Кому на Руси жить плохо
Рубрика в газете: Большая чи(с)тка, № 2019 / 32, 05.09.2019, автор: Михаил ХЛЕБНИКОВ (НОВОСИБИРСК)
Среди номинантов на премию «Большая книга» выделим «Калечину-малечину» Евгении Некрасовой. И обращает она на себя внимание двумя объективными факторами: молодостью автора и скромным объёмом выдвинутого
на премию романа.
Нередко молодые прозаики пытаются удивить читателей и критиков, выкатив нечто основательное, вложиться в листаж. Несмотря на несолидный – для столь солидной премии – возраст, Некрасова уже писатель с биографией. Среди высших, до сегодняшнего дня, достижений – получение премии «Лицей» в 2017 году. Публикации в серьёзных изданиях: «Новый мир», «Знамя», «Волга» (счастливый для А.Сальникова, другого финалиста «Большой книги», журнал). Всё очень неплохо для успешной, если она вообще возможна, писательской карьеры в России. Объём книги (роман растянут почти на триста страниц: солидные поля, размер букв, говорящий об искренней заботе издателей о зрении читателей, и даже немаленькая серия рисунков для наглядности) не может обмануть опытного книгочея. Перед нами скорее повесть. Ход событий, персонажи – всё указывает на этот прекрасный и плодотворный для русской литературы жанр. Но выдвигать на премию «Большая книга» повесть – несерьёзно, поэтому простим издателям нехитрые, всем нам знакомые трюки. И большой плюс автору – за отказ лить слова ради самих слов, нагонять количество знаков, которое, по Гегелю, должно перейти в качество. Судя по другим текстам, представленным в коротком списке «Большой книги», многие из современных российских писателей – убеждённые диалектики.
Начну с того, что делаю нечасто: скажу о том, что понравилось.
Первая часть книги произвела сильное впечатление. Серый околомосковский городок, взрослое население которого проводит существенную часть своей жизни в электричках по пути в «гулливерский» город – и обратно, возвращаясь в безликие спальные районы с квартирами по «божеской», немосковской цене. Днём улицы пусты, если не считать пенсионеров и школьников. Первые уже отъездили своё и относятся к категории неудачников, так как не сумели «зацепиться»; вторым ещё предстоит принять участие в этом увлекательном соревновании.
Среди этих вторых – Катя, главная героиня книги. Ей десять лет, она учится в третьем классе. Родители её – пассажиры тех самых электричек, участники лотереи, условия которой понятны, но победить в которой нельзя. Каждое утро они уезжают на работу: первым – папа, через несколько электричек – мама. Возвращаются поздно. Если у папы есть настроение, он изображает строгого родителя: проверяет дневник и даже иногда помогает делать уроки. Мама быстро готовит невкусный ужин и обед на следующий день для Кати. Цель папы – дотянуть до выходных и лечь на диван, чтобы отстреливаться телевизионным пультом от превосходящих сил реальности. У мамы времени тоже немного; чтобы его сэкономить, она расчёсывает и заплетает волосы дочери с вечера. Понятно, что утром Катя идёт в школу с неидеальной причёской.
Одноклассники и учительница Вероника Евгеньевна посмеиваются над растрёпанной девочкой. Пожилая полная учительница вообще смешлива:
Вероника Евгеньевна сдерживала смех, заговорщически прикладывала палец ко рту и подмигивала всему классу. Она прыскала, отчего её глазки совершенно утонули за блестящими щеками.
Для Кати это терпимое неудобство, она ещё не понимает, что смеются над ней.
Незаметно смешки перерастают в нечто иное. Одноклассники чувствуют, что перед ними – жертва, смеяться, а потом и издеваться над которой приятно. Травлю поощряет Вероника Евгеньевна – следовательно, издеваться ещё и безопасно. Чем больше над Катей издеваются, тем больше у неё проблем с учёбой. И чем больше проблем, тем градус издевательств выше. Каждый урок превращается в испытание, звонок не спасает, а только отделяет один вид мучений от другого. Вызов к доске – гарантированный провал, которого с наслаждением ждут все. Даже безопасный раньше урок литературы оборачивается катастрофой:
Катя один раз повернулась на класс и два раза посмотрела на классную, но больше не стала. Текст на доске расслоился и летал перед доской ошмётками. Усилием, равным стараниям пяти десятилетних невыросших, Катя вернула текст обратно, всмотрелась и стёрла «с» в «рассеянной». Вероника Евгеньевна артистично шмякнулась головой об стол, класс понял команду и взорвался новым дружным хохотом. Катя художником отошла от доски-мольберта, наклонила голову, быстро вернулась обратно и написала в «несёшься», после «ш», где ничего прежде не было, – твёрдый знак. Учительница упала спиной на стул и принялась ловить дырой рта воздух. Невыросшие бились от смеха, как от электричества.
Ситуация усугубляется предательством Лары – единственной подруги Кати. Лара – девочка из хорошей семьи. Её отец – бизнесмен, мать – учительница химии в этой же школе. Лара хорошо учится, любима учителями и уже в десять лет сознательно строит своё будущее. Быть рядом с классным посмешищем значит принимать часть позора на себя. Лара благоразумно отходит в сторону.
Если раньше часы одиночества перед возвращением родителей Катя проводила не без удовольствия и могла, например, устроить игру в лилипутов, мысленно уменьшая «выросших», то есть взрослых, до размеров куколок, строить им домики и шить на них одежду, то теперь это время – часы перед неизбежным наказанием. Отец бьёт Катю редко, но ожидание этой кары невыносимо.
Ситуация развивается стремительно. Неловкая от рождения, Катя не может связать на уроке труда варежки. У смешливой Вероники Евгеньевны возникает идея, как решить проблему Кати: отправить её во вспомогательную школу. Наслаждаясь ситуацией и желая продлить её, педагог «проявляет гуманизм»:
– Бесполезно это, Катя. Я ж тебя знаю. Ничего ты не сделаешь. Впрочем, не по-христиански это… Дерзай. Не свяжешь до завтра – прям завтра же свяжусь с родителями и начнём процедуру.
Далеко за полночь Катя наконец довязывает варежки – кривые, не по размеру, но работа выполнена. Когда девочка открывает в школе пакет, то вместо не самых симпатичных в мире варежек находит лишь мотки пряжи. Вероника Евгеньевна торжествует: её диагноз подтвердился. Катя убегает из школы.
На этом заканчивается примерно половина книги. На мой взгляд, очень сильные страницы, написанные правильно, точно, без срывов и зависаний. Даже словотворчество Некрасовой («выросшие», «невыросшие»), сначала вызывающее чувство, что автор заигрывает с читателем, постепенно занимает своё место в мире Кати и уже не воспринимается как кокетство. Одиночество ребёнка с его тщетной попыткой занять круговую оборону против мира, внезапно ставшего из интересного враждебным, холодно-агрессивным, передано достоверно, сгущенно, но без сентиментального нажима. Избежала писатель и псевдоэстетической отстранённости, равнодушного «энтомологического» взгляда на героев. В этом отношении «Калечина-малечина», как бы это громко ни звучало, продолжает традиции великой русской литературы, что в наше время встречается не так часто. И потому я полностью разделяю мнение тех, кто, прочитав книгу, увидел в ней нравственный посыл и протест против насилия.
Что касается последнего. Если присмотреться, то сдобная фигура Вероники Евгеньевны приобретает зловещие очертания, роднящие её с известными героями Достоевского. Она не просто травит Катю, она соблазняет невыросших – малых мира сего – дозволенностью и обыденностью зла. Одно из самых страшных свойств зла – привычка к нему. Катя мешает Веронике Евгеньевне не своей растрёпанной головой и тем более не провалами в учёбе. Послушаем самого учителя:
– …А так… ну ты же видишь, какие ребята у нас учатся: дети учителей, инженеров, художников, врачей, бизнесменов. Особенные ребята, с особенным воспитанием. В моих классах всегда так было. И здесь недопустимо так относиться к учёбе, как относишься ты. Хотя я понимаю, что это не отношение, а скорее твои способности.
Говоря о способностях Кати, Вероника Евгеньевна проговаривается. Речь идёт не об их отсутствии, а о том, что у девочки они другие по сравнению со всем классом. Инаковость заключается не в социальном положении Катиной семьи, а в том, что девочка изначально не подчиняется воле учителя. Да, это сопротивление неявное, не декларированное, но оно вырастает из сущности Катиной личности. В ретроспективном эпизоде автор рассказывает о мучениях девочки, которую родители отправили на лето в детский лагерь к морю. Лагерь ей не понравился:
Самым страшным в лагерной жизни Катя считала кишение людей. В основном невыросших. От них нельзя было скрыться. Нельзя уйти домой и посидеть одной несколько часов до вечера. Даже ночью нельзя спокойно лежать, играть с потолком или просто думать.
«Просто думая», Катя заступается за жертву детских сексуальных опытов, кажущихся почти невинными, видя в них насилие и поэтому – зло. За это «просто думать» – а значит, не подчиняться – и наказывает Катю учитель.
Позже я скажу о финале романа. Он вызвал у меня как минимум сложные чувства, но есть в нём один показательный момент. Главный мучитель, гадёныш Сомов, оказывается в больнице после того, как его толкнула Катя и он попал под машину. В больнице с ним случилось преображение:
Диме Сомову вроде бы хотели отрезать ногу, но потом передумали. В больнице он увлёкся астронавтикой. Когда он вышел в открытый мир, оказалось, что он не может больше играть в футбол и делать многие прежние вещи. Виновника сомовского калеченья так и не назначили, хотя его мама и орала в полиции, что Катю нужно посадить в клетку… А самому Сомову отчего-то было совершенно плевать, кто виноват. Астронавтика вытолкнула всё остальное из его вселенной.
Дима Сомов почти превратился в гадёныша благодаря Веронике Евгеньевне. Ей он был безразличен: так, особо не мешал и проходил по «нормальной» статье – «классный хулиган». В больнице Сомов вышел из сферы «благотворного» влияния школы, остался с собой и стал самим собой. Увы, не каждому из нас выпадает удача вовремя попасть под колёса машины…
К сожалению, хорошее заканчивается, а я перехожу ко второй части книги. К той, в которой из-за кухонной плиты вылезает двигатель всей второй части – Кикимора. Её появление разгоняет сюжет, и тот мчится как на американских горках: конфликт с одноклассниками и спасительное падение Сомова, сцена в автобусе, потом в электричке, безобразное поведение дяди Юры и его наказание, триумфальное возвращение с деньгами… Мельтешащие эпизоды отъедают у книги интонацию, сужают возможности авторского языка. Но это лишь часть проблемы. Куда больше вопросов вызывает сама Кикимора. К сожалению, это не волшебный персонаж романа, а лишь выдуманный – точнее, сконструированный. Это относится даже к её внешности, к тому, как она одета:
В наряде Кикиморы, кроме кнопочной крышки от своего телефона, Катя разглядела привязанные к тряпкам и обрезкам: маленькую лампочку для холодильника, мамины часы с синим кожзаменительным ремешком, две ручки с надписью, пластиковую ногу куклы Барби, папину железную расчёску, мамины капли для носа (ещё наполненные), несколько серебристых крышечек (от бутылок), многочисленные носки (одинокие, беспарные), крючки для рыб, пимпочки от консервных банок, носовые платки и банановые наклейки.
То есть если снять все крышки, отцепить крючки и ногу куклы, то Кикимора элементарно исчезнет. Из внятной человеческой речи Кикиморе доступно только стихотворение А. М. Ремизова про Калечину-Малечину, что снова указывает на её искусственное, лабораторное создание. Всё остальное – междометия, писки, визги. Очень быстро, практически сразу, приходят в голову слова «детское подсознательное, выпущенное на свободу», «объективация» и т. д. Катя слишком акцентированно, как по учебнику психологии, пытается сдерживать разрушительные, дионисийские порывы своей новой подруги. Да, мы знаем, что существует множество научных и околонаучных трактовок того же Карлсона. Но они возникли уже после прочтения книг Линдгрен, зачастую как примеры интеллектуального стёба, природа же Кикиморы раскрывается непосредственно в момент чтения, что обедняет, уплощает книгу.
Ну и теперь о том, что вызвало обыкновенное непонимание – финал «Калечины-малечины». Самое достоверное из него – преображение Сомова, про которое уже было сказано. Также из приятного – наказание Вероники Евгеньевны: произошедшее резко состарило учительницу и отправило на пенсию. Сын увозит её в Москву:
Через этого человека, кажется, стало известно, что Вероника Евгеньевна очень мучается без своих невыросших и переживает, что без неё они окончательно пропадут.
Самое странное и непонятное происходит с родителями Кати. Мама разводится с нехорошим папой, а потом начинается фейерверк из сахарной пудры с ванилью:
Мама перевезла Катю в Гулливерию. Там она нашла работу и поступила учиться в университет на ту специальность, которая ей всегда нравилась. Чтобы видеть Катю очень часто, мама сняла квартиру в соседнем с работой дворе, на первом этаже пятиэтажного дома.
Чтобы совсем пересластить, нам рассказывается, что мама то и дело берёт Катю с собой на лекции, а вечером они обсуждают прошедший день. Безо всякого цинизма, в духе критического реализма, хочется узнать: какую работу нашла себе мама Кати, чтобы оплачивать съёмную квартиру в Москве в трёх остановках от университета, свою учёбу, кормить себя, Катю и т. д.? Зачем этот не сказочный, а какой-то киношный хэппи-энд, этот перевернувшийся вагон с сахаром – в книге, которая без чернухи, но правдиво и психологически убедительно описывает нашу сегодняшнюю жизнь? Такие приёмы скорее подрывают возможный социальный оптимизм, чем его пробуждают.
Но что в итоге? Забегая вперёд, скажу, что из всего прочитанного короткого списка «Калечина-малечина» пока вызывает у меня наибольшую симпатию. И буду рад совпадению моего взгляда с мнением высокого жюри, если ей в реальности «угрожает» какое-то из мест «Большой книги» – за настоящую, без имитационных завитушек, литературу. Девочка Катя и её автор этого достойны.
Присвоитель чужой фамилии? Не обманешь, по отпечаткам пальцев узнают.
Ну, Хлебников и критик! Пересказал повестушку своими словами, поспекулировал на детских обидах и слезах – и читатели ломанулись за книжкой в магАзин.
И застучали-заскрипели типографские машины, допечатывая тиражи, и высоко поднялась лучистая звезда премии Большая книга, освещая путь на тот свет умирающей русской литературе,
1. Как я понял эта “Калечина -…” – подростковая повесть младописательницы (лицеистки) Е.Некрасовой. Писателями не рождаются – писателями, а тем более романистами становятся!
2. Чтобы написать роман, надо писателю-романисту: пережить несколько стрессовых ситуаций, выйти замуж, родить хотя бы двух детей, понять Самой ситуации со сложностями МРОТовскими детскими и семейными, поликлинниками, как разрегулировать семейные противоречия и социальные.
3. Сюжетец слабоват, лексика подростковая.
Это подлинное лицо критика Хлебникова?
4. По первой рецензии на роман А.Сальникова я предполагал объективные критики конкурсных работ на премию “Большая книга”
5. Может быть , прав кугель, см. комм. № 1 Это для дискуссии.
Такой “Большой книгой” только мух гонять.
Не гоняйте мух “Большою книгой” –
Обзовут глупцом и шаромыгой.