Кому – тётушка, кому – матушка…

(О книге рассказов Дмитрия Воронина «Тетушка Жизнь и матушка Война»)

№ 2025 / 47, 28.11.2025, автор: Юрий ИВАНОВ (д. Бардово, Псковская область)

 

Воронин Дмитрий. Тетушка Жизнь и матушка Война

(Калининград: Полиграфычъ, 2024)

 

У каждого писателя свой взгляд на окружающую действительность. У калининградского прозаика Дмитрия Воронина этот взгляд с прищуром. Перефразируя поэта, наш автор может сказать: «я – сатирик по строчечной сути…»

Александр Твардовский советовал читать книгу, как разрезаешь арбуз: если внутри сладко и красно, то можно продолжать дальше в любую сторону. Последуем совету классика и раскроем книгу «Тётушка Жизнь и матушка Война» посередине раздела «Рассказы» (а есть и второй раздел – «Миниатюры»). И сразу попадём в реалии «Правды жизни», в которых три брата-беженца (Азиз, Фаяз и Акрам, из республики, выгнавшей русских и погрузившейся в гражданскую войну, решили-таки перебраться поближе к этим самым русским под бок) внедряются в российскую глубинку. Юрист, торговец и животновод проделывают это весьма успешно. Речь, собственно, идёт о среднем – животноводе Фаязе.

Автор рассказа использует, в каком-то смысле, сюжетную канву сказки «Заяц и лисица», ну, вы помните: была у лисы избушка ледяная, а у зайца – лубяная… Нет, никакого криминала не было, всё-таки старший брат – юрист. Средний, подмазываясь к пьющему многодетному домовладельцу и к такой же его дряни-жене, называет себя «братом». Подселяется. Потом выкупает часть дома, а потом уже и выгоняет экс-хозяина и его жёнушку. Родительских прав «горемычных» лишил суд, а не то они по-прежнему продолжали бы пить на детские пособия. Вот и деньги на новое жильё, которые ссужает пьянице его «брат» Фаяз, этот пьяница тоже пропивает. И сильно изумляется и пытается возмущаться, когда взявший силу животновод, ставший хозяином и фермы, и дома, отправляет их с женой жить в овчарню.

Нет, в рассказе есть и хороший русский – непьющий и работящий парень, которого за это ставит бригадиром на ферме новый хозяин. Он нравится «беженцам», и хозяин не против отдать за него замуж свою красивую, но недалёкую младшую сестру Айсель. Но хочет, чтобы будущий зять принял ислам. А сам потенциальный зять, размышляя о будущем, хочет, чтобы возможная невеста приняла православие. Под конец он удерживает экс-хозяина от поджога потерянного дома…

«– Смешной, – улыбнулась мужу Айша, – смешной и глупый. Как Айсель. Как все русские глупый: друг за дружку не держатся, веру свою не берегут, пьют, как свиньи, чуть что – кулаками машут.

– Правду говоришь, Айша. Давно они рабы. Пусть думают, что свободны. Мы-то с тобой знаем настоящую правду, Айша.

– Знаем, Фаяз, мы с тобой знаем. Эту правду жизни».

Открытый финал – и мы не узнаем, что случилось дальше. Но понятно, что ситуация далека от разрешения. Замещение коренного населения продолжается… Можно только представить, что будут думать читатели этого рассказа! Скорее всего, те, кого в более образованном слое народа ласково величают либерастами (а в глубинном – просто говнюками), прочитают со злорадством об этом самом народе, который за какие-то грехи почему-то достался им в ЭТОЙ стране (а ведь они – свободолюбцы и защитники прав человека, сторонники демократии и западных ценностей, – явно были достойны родиться в какой-нибудь более, хм, цивилизованной, да вот не повезло), и чей трагический путь в никуда они никак не хотят предотвратить…

«Народные мстители», прочитав про такие безобразия, будут продолжать точить топоры, а топорами – перья, чтобы нанести очередной сокрушительный удар по самым ненавистным категориям своих сограждан – депутатам и чиновникам. Хотя бы письменный, в виде жалобы или доноса…

Суровые же бородатые патриоты продолжат думать свою тяжкую думу о том, что не так уж были неправы Иван Грозный, Пётр Великий и товарищ Сталин, которые гнули в бараний рог своё податное население и гнали его на подвиги таской и лаской…

Любой писатель попадает в «вилку», когда пишет сатиру. Если он любит страну и народ, но не любит государство, то как ему отделить одно от другого? Да и: «Ходить бывает склизко/ По камешкам иным. /Итак, о том, что близко,/ Мы лучше умолчим…» (А.К. Толстой). Тем более, если без государства не будет и страны, как это уже показывала не раз наша история? И, если он хотел бы защитить государство, то как не обидеть тот самый народ, который и составляет биологическую, общественную и прочие основы этого государства? Особенно, если глубинный народ неказист, пьющ и, вроде бы, не понимает хорошего к себе отношения власти в виде пособий, льгот и прочих радостей собственного существования?

Попадает в такую «вилку» и Д.Воронин. Но читает у нас не государство, а народ, поэтому волей-неволей автор должен встать на сторону обижаемого населения, частью которого, впрочем, является и он сам. И таким образом сам пытается защититься от тяжёлых – в случае чего – государственных жерновов. Благо, что у нас – свободная страна, и пока можно писать – пусть уже и несколько осторожно, – не только об отдельных недостатках, но и о масштабных провалах в том или ином вопросе нашего жития…

Вот и рассказ «Заступник» о том же. Сельское отделение связи, или проще говоря, деревенская почта, согласно новым – оптимизирующим всё и вся – веяниям, холодная, давным-давно не ремонтированная, но украшенная портретом Путина, основная функция которой теперь просто выдача пенсий. Вот старушки и получают свои социальные пособия раз в месяц. Правда, одни – столько-то, а другие гораздо меньше… А средневозрастные слои приходят только затем, чтобы получить государственное вспомоществование для своих больных родителей, т.к. у самих-то стабильной работы на селе нет. И, если пенсионеры всё же, условно говоря, «молятся» на Президента (не оставил, кормилец, своими заботами!) и голосуют за него, то их дети смотрят достаточно скептически… А на все жалобы по поводу разваливающейся почты чиновники не обращают внимание. Как обычно, ответ можно предположить один, традиционный: деньги в бюджет не заложены… Правда, заметим к слову, что Почта России теперь – акционерное общество, а не государственная организация… Вертикаль же власти в нашей стране видится нам, как некий шест, на котором на потребу всем крутится один наш Президент. Но ведь эдак шест, в конце концов, и сломаться может. А ведь эта самая вертикаль – не шест, а пирамида, состоящая из всё сужающихся к верху слоёв чиновников. Но внизу-то их много…

Впрочем, уже в первом рассказе сборника – «Бег по спирали», – автор нещадно порет не только обнаглевших от безответственности чиновников, но и наших глубинных любителей социализма, показывая общественных, по сути, паразитов, рождённых той самой Советской властью, когда семья крепилась через партком; когда какой-нибудь бездельник-сантехник Афоня мог бить себя в грудь и требовать к себе уважения, как к представителю рабочего класса; а анонимка принималась к исполнению, как документ… Советская власть закончилась, а замашки, порождённые ею, остались. Хотя раньше такие персонажи волей-неволей работали хоть как-то, не хотелось сидеть за тунеядство. А нынче есть и отмазка: нет работы и всё.

Сюжет рассказа прост: в одну из бывших крепостей Восточной Пруссии, куда въехали ещё в 1940-х годах на проживание переселенцы из разных областей РСФСР, приезжает телевизионная группа, чтобы снять сюжет о жизни в полуразвалинах этой самой крепости уже в наше время. И автор проводит телевизионщиков через беседы по очереди с представителями четырёх поколений одного из живущих здесь семейств: с маленькой девочкой Фионой Зюкиной, с её мамой, с пузатым дедушкой-бездельником и, напоследок, и с дряхлой прабабушкой. И все они жалуются на одно и то же. И суть претензий у всех четырёх поколений (даже у маленькой Фионы, так зовут по-сказочному девочку, наслушалась старших) одна и та же: нас забыли; туристы гадят, как не в себя, всё вокруг замусорили обёртками и фантиками, а Фионке даже конфету не дадут; заходят без стука; всё вокруг вытоптали; на башне через крышу проросло дерево; да и крыша разваливается, а чиновники и не чешутся, только при Советской власти раз починили; колодец, который ещё рыцари выкопали, теперь закопали, мол, историю надо беречь, а вода из водопровода ржавая; а «дипутаты» только деньги делят и за границей жильё покупают себе; территория заросла крапивой и бурьяном – и никто не косит…

«– А сам покосить вокруг не пробовал? – вкрадчиво поинтересовался киношник.

– Чаво? – вылупился на него пузан. – Ну, ты и мудак! Я тебе, что, лох какой? Косить! Пускай администрация косит, им за это деньги плотют. А мне кто заплотит? Ещё и свои потрать. Мы их выбирали, пусть и отрабатывают доверие. Я, чего, зря на выборы хожу?..»

И финал очень красноречивый, показывающий, что нынешнее поколение приучено воспринимать любое дело, как проект, который, заметим, имеет начало и конец, причём, простой и формальный:

«…После того как замковый король с царицей растворились в темноте подъезда, режиссёр решительно произнёс:

– Надо немедленно разорвать этот ужасный бесконечный бег по спирали. Маша, сбегай в магазин, купи Фионе шоколадку, торт и ещё каких сладостей, да побольше»…

Как житель села, Дмитрий Воронин прекрасно знает своё окружение, сельский социум. Здесь он идёт вслед за Василием Шукшиным. Но, если Шукшин показывал нам своих странноватых чудиков, то под пером Воронина эти чудики превращаются в социально-бытовых чудовищ… Вполне возможно, что и Шукшин видел своих героев точно такими же. Но Советская власть не позволяла из идеологических соображений очернять народных представителей одного из двух классов-гегемонов. И Шукшин слегка ретушировал картинку… А у Д.Воронина руки развязаны, чем он и пользуется во многих рассказах.

Наш автор, понимая, однако, что невозможно всё время нагнетать и нагнетать, позволяет себе расслабиться и выдаёт, например, совершенно уморительный рассказ «Миротворец» о деревенском мужике по прозвищу Костыль, который, выпив, хочет в своих мечтаниях поехать в Югославию, защищать братьев-сербов (дело происходит ещё в 1990-х годах), а, потом, вернувшись, пойти походом на Москву (извините за длинную цитату!):

«– Ну вот, я, значит, мешок в дорогу ему готовлю, а он стоит посередь кухни в одних трусах, руками размахивает и будущее мне расписывает, как тот Кашпировский. Мы, говорит, и тут порядок наведём, когда возвернёмся. Сразу, мол, как прилетим, десант на Кремль сбросим, всех заарестуем и разберёмся, кто там у них в предателях числится, кто нашу страну импирилистам продавал. Всех, кричит, в лагеря, на Колыму, в пожизненное заключение на хлеб и воду, а потом новую жизнь зачнём строить.

– Заткнись, убью! – рванулся Костыль к супруге, но тут же был перехвачен мужиками. – Всё равно убью!

– Поди Клинтона убей, герой югославского народа! – огрызнулась Шурка. – Там тебя, поди, заждались, когда ты поезда под откос пускать начнёшь.

– В горах! – грянули с новой силой мужики. – Давай, Шур, про счастливое будущее!

– Ну, я и говорю, запел, значит: Шур, колхозы восстановим, деньги вовремя платить начнём, всех чиновников в районе в дерьмочисты переведём, а нашу бухгалтерию – им в помощники. Зарплату положим для них рублей в десять, доллар отменим и всех спекулянтов землю пахать пошлём. А сами в ихние дворцы вселимся и на Kипр, в море купаться, каждую неделю на выходные ездить будем.

– Ай да Костыль, ай да сукин сын! Небось, дворец-то Березовского себе присмотрел, не больше и не меньше, а?»…

Смешно? Конечно. Но как написал в предисловии к сборнику кандидат филологических наук, член СПР Александр Бойников:

«…А ведь Костыль озвучил надежды и чаяния обездоленных россиян и, в общем-то, сказал, ЧТО делать – конкретно и без аллегорий. И потешающиеся над Костылём мужики в душе, конечно, полностью с ним согласны…».

Это у Маркса «человечество, смеясь, расставалось со своим прошлым…». Мы же расстаёмся с прошлым со скрежетом зубовым, а смеёмся над часто печальным настоящим…

Дмитрий Воронин обладает счастливым даром: сюжеты у него рождаются как будто из ничего, как мелодии The Beatles, которые возникают, словно из воздуха – легко и естественно. Вот есть персонаж-типаж – и к нему события липнут, как мухи к мёду.

 

Дмитрий Воронин

 

Не обходит автор стороной и театральную жизнь, хотя, понятно, что он не погружён в закулисье так уж глубоко. Но и закулисье для нас не бог весть какая тайна, учитывая, что о театральных скандалах и жизни актёров СМИ пишут часто и подробно… И наш автор выдаёт юмористический рассказ «Метания Курдюкова» с привкусом, однако, сатиры, построенный на реалиях нашего существования, например, необходимости прививки в период эпидемии ковида. И все злоключения героя-актёра строятся на том – дадут ли ему роль? Если привьётся, то да, нет – значит, нет. И всё это с кучей персонажей, поневоле вовлечённых в действо. Написан рассказ легко, оставляя, тем не менее, ощущение всеобщего дурдома… Как, впрочем, и рассказы на ту же околотеатральную тему «Дуськино счастье», «Эйнштейн»…

Одна из сильных сторон нашего автора – умение строить диалог, на котором, в общем-то, часто и выстраивается рассказываемая история. Ну или, как минимум, речь героев – полноценная составляющая повествования.

Рассказ «Гиблое место» – не побоюсь этого слова – в этом плане блистателен. История исчезновения в глухой российской глубинке модного художника Миколаса Самсоноваса, которого заела столичная суета и слава модного живописца, и которому захотелось писать портреты простых людей деревни – передовиков там, механизаторов, доярок! – а не только губернаторов и прочих шишек, абсолютно фантасмагорична. И вот, попав ещё летом на постой в глухом местечке Шишки к некоему похожему на лешего Кузьме Силычу, в доме которого нет ни «талафона», ни «талавизера», ни света (как, впрочем, и у всех в округе, т.к. провода спёрли ещё лет 10 назад), а дальше – в объятия этих простых людей, которые все тут друг другу родственники, художник теряется в пространстве и времени. Местные решают, что он приехал покрасить старый трактор родственников Кузьмы Силыча.

«… Миколас… задумчиво посмотрел в окно.

– Ужеть снег. Давно?

– Дён семь как, — поднял кружку самогонки Петька.

Выпив и закусив варёной картошкой, Миколас с силой потёр лоб, пытаясь удержать какие-то воспоминания, вновь промелькнувшие в его воспалённом мозгу.

– А я хто? – обратился он к Петьке после тщётной попытки восстановить память.

– Микола.

– А-а, – попытался встать из-за стола Миколас, но ноги не держали. – А хде я?

– У нас, в Шишках.

– А-а. А живу хде?

– Чичас узнаю, – наклонился под стол Петька и пнул кого-то ногой. – Федка, Микола чейный?

– Козимы Силыча сын, – раздалось из-под стола. – Мулеватель.

Миколас тоже нагнулся вниз. Под столом, свернувшись калачиком, лежал бородатый мужик – точная копия Петьки.

– А чаво я у вас делаю?

– Дык, трахтур приехал мулевать.

– Давно?

– Дык, можо, месяц, а можо, два. Хто его знат. С лета ты при нас, – кряхтя, вылез из-под стола и налил себе самогонки бородач. – Покась по всем Шишкам проехали да у всех сродственников наших Шишковых прогостевали, дык всё с нами был. Завтрась послезавтрась к Козиме Силычу, батьку твому, назад тябя отдадим..».

Воронин великолепно копирует (или сочиняет, или пародирует), так сказать, некий народный говор; слух у него на это дело, похоже, тонкий. И когда на поиски художника приезжают банкир из бывших братков, решивший скупить картины Самсоноваса, вложить капитал, так сказать, в живопись и, собственно, спонсировавший творческую поездку, и местный прокурор, то они тоже плюхаются в эту местность, как в болото. Их будущее автор отлично передаёт изменившемся вдруг в конце говором (извиняюсь, уважаемый читатель, за ещё одну длинную цитату, но оно того стоит. И тогда же мы узнаем, что беспокоит местных, когда они слышат странноватое имя художника: не лях ли он? Глаза их при этом вопросе хищно вспыхивают…):

«– Ладно, дед, короче, где художник Миколас Самсонавас? – угрожающе надвинулся на Кузьму Силыча банкир. – Дык, нема у нас таковских и отродясь не було. Микола исть, а Миколаса нема. – Послушайте, Билл Иванович, а может, ну его, может, действительно не было тут никого, – вновь вмешался прокурор.

– Как не было, если последний звонок отсюда прошёл, – поднялся с табуретки и зло ударил сапогом ножку стола банкир. – Объяснить можешь?

– Ну, трудно, конечно, Билл Иванович, но попробую, – закурил «Парламент» прокурор. – Тут вот какое дело, места эти с не доброй славой ещё с давних времён. Много здесь народу сгинуло. А началось всё ещё с Ивана Сусанина, когда он где-то в этих лесах поляков сгубил. Вот с тех пор пришлые людишки в этом углу и пропадают. Из недавнего, помните, лет десять тому, замминистра сельского хозяйства Игнат Васильевич со свитой приезжал? Он ещё грозился эти угодья в бессрочную аренду китайцам отдать.

– Ну? – насупился банкир.

– Сгинул и сам, и свита, и всё сельское хозяйство. Так и не на шли. А ещё замминистра образования Аграфена Николаевна года три назад сунулась со своей модернизацией сельские школы закрывать. Помните?

– Ну.

– Школы успела зарыть, а сама сгинула.

– Не нашли?

– Нет, ни её саму, ни сопровождающих. Как в воду канули. Места после этого совсем глухие стали. Даже свои ездить сюда побаиваются.

– Подожди, подожди, – вытащил из своей куртки фляжку с коньяком банкир. – Так это, значит, и министр здравоохранения Гавриил Алексеевич с министром культуры Ниной Андреевной тоже где-то здесь?

– Ну да, когда клубы с библиотеками да ФАПы закрывали, – взял из рук банкира фляжку прокурор. – Мы сюда и войска посылали прочёсывать. Бесполезно. Гиблые места, одно слово – сусанинские…

– Вообще, чертовщина какая-то, – поёжился банкир и повернулся к Кузьме Силычу. – А про Миколу своего ты всё ж скажи, дед, где он у вас проживает.

– А тама, – махнул рукой старик в направлении леса. – Близко.

– Поихали, Ягужинский, проверкаем.

– А может, не стоит, Била Иваныч? Ну яго, мулевателя энтого, – опасливо покосился на старика прокурор.

– Ехаем, Паня, ехаем, чуить моё сердешко, што свидимся вскорости с Миколою нашем, здеся ён, – уверенно шагнул за порог банкир…».

Такие, понимаешь, уважаемый читатель, дела…

И замечателен рассказ «Честная служба», в котором автор, описывая праздничным тоном сельское торжество отправки молодого парня в Вооружённые силы Украины, во вставных новеллах показывает честную кровавую службу то прапрадеда призывника полякам в 1920-х годах, то прадеда немцам в войну, то отца и крёстного Советам в 1960-х и 1980-х, то нынешней неонацистской власти… И все застольные тосты заканчиваются наказом призывнику служить честно, как служила вся его родня в своё время… И наследник становится снайпером ВСУ и начинает честно убивать мирных людей на Донбассе, продолжая кровавый путь урождённых бандеровцев. Что ж, можно только поаплодировать Воронину за умение без лишней «чернухи», без дидактического назидания и морализаторства, одними художественными средствами показать кроваво-холуйскую службу «украинцев» очередным хозяевам…

Литературные учителя Дмитрия Воронина видны невооружённым глазом. В критике неповоротливого госаппарата автор идёт вслед за М. Салтыковым-Щедриным; в своих фантасмагориях – за М. Булгаковым; в общественно-бытовой критике мещанства – за М. Зощенко. Хорошие учителя! И пусть дорога Воронина, как сатирика, не столь широка, как у его учителей, но даже, если это просто тропинка, то тропинка всё-таки своя: «Мой стакан невелик, но я пью из своего стакана» (Альфред де Мюссе).

Но не чужд автор и внутренним трагедийным мотивам, и какая уж тут сатира? Это про рассказ о гибели мальчика «Одинокая парта». Не смотря на давность его написания, рассказ остаётся актуальным, т.к. не исчезла в наших школах проблема одиночества и травли. Да, в общем-то, и, например, рассказ «На Берлин!» показывает суть трагедии народа, проданного своими начальниками за понюшку денежного табака.

Но не только горечью за страну и своеобразной, как и положено сатире, болью за народ пропитан сборник. Чистым и светлым чувством веет от поэтической жемчужины – рассказа «Счастье», финальном рассказе раздела – с описанием детских впечатлений о лете в деревне у бабушки с дедушкой. Потому что, увы, не осталось, похоже, в наших деревнях такого уклада жизни, какой помнится лирическому герою. Может быть, я и преувеличиваю, но ненамного, это почти бунинский уровень описания тонкостей быта, сочная словесная живопись. Этот рассказ своим настроением поневоле выделяется на общем фоне, как вишенка на торте.

Раздел «Миниатюры» состоит тоже из вещей, которые автор, похоже, выделил в отдельный раздел только потому, что почти все они, что называются, размером с ладонь. А ведь это тоже полноценные рассказы, в которых и характеры, и выразительные описания, и смешные диалоги, и неожиданные повороты сюжета… И в этом разделе, кстати, есть миниатюры и про войны – прошлые и настоящие.

Раскрыв поначалу книгу, поневоле ищешь в содержании сборника рассказ под таким интригующим названием, как «Тётушка Жизнь и матушка Война». Но автор оставляет на усмотрение читателя сделать свои выводы по поводу того, кто кому тут тётушка, а кто матушка…

Конечно, по большому счёту, книга Дмитрия Воронина – это чистая беллетристика. Но беллетристика высокой пробы, написанная чисто, ясно, коротко и выразительно. И некоторые рассказы останутся в памяти читателя глубоко и надолго. А о чём ещё мечтать писателю?

И, кстати, этот сборник в 2025 году вышел в финал (13 лучших книг) Всероссийской литературной премии им. А.Б. Чаковского «Гипертекст» (Москва, «Литературная газета») и также стал победителем Оренбургской областной литературной премии им. С.Т.Аксакова.

 

Юрий ИВАНОВ-СКОБАРЬ

 

5 комментариев на «“Кому – тётушка, кому – матушка…”»

  1. Большая просьба: если кто-то захочет что-то прокомментировать, подписывайтесь, пожалуйста, человеческими ФИО (ФИ). С анонимными писателями/читателями/издателями/ и т.п. разговор не веду, уж извините, анонимы…

    • Братан, здесь очередь выстроилась из комментаторов! Но после твоей реплики она рассосалась…

    • А мне как анониму и вовсе безразлично, кого читать: лишь бы комментарий был интересный. Ни фамилия не нужна, ни псевдоним не интересует…

  2. А Дмитрий Воронин завтра получит премию “Золотое звено” от РЖД и “Литературной газеты” в номинации “проза”.

Добавить комментарий для Фёдор Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *