меня после этого стал игнорировать. Моё использование ограничивалось прикреплением к какой-либо одной армии, зачастую совершенно бесцельно, тогда как обстановка требовала быть в другом месте. Дело дошло до того, что меня не стали ставить в известность о предположениях командования» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 128, лл. 10–12).

Но не наговаривал ли Хозин на Соколовского напраслину?

С Западного фронта Хозина убрали 8 декабря 1943 года. В приказе было сказало:

«генерал-полковника Хозина Михаила Семёновича за бездеятельность и несерьёзное отношение к делу снять с должности заместителя командующего Западным фронтом и направить в распоряжение начальника Главного управления кадров НКО».

Но в высоких военных кругах знали, что Хозину припомнили и бытовые прегрешения, его пьянки и многочисленные романы с женским полом. Генерал счёл необходимым дать Сталину разъяснения и по этим вопросам. Он сообщил:

«2. Меня обвиняют в пьянстве.

Да, я выпиваю. Вся беда моя заключается в том, что я люблю людей, люблю кампанию. Один никогда не выпиваю. Никогда я в жизни не был пьяным и до этого никогда не допущу. На фронте за обедом или ужином в кругу своих близких товарищей если позволяет обстановка, я выпивал. Находясь в Барвихе ко мне приезжали раза два мои родственники, с ними я тоже выпивал. Вот всё по этому вопросу.

3. Меня обвиняют, что я много уделяю внимания женщинам.

Да признаюсь есть такой грех.

Всё это делается в рамках дозволения, как и всякому человеку, но во всяком случае с собой походных жён, начиная с Волховского фронта, не вожу и не имею» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 128, л. 13).

В своём снятии с должности Хозин винил прежде всего маршала Жукова.

«Я очень хорошо знаю этого человека, – признался он в письме Сталину, – очень его ценю и уважаю. Неужели он припомнил мне моё разногласие с ним на С.Зап. фронте, когда я ставил вопрос об использовании особой группы войск на другом театре военных действий, так как задуманная совершенно правильно операция не могла осуществиться из наступившей распутицы. В результате после Вашего решения группа была расформирована, меня решили оставить Зам. ком. войсками С.З. фронта, а я без его ведома обратился к Вам, чтобы меня перевели на Зап. фронт, так как я чувствовал, что С.Зап. фронт обречён на долгое бездействие, а я хотел воевать. Мою просьбу Вы тогда удовлетворили, но мне за это тов. ЖУКОВ сделал большой нагоняй и заявил: «ХОЗИН я Вам припомню» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 128, л. 13).

Добавлю: на почве неприятностей по службе у Хозина возникло нервное расстройство.

«Я заболел, – признался он Сталину, – начались сердечные припадки, всё тело покрылось фурункулами, обострилась болезнь дёсен, из дёсен пошёл гной и кровь, стали выпадать зубы».

И врачам пришлось его отправить на лечение в Барвиху. Рассказывая всё это Сталину, Хозин надеялся, что вождь смягчится и вернёт его на фронт, причём даст ему самостоятельный участок работы. И отчасти своего он добился: в марте 1943 года его назначили командующим Приволжским военным округом, вменив ему в обязанность подготовку резервов для фронта.

Однако почти сразу после Победы Хозина вновь сняли. 12 апреля 1946 года он обратился с письмом к секретарю ЦК ВКП(б) Георгию Маленкову. Генерал доложил:

«9 месяцев я нахожусь в резерве и до сего времени не могу получить назначения. Мои попытки разрешить для меня столь важный и существенный вопрос дальнейшего прохождения службы к сожалению не увенчиваются успехом.

По обыкновению при личных или телефонных докладах соответствующим начальником получаешь ответ: «Подождите, позвоните тогда-то, мы посоветуемся, мы подработаем этот вопрос» и т.д.

И вот так 9 месяцев из недели в неделю, из месяца в месяц, а решения вопроса нет. В чём дело, почему такое отношение к моему служебному использованию, для меня непонятно.

Все работают, занимают те или другие служебные посты, а ты изо дня в день сидишь на квартире всё с одной мыслью, с одним вопросом, за что такая кара. Ведь дальше так продолжаться не может. Поймете, т. Маленков, что это морально гнетёт, убивает человека и создаёт возможно неправильное мнение о несправедливом отношении к тебе, как командиру, члену партии и просто как к человеку, тем более я уже 31 год как на военной службе. Начав службу рядовым солдатом, участник 3-х войн, постепенно, нескачкообразно двигался по служебной лестнице и вдруг очутился без работы. Это такая незаслуженная моральная травма, которую трудно переносить.

Прошу Вас оказать мне помощь и поддержку в определении моего служебного положения, причём докладываю Вам, что если в М.В.С. действительно создалось такое положение, что меня не представляется возможным соответственно использовать, то я не возражаю о переходе на работу в какое-либо другое министерство, как например: Министерство внутренних дел, Министерство путей сообщения или Министерство госконтроля.

И, наконец, прошу Вас при окончательном решении вопроса о мне вызвать и выслушать меня» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 129, лл. 69, 69 об.).

После этого Хозина отправили командовать Военно-педагогическим институтом. Умер он в 1979 году.