Любовь начинается с амфетамина

Рубрика в газете: Гость номера, № 2020 / 32, 03.09.2020, автор: Януш Леон ВИШНЕВСКИЙ (г. Гданьск, Польша)

---

«Тайны человеческой жизни велики, а любовь – самая недоступная из этих тайн». Устами Тургенева глаголет истина: тайна любви до сих пор не разгадана. Что это такое, как она возникает, почему? Писатель скажет одно, врач – другое, химик – третье. Не мудрствуя лукаво, мы решили поговорить с польским писателем и учёным Янушем Леоном Вишневским, защитившим кандидатскую диссертацию по информатике и докторскую по химии, а также написавшим множество романов и рассказов о любви. В России особенно известен его дебютный роман «Одиночество в Сети», чьё продолжение автор решил написать только спустя 17 лет. Мы связались с господином Вишневским и, в ходе увлекательной беседы на русском языке, попытались разгадать тайну любви. Любовь к человеку, любовь к книгам, любовь к иностранным языкам, любовь к России – в интервью с Александром Рязанцевым.

---

 

– Прежде всего уточню: я хочу беседовать на русском. Я ценю любую возможность говорить на иностранном языке, чтобы не забывать его, а только улучшать.
– Я сам говорю по-итальянски, потому, когда знакомые итальянцы предлагают мне перейти на английский, всегда отвечаю: «Нет-нет-нет, говорить будем по-итальянски!».
– Прекрасно, что вы меня понимаете! Ведь если ты не говоришь на иностранном языке, то никогда не будешь его знать. Мне особенно приятно, что мы сейчас можем поговорить по-русски, так как из-за закрытия границ я не могу приехать в Россию. Я часто у вас бываю и много говорю на русском, но из-за пандемии возможностей общаться на вашем языке стало гораздо меньше.
– Как вы думаете, границы скоро откроют? Или это новый «железный занавес»?
– Сложно сказать. В последние недели в Польше и в Германии резко выросло число заболевших, хотя многие публичные места давно открыты – ведь простаивание убийственно для экономики.
– Так и есть. Давайте забудем о политике и поговорим о литературе?
– Да, давайте. Начинаем!
– Первый вопрос будет самым очевидным и, тем не менее, самым интригующим: почему вы решили спустя много лет написать продолжение своего самого известного романа?
– Да, у меня часто это спрашивают. Чтобы ответить на ваш вопрос, расскажу немного о появлении «Одиночества в Сети» на свет. Я писал этот роман во время большого несчастья в своей жизни – я расставался с женой, умирал мой брак, я чувствовал себя очень плохим мужчиной и пытался как-то победить свою грусть, вот и написал роман. Это была грустная книга, написанная во время грусти и против грусти. Позже я понял, почему «Одиночество в Сети» оказалось популярно как в ваших, восточно-славянских странах, так и в наших, западно-славянских – славяне очень любят читать о грусти. Ведь читая о чужих страданиях, мы чаще всего понимаем, что наши проблемы – сущая ерунда по сравнению с бедами других людей…
«Одиночество в Сети» оказалось неожиданно популярным, и сначала польские, а затем российские издательства постоянно меня просили написать продолжение. Я понимаю, почему – издательствам надо зарабатывать деньги… Это нормально. Но я всегда отказывался, потому что книга была для меня очень личной. Издатели меня два года просили, предлагали большие деньги, которые мне были совершенно не нужны, так как я работал учёным в Германии и получал достойное жалованье. Кроме того, я искренне не понимал – зачем мне писать сиквел, когда можно рассказать множество других, не менее интересных историй? Реальных историй. Потому я написал «Бикини», «На Фейсбуке с сыном», «Повторение судьбы», детские книги, научные труды… Мне не хотелось возвращаться в ту грусть, что жила во мне. Кстати, российские издательства настойчиво предлагали мне опубликовать продолжение только в России, а на мой вопрос о том, что подумают об этом в Польше, отвечали: «А поляки не узнают!» (смеётся).
В 2017 году я решил вернуться в Польшу после 30 лет эмиграции. Поляки всегда хотят вернуться в Польшу – у них есть маленький виртуальный чемодан, который они не распаковывают, понимая, что рано или поздно вернутся домой… Почему я решил вернуться? Во-первых, мои дочери, с детства жившие со мной в Германии, выросли, стали взрослыми и самостоятельными, и присутствие папы казалось уже лишним. А во-вторых, в Польше меня восемь лет ждала женщина – красивая, независимая, терпеливая. Она работала учительницей польского языка и не хотела покидать родную страну. Я приехал к ней, мы купили квартиру в Гданьске и стали жить вместе. Однажды она принесла мне подписать экземпляр «Одиночества в сети», который ей дала подруга. Я взял эту книги в руки… и прочёл её, в первый раз за 20 лет после публикации. И она мне понравилась (смеётся)! Я вновь вспомнил, как умирал мой брак, как надеялся на лучшее… А потом подумал – если в конце книги у главных героев рождается сын (в 1997 году), то в 2017 году мальчику должно исполниться уже 20 лет. Чем бы он занимался, где жил? Я бы сделал его студентом информатики, влюбил его в красивую, чувствительную, интеллигентную девушку и написал продолжение книги от лица этого уже молодого человека, а не мальчика… Так я показал бы современную любовь молодых людей во время другого, нового Интернета – когда он стал доступен всем. Мы уже не можем представить своё существование без мессенджеров! Нам сейчас трудно не быть онлайн…
В результате я написал сиквел и назвал его «Конец одиночества». В России мою книгу назвали так – «Одиночество в сети. Возвращение к началу», совсем другое название.
– Да, у нас часто так локализаторы делают – и книгам другие названия придумывают, и фильмам… Иногда удачно, чаще – не очень.
– Мне это очень не нравится, да. Но автору трудно спорить с издательствами, ведь всегда есть коммерческие поводы для того, чтобы давать книгам то или иное название.
Новую книгу перевели ещё на Украине, там её назвали «Смещение спектра». Я изначально хотел так назвать свою новинку, так как это научный термин, который играет важную роль в сюжете. Поляки сразу отвергли такое название, украинцы тоже попытались, но им было трудно мне отказать. Ещё опубликовали в Беларуси (очень сейчас актуально), там её тоже назвали «Конец одиночества», как в Польше. Я должен был туда приехать, но из-за пандемии вынужден оставаться в Гданьске. Это очень горько, особенно потому, что в этом сентябре я планировал съездить на Московскую книжную ярмарку и встретиться со своими читателями… Надеюсь, что наше несчастье скоро кончится с выпуском вашей первой вакцины против коронавируса (смеётся).
– Получается, за 20 лет виртуальная любовь изменилась. Можно ли в наше время встретить новых Якуба и Агнешку?
– Конечно можно! Да, мы все зависим от Интернета, и любовь сейчас не представишь без Фейсбука и Вконтакте. Правда, она не ограничивается Интернетом – но может с него начаться. Я знаю многих людей, которые знакомились друг с другом в Интернете, а потом начинали жить вместе – после публикации «Одиночества в сети» я за три года получил 18 000 писем, в которых мне часто рассказывали об историях любви в Интернете. Здесь самое важное – не ограничивать себя виртуальными беседами, а захотеть встретиться вживую.
– Вам так много пишут?
– Да, я был первым польским автором, опубликовавшим на обложке свой электронный адрес. Я не знал, что делаю! (смеётся).Книга начала жить своей жизнью, и я потерял контроль над ней – и правда, она изменила жизни многих людей. Я часто получаю письма, которые мне это доказывают.
– Скажите, был ли у вас страх, что продолжение окажется хуже оригинала?
– Безусловно. Всегда есть риск, что вторая часть будет слабее первой. Ведь нельзя войти в одну реку дважды – я это понял и вошёл в новую реку, написав совершенно другую историю, отличающуюся от «Одиночества в Сети» во всём – кроме сквозных персонажей. Сейчас очень счастливый период моей жизни, а не грустный; потому продолжение «Одиночества» получилось совсем другим, чему я очень рад. Кстати, там есть книга в книге – сюжет начинается с того, что главные герои случайно находят томик «Одиночества в Сети» и понимают, что крепко связаны с героями этого романа…
– А хотите написать книгу про Россию?
– Да, я уже писал про Россию – у меня есть роман, созданный в соавторстве с петербургской писательницей Ирадой Берг. Мы написали книгу «Любовь и другие диссонансы» – историю любви поляка, сбежавшего из психиатрической лечебницы и переехавшего жить в Москву. В книге две части – «русскую» написала Ирада, а «польскую» – Ваш покорный слуга. У меня никогда не хватало отваги написать о России, потому что я очень часто бывал в вашей стране. Сначала меня приглашали только в Москву и Санкт-Петербург – мне было обидно за другие города, и я пригрозил: «Если вы меня будете приглашать только в Питер и Москву, то я больше к вам не приеду». Они всё поняли и послали меня в Хабаровск.
– Прекрасно…
– Да, это сейчас очень актуальный город! (смеётся). Зимняя Россия, ноябрь, 30 градусов мороза, лютый холод – и очень тёплые люди. Потом меня отправляли в Архангельск, Барнаул, Петрозаводск, Псков – я много где побывал, но нигде не задерживался дольше недели. Так у меня появилась мечта: приехать к вам на месяцок-другой (например, на Байкал), поселиться в деревне, завязать знакомства – и слушать, слушать что русские думают о Путине, об экономике, о немцах, о поляках, о любви, о геях… И только тогда будет материал, который ляжет в основу моей книги о России. Кстати, меня приглашал губернатор Ханты-Мансийского автономного округа пожить в России, но я не мог приехать из-за работы в Германии.
– Ну так приезжайте к нам сейчас, когда границы откроются!
– Я бы очень хотел! Я чувствую благодарность, уют от общения со своими российскими читателями.
– А как относитесь к современным российским писателям, читаете кого-нибудь?
– Да, конечно! Сейчас, например, читаю Акунина – только не детективы, а его исторические повести. Но я больше предпочитаю классику – у вас так много прекрасных авторов, чьи книги должен прочесть каждый образованный человек! Ещё очень люблю американскую литературу. Так, сейчас я читаю на английском «О мышах и людях» Джона Стейнбека (причём я купил книжку в тех местах, что описаны в этой повести), а на русском я тоже читаю американца (смеётся). Это лучшая история о любви – «Мосты округа Мэдисон» Уоллера.
– Есть же знаменитый фильм Клинта Иствуда по этой книге!
– Конечно, конечно! Есть немного фильмов, которые лучше, чем книга. «Мосты округа Мэдисон» – как раз из таких. Но книга тоже хорошая, и я вернулся к ней не просто так – мне её подарила читательница Яна из Санкт-Петербурга. Признаюсь, мне тяжело читать на русском, так как у вас очень сложные ударения – есть большая разница, к примеру, между «писать» и «писать». Существуют издательства, печатающие классику с ударениями – но современных авторов в таких издательствах не печатают, и я искренне не могу понять, почему. Так вот, Яна сделала совершенно невероятную вещь… (раскрывает книгу и показывает её). Она три месяца карандашом ставила ударения в тексте романа! Специально для меня, чтобы я её смог прочесть. Теперь я читаю «Мосты округа Мэдисон» каждый день и всё время думаю о Яне с большой благодарностью.
– Вы сказали, что «Мосты округа Мэдисон» – из тех редких фильмов, что лучше, чем книга. Вы можете сказать то же самое про экранизацию «Одиночества в Сети»?
– Никогда! (смеётся). Мне этот фильм совсем не нравится, и я часто об этом говорил режиссёру, Витольду Адамеку – он мой друг. И многим зрителям не понравилось – однако вся критика шла на электронный адрес не Витольда, а на мой! Но я не виноват в неудаче фильма – это режиссёрское видение моей книги, а не моё собственное. Там нет чувств, просто красивая картинка и замечательный скандинавский джаз Кетила Бьёрнстада. Витольд Адамек не был влюблён, когда снимал «Одиночество в Сети» – вот если бы съёмками занимался влюблённый человек, то получилось бы совсем другое кино. Я мечтаю, чтобы какой-нибудь русский режиссёр сделал русскую версию этой книги – я думаю, что она получилась бы не такой красивой, как польская версия, но, безусловно, очень душевной. Русское кино, как советское, так и современное – очень чувствительное.
– Можно сказать, что существует два Януша Вишневских – Вишневский-учёный и Вишневский-писатель. Из-за такой «двойственности» возникали какие-нибудь неприятности?
– Вы правы, я и учёный, и писатель. В первую очередь, всё-таки учёный – я всю жизнь работал, чтобы быть учёным. Писателем я стал по воле случая – если бы не моя грусть из-за распада брака, то я бы никогда не стал писать. Мне была нужна эта книга как форма психотерапии. И я долго скрывал свою «вторую личность» – когда мои книги стали бестселлерами в Польше и России, то я сделал всё, чтобы их не печатали в Германии. Я хотел, чтобы коллеги и друзья меня воспринимали как учёного, а не литератора. Никто в моём институте во Франкфурте-на-Майне не знал, что я пишу. Я хранил свою тайну, пока однажды мой начальник не приехал с рабочим визитом в Санкт-Петербург. В одном из книжных магазинов он увидел огромный плакат с моим изображением – он не владел русским языком и искренне не мог понять, что я там делаю. Он вернулся в Германию, вызвал меня к себе и в лоб спросил: «Почему ты там висишь?». Отвечаю: «Потому что я там буду». «А почему ты там будешь?». «Потому что буду встречаться со своими читателями». «Какими читателями?». «Ну, я написал книгу». «На русском?». «Нет, на польском, но её перевели». Так они всё и узнали.
– Возможна ли любовь во время пандемии? Ведь все сидят по домам, словно в клетках…
– Это было тяжёлое время для многих людей. Ведь многие заново познакомились со своими мужьями или жёнами (смеётся). Например, мой друг, врач-сексолог (мы вместе написали книгу «Интим. Разговоры не только о любви») рассказывал мне, как многие пары с ужасом понимали, что совсем плохо знают друг друга. За долгие годы совместной жизни они слишком укореняются в быте, и им уже не хватает времени на чувства и серьёзные разговоры по душам. Часто они вообще друг с другом не разговаривают – так, в Германии провели одно социологическое исследование, согласно которому в среднем замужние пары разговаривают друг с другом всего 9 минут в день! И потому пандемия для многих стала концом отношений, так как после многомесячной жизни в четырёх стенах люди стали понимать, что их половинки очень скучные, им попросту не о чем разговаривать. А были и те пары, которые заново открылись друг другу – я знаю людей, которые, лёжа в кровати, долгими вечерами читали друг другу книги вслух, обсуждали их! Они начали дружить друг с другом, потому что не имели выбора.
– Все герои ваших книг имеют реальных прототипов, а истории их любви происходили на самом деле. Как вы находили сюжеты для своих книг, почему не придумывали собственные?
– Что Вы ожидали от химика? (смеётся). Мне очень трудно придумывать сюжеты – мне легче описать историю, которая с кем-то случилась. Мне опасно что-либо рассказывать, потому что я могу об этом написать! Я собираю разные интересные истории, никогда не выхожу из дому без ручки и диктофона, всё стараюсь записывать. Я часто ездил из Германии в Польшу на автобусе, и во время каждой поездки разговаривал со своими попутчиками. Я их специально провоцировал, старался узнать какие-нибудь интересные истории. Некоторые знали, что я писатель, а некоторые об этом даже не догадывались. Если я придумывал что-то интересное, то часто просил разрешения у этих людей на то, что я положу какую-то их личную историю в основу своего романа или рассказа. Главное – я всегда менял имена, время и место этих историй в своих произведениях, чтобы никто не догадался, кто же мне всё рассказал. Мне проще так работать, чем придумывать собственные сюжеты – всё из-за лени химика.
– Почти все ваши книги были написаны во время вашей жизни в Германии, но действие большинства ваших романов происходит в Польше. Тем самым вы пытались выразить свою тоску по Родине?
– Поляк всегда будет поляком. Я очень хорошо себя чувствовал в Германии, это моя маленькая Родина. Тогда как большая отчизна – Польша. И моя Родина в Германии была очень уютная – я знал своих соседей, у меня было много друзей. Например, часто вспоминаю украинскую девушку, у которой я покупал вино или почтальона из Турции, который мне много рассказывал о своей стране. Да, я скучаю по своей маленькой Родине. Но Польша мне всегда была ближе, и потому действие многих моих романов разворачивается в польских городах. Славянская душа никогда не поймёт до конца немецкую. Мы любим грустить, потому пьём водку и грустим ещё сильнее.
– С какой литературной традицией Польша связана сильнее – с западной или русской?
– На польскую литературу сильнее всего влияла Западная Европа, особенно Франция – польская аристократия XVII века говорила только по-французски, как русские дворяне в XIX веке. Потому влияние Запада было сильно – и это плохо, так как русская классика, самая, на мой взгляд, лучшая в мире, не могла так сильно повлиять на польскую литературу, как это сделали немецкие или французские писатели. Да, литературный романтизм пришёл в Польшу с Запада, а не из России.
– Раз уж вы заговорили о романтизме, то спрошу про любовь: что это такое?
– Я могу ответить как химик, как поэт и как врач. В моём возрасте я бы сказал, что любовь – это когда ты хочешь разговаривать о самом важном только с одним человеком. Ведь в любви самое главное – разговор. На мой взгляд, формула любви такова: 90% интересного разговора и 10% интересного секса, а не наоборот. В вашем возрасте в это трудно поверить, но это так! (смеётся). А ещё любовь – это опасный наркотик; из-за любви в наших головах появляются опасные субстанции, принадлежащие к группе амфетаминов. Речь идёт об эндорфинах, которые могут заставить нас делать всякие глупости. Любовь начинается с амфетамина. Если бы эти субстанции материализовывались и попадали нам в карманы, то у нас возникали бы проблемы с полицией…
– Любовь – это тайна?
– Да, огромная. Я бы никогда не хотел, чтобы она была раскрыта. Почему эти субстанции появляются в наших мозгах, когда вы встречаете ту самую девочку или того самого мальчика? Никто не знает, с чего начинается любовь – с первого поцелуя или случайного прикосновения ладоней в темноте кинотеатра? Все знают, что появляется в мозге, но не знают, почему. И этого не надо знать. Потому что если тайна любви будет раскрыта, то люди начнут манипулировать чувствами – и придёт страшная беда.

Беседу вёл Александр РЯЗАНЦЕВ