ЛИСТКИ ИЗ БЛОКНОТА

Рубрика в газете: На бездорожье времени, № 2018 / 45, 07.12.2018, автор: Александр БАЛТИН

1

Такой поэт, как Цветаева – с рвано-дёрганой, телеграфной строкой (что не умаляет её величия) не мог появиться в Петербурге: только в Москве с закрученными её переулками, древней, не ветшающей яркостью, некоторой расхлябанностью жизненного ритма…

Петербург – с его перспективами, стройной высотою домов, классическими фасадами – город чёткой артикуляции, и строф, упакованных в компактность формы – пушкинской строфики, хотя и родился главный классик в Москве, но Питер большее влияние оказал на его судьбу.

Петербург Ахматовой и Блока логичен, как Москва – Маяковского и Цветаевой: с их избыточностью, бесконечным – ничем не утихомирить! – порывом, взвихрённостью…

Разное отношение к жизни, – в сущности, разные типы мировосприятия…

 

2

Противоречит ли поэзии Лев Толстой?

Ни в коей мере.

Тяжелостопность его стиля строфична, как широкозвучащий, бесконечный по охвату явлений эпос.

Стопы его фраз, как стопы своеродных размеров прозы, а рифмы мыслей гораздо интереснее рифм привычных.

Выразительность последнего абзаца «Холстомера» (к примеру) с её словесной неправильностью поражает сознание, как поэтический шедевр со сдвинутым – в пользу метафизики – логическим центром.

А сама поэзия жизни так мощно вобрана толстовскими страницами, что действительно хочется видеть в евангельском слове, которое было в начале, слово поэтическое.

 

3

Пунктуация в поэзии играет более сложную роль, нежели в прозе.

Мускульная сила тире может отправить строчку на высоту, неожиданную для самого поэта, а внезапные скобки придадут поэтической мысли дополнительное оттеночное звучание.

Точка в поэзии более решительна.

Загляните в её глубины – она составлена из смысловых завихрений, а точка с запятой оригинальною нитью вплетутся в общий ковёр стихотворения.

Таким образом, богатство пунктуации работает на богатство русского стиха, увеличивая его золотоносность…

 

4

Перлы иных стихотворных строк – иногда шедевр в шедевре, иногда – шедевр в скромном стихотворении.

Иногда и строка высвечивается в качестве отдельного стихотворения, сколь бы значительно оно само ни было: В твоей руке такое чудо – моя рука!

И интенсивность чувства, и защищённость его солнечностью восторженных отношений одной строкой обозначены – точно в небесном поле: сияют в небесах, вписаны в незримые скрижали.

Формулы стихотворных слов, не отменяемые данностью: Чему бы жизнь нас ни учила, но сердце верит в чудеса…

Сердце не переделать, но стоит углублять его содержание, добиваясь главного – того основного, без чего жизнь просто набор рефлексов и сумма инстинктов.

Поэт, вероятно, должен природно быть склонен к вере, ибо и сам не знает, откуда приходят озарения строк. (Что подчас этого не происходит – вероятно, следствие чрезмерно раздутой самости поэтов, не позволяющей осознать природу собственного творчества).

Но строки сияют другим, ибо ситуация, когда поэты читают поэтов – и только – абсурдна.

 

5

В шубе роскошной, опушённой зыбкими алмазиками снежинок и в пышной шапке, выбирается из розвальней: тяжёлый телом, умудрённый душой, предчувствуя карминно-крепкий чай с прозрачным рубином настойки и горячими, пышущими ватрушками, зная, что пищевые, кратковременные, как жизнь бабочки, радости лёгкой тенью заслоняют мысли о реке времён – той, что не легла ещё словесной вязью на грифельную доску, но уже коснулась его, Гавриила Романовича, тронула его жизнь, не имея прав на его поэзию…

 

6

Гроздья звонких и звенящих слов – становой хребет «Лебединого стана».

Нет! Мысль, укреплённая убеждённостью в правде белого дела, белого движения.

Они благородны, конечно, были – белогвардейцы, аристократичны, а лезущая снизу масса – жестока, грязна… Беда только в том, что масса эта тоже имела право на грамотность, на жизнь более достойную – право, в которым им, каждому представителю этой массы, было отказано.

К стихам это и имеет отношение, и нет.

Имеет, поскольку насыщает стихи предельной интенсивностью, сгущённостью слов; нет – потому, что белое движение изначально было обречено, поскольку цель истории – подъём всех ко свету, а не счастье для избранных.

И ещё потому, что стихи и жизнь – слишком разнесены во времени и пространстве.

И насколько суждено «Лебединому стану» быть, настолько не суждено было белогвардейщине удержаться в жизни…

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *