Дом, который его не забыл

№ 2021 / 28, 22.07.2021, автор: Александр РЯЗАНЦЕВ

Новости редко бывают приятными. Мы уже давно к этому привыкли. Оттого искренне радуешься, когда в водовороте горестных и волнующих известий попадаются сообщения о тёплых сердцу событиях, связанных с творчеством любимых писателей и народной памятью.
Так, в Рязани на днях открыли памятную табличку с изображением Константина Георгиевича Паустовского, великого советского писателя, чью мощную по духу и по объёму «Повесть о жизни» можно смело поставить в один ряд с романами Михаила Шолохова, Анатолия Иванова и Леонида Леонова. Константин Паустовский, москвич, много ездил по России и жил в разных городах, часто описывал их в своих очерках и рассказах. Бывал он и в Рязани, где в течение 24-ёх лет останавливался в одной бывшей усадьбе в нынешнем микрорайоне-эксклаве Солотча. Во времена Паустовского здесь было небольшое село, старинные дома до сих пор хранят память о прошлом. Осталась и местная поликлиника, на фасаде которой теперь висит небольшая, красивая табличка, созданная скульптором Василием Горбуновым.
Что же писал Паустовский про дом, который его не забыл? Ответ можно найти в его книге «Золотая роза», своеобразной автобиографии и одновременно учебнике для начинающих писателей: «Я поселился поздней осенью в деревне под Рязанью, в усадьбе известного в своё время гравёра Пожалостина. Там одиноко доживала свой век дряхлая ласковая старушка – дочь Пожалостина, Катерина Ивановна. Единственная её дочь Настя жила в Ленинграде и совсем позабыла о матери – она только раз в два месяца присылала Катерине Ивановне деньги.
Я занял одну комнату в гулком, большом доме с почернелыми бревенчатыми стенами. Старушка жила на другой половине. К ней надо было проходить через пустые сени и несколько комнат со скрипучими, пыльными половицами.

Кроме старушки и меня, в доме больше никто не жил. Дом этот считался мемориальным.
Позади двора с обветшалыми службами шумел на ветру большой и такой же запущенный, как и дом, сырой и озябший сад.
Я приехал работать и первое время писал у себя в комнате с утра до темноты. Темнело рано. В пять часов надо было уже зажигать старую керосиновую лампу с абажуром в виде тюльпана из матового стекла.
Но потом я перенёс работу на вечер. Было жаль просиживать немногие дневные часы в комнате, когда я мог в это время бродить по лесам и лугам, уже готовым к приходу зимы…
Я не изучал тот старый дом, где жил, как материал для рассказа. Я просто полюбил его за угрюмость и тишину, за бестолковый стук ходиков, постоянный запах берёзового дыма из печки, старые гравюры на стенах (их осталось очень мало, так как почти все гравюры у Катерины Ивановны забрал областной музей): «Автопортрет» Брюллова, «Несение креста», «Птицелов» Перова и портрет Полины Виардо.
Стёкла в окнах были старенькие и кривые. Они переливались радужным блеском, и язычок свечи отражался в них почему-то два раза.
Все вещи – диваны, столы и стулья – были сделаны из светлого дерева, блестели от времени и пахли кипарисом, как иконы…»
Паустовский любил рязанский покой, и его чувства оказались взаимны. Отрадно, что руководство Рязанской области вспомнило наших.