ГЕНЕРАЛ-ПРОРЫВ
Рубрика в газете: И помнит мир спасённый, № 2020 / 7, 27.02.2020, автор: Дмитрий ФИЛИППОВ (г. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ)
Утром 7 октября 1941 года на переднем крае обороны наступила непривычная тишина. Противник прекратил обстрел. На финской стороне включились мощные громкоговорители, и к советским солдатам обратился сам Маннергейм. «Доблестные защитники Ханко!» – так начиналась его речь. Записанное по радио выступление верховного главнокомандующего финской армии, обращённое непосредственно к ним, защитникам Ханко, с точной характеристикой существующего положения, описанием мельчайших деталей быта, подействовало удручающе на моральное состояние наших войск. Во-первых, послание демонстрировало прекрасную работу финской разведки, во-вторых, было составлено в уважительном ключе, с оценкой доблести и храбрости советских солдат, но при этом с уверенной констатацией безнадёжного положения окружённых войск, что в глубине души понимали все, но не хотели в этом признаваться даже самим себе.
В подразделениях начались брожения, разговорчики, сомнения. Все понимали, что Ленинград не поможет, он сам находится в блокаде. Осень. Приближаются холода. Заканчиваются продовольствие и снаряды. К тому же серьёзная речь старого финского генерала контрастировала с привычными зазываниями финских пропагандистов, обещавших сытную жизнь в плену. Обращался Маннергейм на русском языке, который знал в совершенстве. В заключении следовал жёсткий, точно выверенный психологический удар: два дня на размышления.
Удивительное совпадение судьбы, но именно в этот день Николаю Павловичу Симоняку было присвоено очередное воинское звание генерал-майора.
Советскому командованию необходимо было принимать срочные меры. С одной стороны, указание бытовых деталей свидетельствовало о наличии шпионов на Ханко и хорошей работе финской разведки. С другой стороны, необходимо было не допустить расползания панических настроений на полуострове.
Ответную листовку готовили журналисты газеты «Красный Гангут». Текст написал начинающий поэт Михаил Дудин, служивший на Ханко в артиллеристской разведке ещё с зимней войны 1939 года. Рисунки выполнил художник Борис Пророков, служивший при политотделе 255-ой бригады морской пехоты.
Полковой комиссар А.Л. Раскин дал прямое указание не стесняться в выражениях, а начальник политотдела бригадный комиссар П.И. Власов придумал стилистический ход: написать ответ в духе письма запорожских казаков турецкому султану.
Солдаты – люди простые, приказы выполняют точно. Поэтому первый вариант письма, по воспоминаниям начальника базы С.И. Кабанова, состоял из сплошной матершины. Разумеется, он был забракован. Тогда был составлен второй вариант, который и вошёл в историю как ответ защитников Ханко барону Маннергейму.
Листовку отпечатали 10 октября на больших листах в формате 23 на 39 см. Точный тираж неизвестен, но по воспоминаниям автора текста Михаила Дудина в свет вышло несколько тысяч экземпляров. А дальше листовку разослали по всем подразделениям, ротам и взводам, в окопы и на кухню, на острова и на передний край обороны. Бойцы хохотали, обсуждали текст за перекуром и повторяли рисунок через копирку: для себя, на память.
Свою роль листовка выполнила, но ответ, конечно, был адресован не Маннергейму, а предназначался для своих бойцов в качестве контрпропаганды.
Вот полный текст этого поистине уникального документа. В таком виде он был напечатан впоследствии в газете «Комсомольская правда» и, по слухам, пришёлся по душе самому Сталину.
«ЕГО ВЫСОЧЕСТВУ, ПРИХВОСТНЮ ХВОСТА ЕЁ СВЕТЛОСТИ КОБЫЛЫ ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ, СИЯТЕЛЬНОМУ ПАЛАЧУ ФИНСКОГО НАРОДА, СВЕТЛЕЙШЕЙ ОБЕР-ШЛЮХЕ БЕРЛИНСКОГО ДВОРА, КАВАЛЕРУ БРИЛЛИАНТОВОГО, ЖЕЛЕЗНОГО И СОСНОВОГО КРЕСТА,
барону фон Маннергейму.
Тебе шлём мы ответное слово.
Намедни соизволил ты удостоить нас великой чести, пригласив к себе в плен. В своём обращении, вместо обычной брани, ты даже льстиво назвал нас доблестными и героическими защитниками Ханко.
Хитро загнул, старче…
Всю тёмную холуйскую жизнь ты драил господские зады не щадя языка своего. Ещё под августейшими ягодицами Николая Кровавого ты принял боевое крещение. Но мы народ не из нежных, и этим нас не возьмёшь. Зря язык утруждал. Ну хоть потешил нас, и на этом спасибо тебе, шут гороховый.
Всю жизнь свою проторговав своим телом и совестью, ты, как измызганная старая проститутка, торгуешь молодыми жизнями финского народа, бросив их под вонючий сапог Гитлера. Прекрасную страну озёр ты залил озёрами крови.
Так как же ты, грязная сволочь, посмел обращаться к нам, смердить наш чистый воздух?!
Не в предчувствии ли голодной зимы, не в предчувствии ли взрыва народного гнева, не в предчувствии ли окончательного разгрома фашистских полчищ ты жалобно запищал, как загнанная крыса?!
Короток наш разговор:
Сунешься с моря – ответим морем свинца!
Сунешься с земли – взлетишь на воздух!
Сунешься с воздуха – вгоним в землю!
Красная Армия бьёт с востока, Англия и Америка – с севера, и не пеняй, смрадный Иуда, когда на твоё приглашение мы – героические защитники Ханко – двинем с юга!
Мы придём мстить. И месть эта будет беспощадной!
До встречи, барон.
Гарнизон советского Ханко».
В «Комсомольской правде» пропустили всего одну строку. После слов «до встречи, барон» в оригинальном обращении было добавлено: «Долизывай, пока цел, щетинистую жопу фюрера».
В итоге авторов текста сначала отругали за излишнюю инициативу, а затем, после положительной реакции вождя народов, наградили орденами и медалями. Всё в лучших традициях отечественной бюрократии.
Но примечательно не это. Сам текст письма стилистически и семантически соединил в себе две традиции. С одной стороны, это преемственность от запорожских казаков, пишущих письмо турецкому султану. Эта аналогия читается явно, на неё и рассчитывали авторы письма, добавляя крепких слов и выражений. Как и письмо султану Мехмеду IV, так и ответ Маннергейму были рассчитаны в первую очередь на своего читателя, поэтому оба послания распространялись в списках и листовках и, надо сказать, цель свою выполнили, боевой дух был укреплён. Защитники Ханко совершенно точно были готовы драться до конца. Но в ответе Маннергейму прослеживается ещё одна традиция: ультиматум Суворова коменданту Измаила Магомед-паше. В финальной части и у Суворова, и у защитников Ханко одни и те же рубленые, короткие, убийственные фразы. У Суворова: «Двадцать четыре часа на размышление – воля; первый мой выстрел – уже неволя; штурм – смерть». У защитников Ханко: «Сунешься с моря – ответим морем свинца! Сунешься с земли – взлетишь на воздух! Сунешься с воздуха – вгоним в землю!» И эти аллюзии говорят нам о преемственности традиций русского воинства, русского оружия, русского характера. А от Суворова, от запорожских казаков можно перекинуть ещё один мост к словам Александра Невского: «Кто к нам с мечом придёт – от меча и погибнет. На том стояла и стоять будет земля русская!» А от Александра Невского – к Евангелию, к христианской традиции: «Тогда говорит ему Иисус: возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут» (Евангелие от Матфея, гл. 26, ст. 52). Всё связано, нет ничего случайного ни в мире, ни в войне. Тот, кто прав, возводит свою традицию и преемственность от первооснов, от книги книг. А значит, сила всё-таки в правде.
Дмитрий Сергеевич Филиппов родился в 1982 году в городе Кириши Ленинградской области. Окончил филфак университета. Ветеран боевых действий. В 2015 году еженедельник «Литературная Россия» издал отдельной книгой его роман «Я – русский». Сейчас издательство «Молодая гвардия» готовит к печати книгу Филиппова «Битва за Ленинград».
Добавить комментарий