Константин КОМАРОВ. ПОЭЗИЯ НЕ ДЛЯ СТАДИОНОВ! (интервью)
Рубрика в газете: Ни дня без рифмы, № 2018 / 32, 07.09.2018, автор: Юрий ТАТАРЕНКО (НОВОСИБИРСК)
Константин Комаров (1988) – поэт, литературный критик, кандидат филологических наук. Член Союза российских писателей и Союза писателей Москвы. Автор книг стихов «Невесёлая личность», «Безветрие», «От времени вдогонку», сборника критических статей и рецензий «Быть при тексте». Лауреат премии журналов «Урал» (2010), «Нева» (2016), «Вопросы литературы (2017). Лонг-листер (2010, 2015) и финалист (2013, 2014) премии «Дебют» в номинации «эссеистика». Лонг-листер поэтических премий «Белла» (2014, 2015, 2016), «Новый звук» (2014), призёр поэтических конкурсов «Критерии свободы» (2014), «Мыслящий тростник» (2014). Финалист премии «Лицей» (2018).
Весной Комаров выступил в Новосибирске в турнире «Слэм со звездой», где занял второе место, уступив только любимцу публики Виталию Красному.
– Какие впечатления от слэма, звездой которого вас заявили?
– Очень порадовал общий уровень участников турнира: прозвучало несколько мощных текстов. Прямое лирическое высказывание – это сильная сторона новосибирской поэзии. Впервые в жизни я голосовал за всех конкурсантов!
Своим выступлением не очень доволен. Потому что недокачал зал, а в финале ошибся с выбором стихов. Прочёл свой трэшачок вместо метафизики. Возможно, именно это и объясняет моё второе место. Но проиграл весьма достойному сопернику: энергетика у Виталия Красного – мощнейшая! Отдельно выделю Тимофея Тимкина. Это тот самый случай, когда большой артистизм сочетается с высоким уровнем поэзии.
В слэме огромную роль играет удача. Я вообще не должен был в финал проходить – поскольку во втором туре сбился и начал сначала! Для слэма это катастрофа, такие вещи обычно не прощаются. Это как в прыжках в длину – если малейший заступ, попытка не засчитывается. Так что спасибо публике за поддержку.
– Есть мнение, что русская поэзия после Бродского закончилась – согласны?
– Какие бы тяжёлые времена поэзия ни переживала, её жизнь продолжается – и слава богу. Поэзия – язык в его предельном воплощении, в его лучшем состоянии. А язык – самоорганизующаяся и саморазвивающаяся система. Так что поэзия бессмертна.
Недавно я читал лекцию о творчестве Бродского. Он не просто повлиял на последующую поэзию, а просто придавил её огромной плитой. Он произвёл интонацию, с которой можно продекламировать что угодно: рецепты, телефонную книгу – и всё зазвучит, как поэзия: «Возьмите три стакана муки, добавьте немного соды, тщательно перемешайте…» Синтаксис Бродского соблазнил великое множество его эпигонов. Сейчас отечественная поэзия вылезает из-под плиты Бродского – хотя далеко не вся под ней умещалась.
– Кто в таком случае продолжает ряд больших русских поэтов?
– А кто вообще сказал, что Бродский – крупнейший поэт своего времени? Влиятельнейший – да, но крупнейший ли? Сегодня сопоставимые с ним величины – Сергей Гандлевский, Ольга Седакова, Юрий Казарин. Просто у них совершенно другая поэтика. А вспомним возведённого в культовую фигуру Бориса Рыжего! И в годы жизни Бродского была замечательная ленинградская неподцензурная поэзия – Виктор Кривулин, Елена Шварц, Леонид Аронзон…
– Довелось прочесть, как вы нелестно отозвались о Евтушенко с Вознесенским – мол, дутые величины, были в те времена авторы и посильнее. Назовите эти несколько фамилий!
– Сложный вопрос – с учётом того, что когда-то Бахыт Кенжеев назвал меня продолжателем традиций Вознесенского… Стадионная поэзия – странный феномен. Это конфетка, о пропаже которой до сих пор все громко плачут. Но, минуточку – поэты не должны собирать стадионы! Поэзию никому не навяжешь, и любить её, писать её – удел немногих. И мы никогда не скажем: сборники Ахматовой и Цветаевой выходили крошечными тиражами, а томики шестидесятников – миллионными, и поэтому Цветаева гораздо хуже Евтушенко. Нет, конечно! Просто в эпоху Оттепели на поэзию была мода: за стихами стояли, как за американскими джинсами!
У Евтушенко есть немало стихов, которые я люблю. Но в общем массиве его лирики это ничтожное количество. Евтушенко как поэта сгубили именно стадионы. Он, стараясь успеть везде и всюду, стал распыляться тематически. И называть его в числе лидеров своего поэтического поколения я бы поостерёгся. Сильнее Евтушенко писали, к примеру, Леонид Губанов и Борис Слуцкий, Давид Самойлов и Александр Межиров. Приплюсуем сюда же и ныне здравствующего Александра Кушнера.
– Ваша кандидатская диссертация – о творчестве Маяковского. Чем привлёк этот поэт?
– В первую очередь – безумной, термоядерной остротой поэтической девиации. Когда, действительно, словом обжигается кожа. «Лирика спинного мозга» – это слова Горького о поэме «Флейта-позвоночник».
Я писал свой диссер о послереволюционном периоде Маяковского, который очень несправедливо обойдён вниманием. Но поэмы «Хорошо» и «Владимир Ильич Ленин» – замечательны! Поразительно, как из абсолютной газетчины, мёртвой канцелярщины можно сделать поэзию кипения. Маяковский – всегда высочайший градус эмоций, и неважно, о ком и о чём он пишет. Его поэзия – вселенского масштаба, читаешь её – и тратишь физическую энергию, согласен с Цветаевой. Маяковский – большой поэт большого времени. А вот наше время – «мелковато для пера».
– Вас называют бультерьером современной отечественной критики…
– Не согласен с такой формулировкой. За любой критикой должен стоять человек. Критика – не сведение счётов и не похвала. Это – литература, а не вторичный, обслуживающий жанр. Мой сборник критики называется «Быть при тексте». В этих трёх словах – мое кредо критика.
Недавно в «Новом мире» коллега Мурашов устроил мне обструкцию из-за статьи в «Вопросах литературы». Впасть в инерцию переругивания легко. Но надо уметь останавливаться. Так что подумаю, отвечать ли.
– Должен ли критик быть поэтом, прозаиком в прошлом?
– Меня несколько смущает слово «должен». Есть мысли – старайся выражать их не туманно. Постепенно сформируется твой индивидуальный критический стиль. Критика – крайне неблагодарный труд. Гонорар за статью, на которую уходит неделя жизни – 800 рублей плюс-минус…
Лучшей современной книгой о критике считаю книгу Игоря Шайтанова «Дело вкуса». К критику Дмитрию Быкову отношусь сложно. За его блескучестью порой чудится пустота. А его книга о Маяковском – очередной текст о себе, любимом.
Вообще, критика стала частным делом: «Я прочёл и считаю, что…» Статьи в толстых журналах работают большей частью разве что на повышение самооценки авторов. И, тем не менее, кто-то должен заниматься этим неблагодарным делом, ибо без критики сколько-нибудь здоровый литературный процесс невозможен априори.
– Ваши регулярные публичные резкие заявления – проявление творческой натуры или осознанное ньюсмейкерство?
– Конечно же, первое. Наверное, это не очень правильно – но я человек очень эмоциональный, быстро реагирующий. Порой думаю: надо быть более взвешенным, спокойным. Но не получается. И когда понял, что другим не умею быть в принципе, стал принимать себя таким, какой есть. Мгновенная реакция – это не так плохо. Тем более, что ещё ни перед кем не приходилось извиняться. Не за что – я патологически не умею врать. Но вот форму высказывания, пожалуй, можно было бы выбирать порою и помягче…
– В то же время вы дружины с рядом коллег. На чём основана эта дружба?
– И снова сложный вопрос! Думаю, дружба в классическом понимании между поэтами не то чтобы невозможна… Для меня очень важно дыхание рядом, ощущение общего дела. Как бы я ни относился к некоторым поэтам, как бы ни была не близка чья-либо поэзия – я рад, что в это абсолютно непригодное для поэзии время люди пишут стихи! Не побоюсь выглядеть пафосным, но поэзия – миссия, служение. «Раз голос тебе, поэт, дан – остальное взято» – снова вспомню Цветаеву. Зависть, ревность и прочее – явления литпроцесса. Они имеют право быть повсюду, где есть человек. Считаю, что поэтическая конкуренция – двигатель прогресса.
Не многих поэтов могу назвать своими друзьями. Я за коллегиальность. Пью с поэтами пиво по выходным и понимаю, что не одинок в литературе. У меня очень много хороших знакомых, но друзей могу пересчитать по пальцам одной руки. Например, Алексей Котельников, о котором мало кто знает. Совершенно удивительный человек, замечательный поэт. Принципиально нигде не публикуется и не выступает. Отречение от всего мирского во имя служения поэзии – уважаю его позицию. Котельников автор более пяти тысяч стихотворений, и среди них нет ни одного плохого. Есть те, кто пишет стихи, а есть – живущие стихами, думающие ими, чувствующие. Это – про Лёшу.
– Недавно вы весь день слушали Игоря Растеряева. Это поэзия?
– Нет. Рэп-баттлы – тоже. В поэзии автор всегда работает по максимуму, поэтому стихам не нужны никакие подпорки. Если тексту, чтобы проникнуть в сердце, нужна музыка, видеоклип – это не поэзия. То, что звучит в ходе баттлов – это тексты: талантливые, артистично исполненные. Не более того. Поэзия работает с листа. Не уверен, что книжка Oxxxymironа попадёт в меня.
– Продолжите фразу: «Читайте Пушкина – потому что…»
– Ну, у меня будет много вариантов… Остановлюсь на хрестоматийном: Пушкин – наше всё! Он был, есть и будет – как к нему ни относись. Это поэт удивительной светоносности и гармонии. Он не встраиваем ни в какие иерархии! Пушкин сам о себе всё сказал в своих стихах: он – пророк. И таких гениев – единицы в мировой истории: Шекспир, Данте, Гёте.
– Но, согласитесь, пушкинский лексикон устарел. Нынешние школьники мало что понимают в «Евгении Онегине»…
– Да что это за дурацкий подход: мол, лексикон должен быть универсальным на все времена? Если ребёнок не знает, что такое вежды – это не проблема Пушкина! Представьте себе логику поэта: нет, это слово я употреблять не буду, его же 200 лет спустя школьник не поймёт! Ну, ерунда какая-то, честное слово… В поэзии всё дело – не в словах. А в музыке, что звучит между строк.
Вот «Слово о полку Игореве» – устарело или нет? А оно написано давным-давно! А стихотворение Ах Астаховой устаревает по факту его написания… Нет, ребята, Пушкин вечен, он – сама жизнь.
– Читают ли поэты прозу? Какую – спрошу у Константина Комарова…
– Стараюсь внимательно следить за современной прозой. Но читаю меньше, чем хотелось бы. Недавно купил нашумевший роман Янагихары «Маленькая жизнь». Читаю и как литературный критик, и ради собственного читательского удовольствия.
Горячо всем рекомендую – Маканина, Битова, Искандера, Распутина. Также очень интересен новый реализм. Много копий сломано в спорах о его состоятельности, но это действительно литературное явление. Прилепина, Гуцко, Садулаева я читал мало. Но вот прозу Романа Сенчина ценю высоко. Говорю это не как его друг: я начал читать Сенчина задолго до нашего знакомства. Он актуализировал опыт таких забытых писателей, как, к примеру, Глеб Успенский или Гарин-Михайловский – с их очеркистским началом. У Сенчина заметно выделяется роман «Елтышевы». В нём квинтэссенция сенчинского писательского дара. «Елтышевы» – жёсткий и честный взгляд на нашу жизнь. Мне нравятся и рассказы Ромы – ёмкие и хлёсткие, оставляющие длительное читательское послевкусие.
Что касается модернистской прозы, она тоже заслуживает внимания: Людмила Улицкая, Людмила Петрушевская, Марина Палей, Анна Матвеева. Назову ещё Михаила Шишкина – писателя для писателей. И, конечно же – своего земляка Лёшу Сальникова, который выстрелил своим романом «Петровы в гриппе и вокруг него». К слову, Сальников вышел из литстудии Евгения Туренко, где начинал как поэт.
Вообще, поэту необходимо читать прозу – чтобы менять свои поэтические регистры. Не стоит соприкасаться с одной лишь поэзией: есть ещё и драматургия, и нон-фикшн, и литературоведение, в конце концов! Если поэзия всеобъемлюща, то поэт должен читать всё на свете!
– В то же время в списке авторитетов современного общества поэтам отводится «…надцатое» место. Как относитесь к этому?
– Нормально. Так и должно быть! Сайт «Антологии современной уральской поэзии» называется «marginally.ru». Мне кажется, это очень верное определение: поэзия маргинальна по своей сути. Было бы очень странно услышать от ребёнка: «Хочу стать поэтом!»
Поэзия дело неблагодарное. И пишутся стихи не для социума – а для вечности. Это попытка человека разобраться с самим собой. И для общества сейчас вся литература маргинальна. А уж поэзия – в квадрате.
– Где проще выживать поэту – в мегаполисе или келье?
– Позволю себе очередную цитату: «Каждый выбирает для себя женщину, религию, дорогу…» Есть поэты, которых просто невозможно представить вне жизни большого города. А кто-то, помнится, призывал: «Не выходи из комнаты, не совершай ошибку» (улыбается). Действительно, совершенно не обязательно объезжать весь мир, чтобы его отразить. Эмили Дикинсон вот как раз из комнаты вообще не выходила, что не помешало ей стать одним из лучших американских поэтов.
Я, наверное, больше поэт городской. А келью можно организовать где угодно. А ещё можно написать себе пространство и в нём жить!
И Урал, и Сибирь – это территории с энергетикой, благоприятной для написания стихов. При том, что Екатеринбург словно сдавливает тебя, не дает расслабиться. А в Новосибирске ощущается размах. Неслучайно здесь Владимир Берязев пишет длинные эпические стихи и поэмы.
– Насколько различны цели жизни у поэта Комарова и критика Комарова?
– (После паузы) Поэт Комаров старается писать хорошие стихи. Для меня письмо – средство выживания. Не могу долго не писать стихов. Поэтому не вижу ничего плохого в слове «графомания» (улыбается).
Цель критика – в периодических публичных высказываниях об интересных явлениях. Да, критику Комарову хотелось бы влиять на умы. Но, похоже, это утопия.
– Главный способ самопрезентации поэта – это книга, выступление, публикация в ЖЗ, телеэфир или соцсети?
– В этом смысле я человек довольно консервативный, если не сказать – ортодоксальный. В нашей по-прежнему логоцентричной стране стихотворение, опубликованное в толстом литжурнале, важнее – даже если его прочтут два десятка человек. Текст на сайте «Стихи.ру» могут прочесть 20 000 пользователей. Но поэзия подразумевает систему фильтров – в лице редакторов отделов поэзии в журналах, к примеру. Стихи должны выходить на бумаге, а не в сетевом хаосе. Именно это является легитимизацией поэта, всё остальное – бонусы. А если ты в процессе написания стихотворения думаешь, где, как и кому его презентуешь –получается коньюнктура.
– Что дают молодому писателю ежегодные форумы «Липки»?
– Мне они очень нравятся, был там семь раз. Это одна из немногих возможностей и получить профессиональный отклик, и пообщаться с большим количеством себе подобных. Ну, а лекция Маканина, встреча с космонавтом Титовым – это может быть только в Липках!
Эти форумы мне очень многое дали. Помню, Ольга Ермолаева разнесла мою подборку в пух и прах. Долго приходил в себя. Но это была необходимая встряска и закалка воли. Больше всего мне нравится семинар журнала «Вопросы литературы», где под руководством Игоря Шайтанова статьи обсуждают по гамбургскому счёту. Оттуда вышли почти все ведущие молодые критики – к примеру, Елена Погорелая, Валерия Пустовая… Интересны и поэтические семинары «Звезды», «Знамени», «Невы».
– При этом тиражи толстых журналов падают – что делать?
– Никто не знает. Возможно, следовать примеру журнала «Урал», вокруг которого постоянная движуха – круглые столы, литературные и музыкальные фестивали. В мае в четвёртый раз у нас прошёл фест «толстяков», я был модератором совещания «Урал – опорный край литжурналов». Приезжали коллеги из Москвы, Питера, Новосибирска, Нижнего Новгорода… «Толстяки» живы – вот что главное.
– Что благотворнее для поэта – семья или романы?
– По моему глубокому убеждению, поэт – существо не семейное. Поэтому, конечно же, я за романы. Нет, кому то и повезло с женщиной на всю жизнь – как Бунину или Мандельштаму…
Поэт постоянно движется – сквозь, напролом. Какое уж тут лоно семьи… Семья – шанс творческому человеку обытоветь, об этом писал Маяковский, с его патологической боязнью мещанства. Быт убивает поэзию. Так что поэт и семья – это две вещи… крайне трудно совместимые. Блин, как можно заводить детей, когда ты сам большой ребёнок?! Не могу представить себе Гумилёва, проветривающего подгузники…
– Каких уральских поэтов читает губернатор Свердловской области?
– Без понятия! Но мы с г-ном Куйвашевым знакомы: несколько лет назад он принял делегацию литераторов из журнала «Урал». Хорошо пообщались.
А мэр Екатеринбурга – сам поэт, причём неплохой. Евгений Ройзман много читает, в его кабинете – портрет Бродского, он даже участвовал в битве поэтов на фестивале! Москвич Александр Казинцев, увидев это, сказал: «Не представляю Собянина на одной сцене с поэтами…»
Но вообще-то художник и власть всегда должны быть по разные стороны баррикад. Не Пушкин – поэт времён Николая Первого, а наоборот! У поэта своя власть, и по мощи мало что может с ней сравниться.
– Кто сильнейший поэт Урала за последние полвека?
– Любая иерархия сомнительна. Поэзия Урала – лирический авангардизм с густой, жёсткой метафорикой. В фундаменте Уральской поэтической школы – Решетов, Казарин, Никулина. Алексей Решетов – потрясающий автор. Безумно обидно, что за пределами региона его практически никто не знает. Весной в Березниках проходил традиционный фестиваль его памяти, где мне подарили его замечательный трёхтомник – всем рекомендую!
– А что для вас значит УПШ?
– Сложно ответить однозначно. К примеру, Виталий Кальпиди считает, что это именно школа как таковая – приходишь и учишься. Думаю, УПШ – это всё же собрание индивидуальностей. При этом я очень уважаю Кальпиди и Марину Волкову – это настоящие катализаторы регионального литдвижения, авторы реально прорывных проектов. Именно благодаря УПШ я попробовал свои силы в переложениях с французского, зарифмовав верлибры Винсана Кальве – вышел коллективный сборник билингва.
– Ведёте ли дневник поэтических наблюдений?
– У меня по блокнотам разбросан целый реестр рифм. Начиная стихотворение, периодически отталкиваюсь от интересной рифмы – отчасти подобным способом работал Маяковский. Но стихи интересно себя ведут: они пишутся даже тогда, когда их не пишешь! Юрий Казарин любит признаваться, что всё время думает стихи.
Ещё бывает, стихи снятся. Хотя в последнее время во сне приходят только неологизмы и всякие интересные слова: к примеру, «гиппопотом» – это бегемот-прокрастинатор. Приснилось и то, что поэт, отразивший всю боль и неприглядность нашей жизни, должен носить фамилию Есенчин. И так далее.
Люблю писать стихи о стихах. Основные темы – жизнь, смерть, любовь, поэзия. Каждая книга – попытка отчеркнуть этап своего поэтического говорения. Хотя довольно трудно ломать себя, расшатываться, осваивая новую поэтику.
Весной в Екатеринбурге посчастливилось познакомиться с поэтом Томасом Венцловой – удивительнейшим человеком. Он говорит, что от поэта должно остаться примерно 35 стихотворений – сильнейших, настоящих. Думаю, пока я написал таких с десяток – три из них в прошлом году. А лучшее стихотворение – крайнее, тут я снова согласен с Маяковским.
– Без чего не проживёте и дня – без Интернета, сигарет, пива?
– Без поэзии. Без всего остального – прожить можно, ручаюсь.
– Премия «Большая книга» – 3 млн руб. На что потратили бы такую сумму?
– Ох, ну и вопросики у вас… В принципе, как любой нормальный писатель, я бы просто жил на эти деньги. Премия за одну книгу позволяет написать следующую. Мы живём в страшное время, когда три миллиона не способны обеспечить что-либо реальное – разве что автомобиль. Но зачем он мне? Придётся же вечно быть за рулём и отказываться от выпивки… (улыбается)
– А вот, к примеру, футбол и Комаров – близки друг другу?
– Угадали – очень. Сам играю – в основном в полузащите, где требуется креативность и мобильность. Футбол – мой главный антидепрессант: беготня по выходным с пацанами прочищает кровь. Полученного драйва хватает, чтобы продержаться полнедели нормальным человеком.
С 1998 года болею за «Локомотив». Счастлив, что команда после долгого перерыва вновь стала сильнейшей в стране. Хотя, по большому счёту, футбол и российский футбол – два разных вида спорта. Хочешь получить удовольствие – включи матч с участием «Барсы» или «Реала», «Ювентуса» или «Баварии»…
В футболе вообще-то много поэтического. Поэзия стихам не тождественна. Есть люди, не написавшие ни строчки – но в моих глазах они поэты больше, чем некоторые авторы множества стихотворений. Поэзия это полнейшая самоотдача своему любимому делу. В этом смысле Месси – поэт футбола.
– А кого из поэтов цените так же, как Месси?
– Мне очень нравится поэзия Серебряного века: Блок, Гумилёв, Цветаева, Сельвинский, Багрицкий, ранний Тихонов. Маяковский, естественно – отдельной строкой. Близки мне и метаметафористы (Парщиков, Ерёменко, Жданов), и «Московское время» (Гандлевский, Кенжеев, ранний Цветков). Симпатичны западные верлибры. Уитмена вот очень люблю. Примеров удачных русских верлибров крайне мало: пара у Хлебникова, пара у Блока. Сильно сомневаюсь, что у русскоязычного верлибра большое будущее. Да и настоящее сомнительно. Не очень приветствую и нарратив в поэзии, для этого есть проза. Стихами надо говорить только то, что можно сказать только стихами.
– Что для вас значит слово «звезда», насколько оно уместно в поэзии?
– Абсолютно неуместное слово! Оно отдаёт попсовостью. А выражение «звёзды современной поэзии» – звучит просто оскорбительно. Пусть будут звёзды современной эстрады, ничего не имею против. Ну, разве что в маргинальном контексте можно заявить такое: «Лёня Губанов – звезда московских подворотен и рюмочных…»
– А как же тогда именовать такого сильного и харизматичного поэта, как Константин Комаров?
– Слово «поэт» не требует ни эпитетов, ни синонимов. Так что, думаю, к словосочетанию «поэт Комаров» не стоит ничего добавлять (улыбается).
Беседовал Юрий ТАТАРЕНКО
г. НОВОСИБИРСК
Про Диму Быкова он попал совершенно точно.
Губанов выбрал бездну. Остается только его пожалеть.
Спасибо за Лешу Котельникова! Уважаю.
Про Быкова да, верно. Перечитывать не тянет