Моление о Земле
О выставке Алексея Арманда (1931–2020) в Галерее на Чистых прудах
№ 2024 / 20, 31.05.2024, автор: Вера ЧАЙКОВСКАЯ
Блаватская, Рерих, теософия… Все эти отрывочные имена и философские термины из комментариев к выставке Алексея Арманда, на которую я решила пойти, настроили меня на скептический лад. Да ещё в придачу сам художник – дилетант, без художественного образования, правда, многолетний член художественной студии при Доме учёных, доктор географический наук. О, боже! Географических! О какой живописи и графике вообще может идти речь?
Тем сильнее было удивление. Говорю сейчас о чисто профессиональной стороне дела. Мастер, прекрасно строящий композицию, колдующий с колоритом, владеющий внутренним ритмом картины и ощущением целостного художественного образа. Пользуется различными техниками – от акварели, до пастели и туши, а может при желании использовать смешанную технику, применяя при этом чай. Да, да, обыкновенный чай, уж не знаю, какой марки. А вот в названиях своих работ художник указывает всё до деталей. Не только имена рек (Вы слыхали о реке Уста? А о реке Сережа ?), но и время года и названия областей, где писался пейзаж. Поистине точность учёного!
Ещё о точности. На мой взгляд, она и «спасает» работы художника, приближая их к земле, к её ландшафту, к деревьям, воде и ветру. Всё это он, как географ, не только прекрасно знает, но во что любовно вглядывается. Особенно это касается лучшей, на мой взгляд, серии Арманда – художника – «Мир Земли». Чем более серия становится «метафизической» и погруженной в философические фантазии, тем менее она художественно убедительна («Мир огненный», «Стихии», «Языком символов»). Кстати, это беда всех «метафизических» живописцев, включая Николая Рериха. Впрочем, и в этих сериях у Арманда есть чудесные исключения, о которых я ещё напишу. Кто-то удивится – разве точность может способствовать художественности? Это уже не художник, это простой «копиист», фотограф, «удваивающий» реальность, как говаривал Гёте. Но я об особой точности, совмещённой с художническим воображением, с любовным проникновением в пейзаж и его таинственную жизнь.
В 19-м веке на кораблях, совершающих «научное» плаванье, всегда присутствовал художник, который должен был зарисовывать обследуемые местности, растения, туземных обитателей. Ведь фотографии ещё не было. Однажды на таком корабле, плывущем в Малую Азию, в должности художника оказался Карл Брюллов. И как же интересно он изобразил горные хребты и долины Греции! Они ожили, заиграли живыми силами. При этом точность воспроизведения местности сомнения не вызывает!
Вот такое же «оживление» природы происходит на небольших работах Алексея Арманда. В этом смысле выставка очень удачно названа «Живая планета». И тут можно пойти дальше и прийти к выводу, что в основе этого «одухотворения» мира Земли лежит внутреннее убеждение автора в том, что Земля и впрямь – живая. Но выражено это не трактатами, а живописно. Помните знаменитую повесть Артура Конан Дойля «Когда Земля вскрикнула» (1928)? В её основе фантастическая гипотеза, что Земля – живое существо. Философ и учёный Арманд формулирует свою идею несколько более проблемно и несколько более метафорично. В прочитанных научных докладах и статьях сохраняется знак вопроса в конце. А в картинах перед нами мир, весь пронизанный любовью и каким-то всепроникающим нежным томлением. Оттого так часто на бумажном листе сияют белые пространства неба и воды, к которым тянутся коричневые полоски земли («Тихая весна. Река Сережа»), так склоняются к бликующей воде узорчатые ветви деревьев и трав («Осень, Клязьма. Сентябрь), так устремляются к тёмным скалам, пересекая морское пространство, буревестники («Два вестника»). А мир человеческий представлен каким-нибудь ночным пейзажем с темными соснами вокруг деревянной избушки с тепло и призывно светящимся окном, свет от которого отражается в большой луже возле дома («На Волдайке. Новгородская область»). Всё живое любовно тянется друг другу, на что намекает и шутливое название маленького рисунка, где две птички с жёлтым опереньем, сидящие одна под другой на ветках, ведут любовный разговор на «птичьем» языке («Ты меня любишь»?).
Географ-путешественник Арманд представил на своих работах самые разные уголки «живой планеты». Мы встречаем на них и жёлто-белые дюны Кара-Кумов с двумя зеленеющими, в колючках, растениями наверху – под раскалёнными, белёсыми небесами («Дюна. Кара-Кум» из серии «Мир Земли»). Как часто у художника, два противоположных начала – песок и зелень, хоть и чахлая, притягиваются друг к другу.
А вот и другая серия «Языком символов», где у деревенского бревенчатого забора засыпанные снегом встречаются две обледеневшие снежные глыбы, слегка напоминающие человеческие фигуры, словно беседующие друг с другом («Беседа»). Из этой же серии выступающий из воды корявый коричневый обрубок дерева с завершением, напоминающим голову лешего, простёрший к небесам высохшие ветки и похожий на отчаявшегося человека, что выделено в названии («Сколько можно?»). Но и в случае с заледеневшими снежными глыбами, и в этом случае автор сохраняет живой природный образ, а не просто фантазирует, как, положим, в работе «Тут встретимся» из серии «Мир огненный». Замечательно найденный и внятный в русской традиции мотив (вспомним фетовское «И мы вместе придём, нас нельзя разлучить!») представлен двумя летящими обнажёнными фигурами женщины и мужчины, устремлёнными друг к другу в довольно условно изображённом голубовато-белом с коричневатыми «космическими вихрями» пространстве. Где тут? Взгляду не за что зацепиться. Мир «космической гармонии» представлен блекло и скудно, в особенности в сравнении с миром Земли.
А что касается работ «с символами», то мне вспоминаются вырезанные из дерева «Дриады» Александра Тышлера, которых он углядел ещё в необработанных кусках дерева. Так и Арманд в лучших работах серии «Языком символов» запечатлевает какие-то природные мотивы, которые живо напоминают взгляду чудака-художника человеческий мир. Причём эти «соответствия» порой наводят на глубокие размышления о единой структуре всего природного мира. Свои размышления автор очень тонко, точно, поэтично запечатлевает в живописи и рисунках, а также в статьях. Приведу несколько их названий: «Жива ли, Земля?», «Реален ли путь к мировой гармонии?», «Воспитать порядочных людей».
Не кажется ли вам, читатель, что и это искусство, и эти статьи, затрагивают какой-то больной нерв нашей сегодняшней жизни, её «большую» перспективу в «большом» времени, от чего мы всячески стараемся отгородиться. А автор упрямо продолжает говорить с нами о самом важном.
В статье использованы поздние акварели художника 1980-х- 2000-х годов. Выставка продлится до 12 июня.
Прекрасный материал Веры Чайковской; Мать- сыра Земля- смыслообразующий тип русской культуры; пораскинулась на пол мира/Гоголь/,Алексей Карамазов её исступлённо целует после смерти Зосимы, поэт- фронтовик Николай Майоров- ты отошли письмо моей последней тётке,зипун нестиранный, обмотки и горсть той северной земли, в которой я умру навеки…
И чего мы всё ссоримся, воюем друг с другом- мы же все дети одной матери- Земли…
Художник Алексей Арманд – фигура не очень знакомая зрителям, но достойная выставки в известной галерее и отклика внимательного критика. Вера Чайковская тонко показывает своеобразие этого живописца и графика, не получившего специального художественного образования, но при этом достигшего несомненного совершенства в воплощении своего восприятия природы как живого существа. Чайковская пристально вглядывается в творения Арманда, помогает зрителю постичь их глубину и своеобразие, их место в пространстве культуры настоящего и прошлого.