Что было скрыто от широкого круга?
Заметки о сибирской резиденции АСПИР 2022 года
№ 2023 / 15, 21.04.2023, автор: Иван ОБРАЗЦОВ (г. Барнаул)
Теперь можно сказать, что моя работа в писательской резиденции АСПИР действительно завершена. Несколько лет ушло на сбор архивных материалов о последнем годе жизни теоретика имажинизма, поэта, оппонента Маяковского и старшего товарища Есенина, сына депутата 1 Государственной Думы – Вадима Габриэлевича Шершеневича. Преимуществом было то, что мне довелось жить и работать как раз в том самом городе Барнауле, где и провёл свой последний год эстетически тонкий и поэтически специфичный поэт Шершеневич.
Намного труднее оказалось всё это превратить в документально-художественное произведение, но здесь писательская резиденция АСПИР стала той самой обителью благодатных условий для работы. Так, в декабре 2022 года, появился малый роман «Кенотаф».
Почему же я сказал, что работа «действительно завершена» только сейчас? Причина проста – в марте 2023 года «Кенотаф» опубликован в восьмом номере журнала «Невский проспект», что и можно считать завершением и итогом всех лет работы над произведением.
Но это, так сказать, обстоятельства дела. Здесь же я хочу представить свои заметки о пребывании в резиденции АСПИР и тех событиях, что это пребывание сопровождали. Пусть простят меня те литераторы, чьи портреты пришлось давать прямо или мимоходом. В своё оправдание могу сказать, что портреты получились довольно выпуклые, ясные, а порой и слишком откровенные.
Да, да, я знаю, что сейчас принято быть гладким, ровным и безличным, то есть – максимально никаким в описании людей и событий (как средний лауреат какого-нибудь Большого и ясного Букера). Но именно с подобным подходом я согласиться ну никак не могу. Потому порой островатые, порой гиперреалистичные, данные мной характеристики позволят читателю составить представление не только об обстановке, но и о людях, что создают обстановку в писательских резиденциях.
* * *
Кристина Кармалита сказала просто: «Берите с собой зубную щётку и ноутбук, всё остальное будет на месте».
«Кто знает, кто знает? Я – человек в письме консервативный, взял с собой свои блокноты и несколько авторучек. Вообще, привычка делать записи от руки, на мой взгляд, одна из самых полезных. Можно, конечно, с этим поспорить, указав на несомненные преимущества клавиатурного текста, но здесь есть момент, если угодно, эстетический и практический одновременно. Запись от руки всегда авторская, частная, неповторимая. Письмо же клавиатурное неизбежно обезличено единым шрифтом – такое письмо хорошо подходит для чистовика, когда идёт просто фиксация уже созданного художественного произведения», – так рассуждая, я собирал чемодан.
Пара рубашек, спортивный костюм, добрые итальянские туфли для выхода в люди. Три блокнота с черновыми записями, чистый блокнот, три авторучки – новые, одна авторучка – рабочая. Да, ещё один важный момент – блокнот обязательно должен быть не разлинован, исключительно белый чистый лист. На белом фоне почерк даёт особый эффект присутствия тебя в тексте, ответственность что ли некую (за слова придётся отвечать, особенно, если они станут напечатаны публично).
Короче, собрался и полетел из Барнаула в Домодедово, из Домодедово в Толмачёво. В Домодедово поел шаурму. О ценах в аэропорте даже не буду говорить, ибо и так про то анекдоты ходят, но один момент отмечу. Вот вокруг говорят, что мы прямо-таки страна с христианскими ценностями. Ну, допустим, мне самому, выпускнику Барнаульской духовной семинарии, крайне интересно понять, как соотносится призыв принять и накормить путника с дикими аэропортовыми ценами («по-христиански» поднимаемыми каждый год как раз на еду и напитки в залах столпотворения как раз путников)? Россия – страна парадоксов. С дураками ничего сказать не могу, но дороги русские ой как трудны, а дорожные цены порой просто неподъёмны.
Ворчу, ворчу, старый видно становлюсь, а ведь и правда деревья кажутся уже не такими высокими, лимонад – не таким сладким. Старею. В этом месяце мне уже сорок пять стукнет, так и до полвека недалече.
* * *
Полёт над морем облаков. Высота – 10 тысяч метров. За бортом – минус 60 по Цельсию. На земле – Москва, Домодедово, тёплый осенний ветер.
Трансфер. Борт «Москва – Толмачёво». И снова преодоление земной гравитации.
Восемь часов тело не касалось планеты Земля, и вот, я в тихом, даже немного помещичьем месте – отель «Крона», Сибирская писательская резиденция АСПИ.
* * *
Кристина Кармалита, Дмитрий Рябов – два самолётных двигателя Сибирской резиденции, спасибо вам, родные наши, за встречи в аэропорту и терпеливый рассказ о том, что, где и когда нам приготовлено на ближайшие недели для бОльшего вдохновения в предстоящем писательском труде.
* * *
Однажды я пошёл здесь к местной достопримечательности – песчаная коса, врезающаяся этакой буквой зю в местное море. На берегу валялись пустые улиточные раковины и какие-то разнокалиберные камушки.
Порывшись в камушках (как заправский турист роется в куче похожих сувениров на местном базарчике), я обнаружил: кусок коричневой каменюки с явными признаками ручного труда, серый камешек с латинской R и двумя белыми полосками на краях, несколько узорчатых домиков улитки.
Улиточные домики оказались крепкими и не разломились, даже когда я сжал всю их горсть в ладони (а сжать ладонь я могу очень сильно). Но по рассудительному размышлению я понял, что это они такие в воде и на холоде, а когда хорошо просохнут, то станут хрупкие, как тельца высохших между оконными рамами насекомых. Я положил раковины обратно на берег.
Коричневая каменюка выглядела тоже не очень надёжно, и я попробовал её вытянутое тело на излом – она легко разломилась.
Сувениром я оставил себе камушек с явно прочерченной на нём буквой латинского алфавита, ведь я ж писатель, мне и латинская буква пригодится. На обратном пути я встретил мопса. Мопса посмотрел на меня ободряюще, и стало понятно, что выбрал сувенир с буковкой я совершенно правильно.
* * *
Вечер в сибирской писательской резиденции можно начать с прогулки у воды. Прогулка всегда может закончиться новой главой. Обычно надиктовываю черновик в телефон и прихожу с проветренной головой и свежими текстами. Закатное Обское море замечательно для вдохновения, каждый раз проживается что-то близкое, великое и печальное одновременно.
А из окна рабочего кабинета вид на закат не менее потрясающий!
* * *
Вчера приезжала Александра Малыгина, оставила вещи в номере Анатолия Бимаева (говорит, что они давно знакомы, и она ему доверяет). Удивительно, но юные сочинители стихотворений и рассказов (Малыгина и Бимаев) позвали с собой и меня (в смысле погулять у Обского моря). Пошёл из соображений солидарности, хотя, если честно, были планы продолжить работу над текстом малого романа, но Шершеневич не обидится, а я, писатель, наверное, обязан же как-то взаимодействовать с иным разнолитературным поколением. На берегу встретили Мишу Малышева (он чем-то своим занят, видно, что нет времени на массовые прогулки, но из вежливости постоял с нами пять минут).
Вдруг (для меня, но не для Малыгиной) к нам подошла тоненькая девочка. Оказалась она сорезидентницей Александры по имени Диана Рейн. Чуть не сказал – сокамерницей, и здесь, в Сибири, так даже аутентичней, ведь и Достоевский именно на каторге прозрел до самых его известных откровений в виде великого пятикнижия. Ну да, ну да, сейчас, тут же грамматические бюрократы меня кинулись поправлять, что и «Бедные люди» и бла-бла-бла, что всё это было до каторги. Но я же о другом, о той аскетичности затвора, что позволяет прозревать красоту мира, так что сокамерниками надо ещё научиться быть, в трансцендентном что ли смысле, или ещё в каком-то откровенном. Для меня здесь просто трансцендентный рай, а не какая-то там тривиальная писательская дача с госзаказом на столе. Хотя, отчего бы и госзаказ не сделать, если уж это о культуре речь.
Там, на берегу Обского моря, мне на слух ничего ассоциативного не пришло, но вот сейчас, делая эту запись, вдруг подумалось, точнее вспомнилось, что у нас же есть широко известный в узких кругах знакомец Иосифа Бродского с такой же фамилией. Может, они с Дианой Рейн родственники? Ну, или Диана таковой себя, может быть, и сама видит, в культурологическом, так сказать, понимании?
* * *
В Новосибирской областной молодёжной библиотеке (НОМБ) полный зал. На сцене столы в линию. Нас рассадили в ряд за этими столами.
Очень внимательные читатели. Пожилая женщина задала вопрос о том, насколько я следую в своих «малых романах» классической триаде. Дмитрий Рябов попросил развёрнутого ответа, то есть, начать с того, что мы имеем в виду под той самой «классической триадой»? Ну, это оказалось прокомментировать проще всего, ведь речь идёт о завязке, которая через повествование центральное идёт к развязке – линейный хронометраж.
О жанре «малого романа» говорить пришлось более обстоятельно, ведь в двух словах можно только набросать общие черты моей идеи. В любом случае, от той самой триады я отхожу постоянно, и вообще, сама сжатость предлагаемого мной жанра заставляет искать иные пути прозаического высказывания. Главы автономны, эпиграфы – существенная часть произведения, прямая речь героев – практически непрерываемый монолог, прикидывающийся то диалогом, то размышлением.
В общем, говорю обстоятельно, нагоняю литературной жути студентам и получаю за это благодарственное письмо от НОМБ.
* * *
Встреча с куратором прошла в зуме и номере Михаила Малышева.
Мы с Мишей глядели в экран и видели себя в каком-то тёмном помещении. Отчего-то всё наше освещение в камеру не попадало, и только выхваченные из сибирской морозной ночи лица двух резидентов подплывали по очереди к объективу камеры ноутбука. Странный эффект.
С нами говорила Ольга Ильинична Новикова из «Нового мира». Ну, как говорила, в основном то да сё, кто и что, т. д. и т. п. Я вспомнил её «Женский роман» и «Мужской роман» (второй прямо-таки забавный и названием, и содержанием, впрочем, первый примерно о том же). Ольга Ильинична между делом обмолвилась (на вопрос «кого они печатают в «Новом мире» в прозе?»), что если бы им прислала свои сочинения Яхина, то они точно бы такое опубликовали. Что ж, на мой взгляд, довольно сомнительная рекомендация, но мы предпочли пропустить этот казус мимо ушей (возможно, пропустили совершенно напрасно, но не то, не то имя назвала Ольга Ильинична, чтобы впечатлить взрослых, состоявшихся и не самых глупых людей). Немного поболтали и разошлись.
После мы наприсылали Новиковой своих сочинений, на что ответ пришёл очень быстро (по крайней мере, нам с Малышевым). Предлагалось всё сократить, а после такое предложение последовало и на все новые отправленные тексты. Сократить предлагалось как-то неубедительно.
Вспомнился фильм о Моцарте, который мы с женой смотрели прямо перед моей поездкой. Там усреднённый европейский король выходит на сцену, поздравляет юного композитора и говорит что-то вроде «Всё у вас хорошо, только вот…» и не может найти нужного комментария. Венценосной особе быстро подсказывают «Только много нот». «Да, да, вот именно, много нот», – радостно повторяет король. Причём король тоже чего-то там сочинял на досуге. В общем, как-то вдруг всё это стало неожиданно смешно.
Конечно, сокращать я ничего не собираюсь, это как ампутировать человеку пальцы, лишь на основании того, что кому-то эти пальцы кажутся слишком длинными и узловатыми. Тем более что мне и так приходится писать максимально лаконично, подстраиваясь под довольно тривиальные возможности современного издательского чтения.
Правда, надо отдать должное, один комментарий Новиковой я принял. Она предложила в рассказе «Мария» фразу «она заходила в свою комнату и закрывала дверь на ключ» заменить на «она заходила в комнату и закрывалась». Это, несомненно, хорошее предложение, ведь героиня рассказа постепенно именно «закрывается» от мужа, детей, мира, «раскрываясь» только мёртвому пугалу, да и то – последствия оказываются совершенно не теми, которые она себе нафантазировала.
Впрочем, не уверен, что Новикова что-то такое глубокое имела в виду. Возьму её образ для работы, тем более что в повествовании мне необходима возрастная критик-писательница с ярко очерченными помадой тонкими губами. Отличный эпизодический персонаж.
* * *
Татьяна Набатникова крутая. Да, реально, она так умеет слушать, что обеды в ресторане прекрасны не только столом, но и человеками. Говорили о культуре, вспоминали Павла Флоренского и Михаила Булгакова. Разумеется, поговорили и об Андрее Рубанове, как без этого, Татьяна же его некровный родственник – тёща.
Сказать откровенно, мы говорили прямо, то есть неуспехи Рубанова приняли достойно и спокойно, а за его удачи вместе порадовались. Татьяна в восторге от рубановского «Финиста», я – не особо, но аргументы у нас обоих весомые, а значит «Финист» стоит того.
Татьяна спросила у меня, как на русском языке можно назвать маленький ларец с реликвиями, который хранится в храме. «Ковчежец» – очень рад, что смог оказаться ей полезен в работе над переводом нового романа. Вот мы и продемонстрировали более глобальные результаты работы писателей в резиденции – взаимодействие, так сказать, самое непосредственное.
* * *
День начинается в обычном ритме. Все бодренько или мягко-плавненько, но всё же выплывают на завтрак. Александра Калинина традиционно только легла спать (у неё завтрак начинается в обед, хотя для писателя вообще нормально, например, понедельник начинать в субботу). Татьяна Набатникова и Галина Воронцова уже трапезничают, присоединился к ним за столик.
Но к двум часам за всеми без исключения приехали и всех без исключения забрали в чёрный микроавтобус.
По дороге до точки сборки мы узнали о топонимике поселений Новосибирской области, погрузились в историю старого Бердска и большого Новосибирска – экскурсоводу Ирине огромное спасибо за обстоятельный исторический обзор.
Чё? Интеграл через плечо! Что такое Интеграл (да, да, с заглавной буквы!) мы узнали в самом полном авангардном смысле слова благодаря Анастасии, хранителю музея «Интеграл». Кстати, там же обнаружился шедевральный артефакт – обезьянка Жаконя, которая наблюдала за всеми гостями (то есть – за нами) с высоты книжного шкафа. Затихшие писатели касались своими робкими пальцами шкатулки, которую, возможно, держал в руках «наше всё» Пушкин, вычитывали тонкие, малюсенькие буковки личного дневника двухсотлетней давности, с уважением смотрели на автографы Стругацкого, Галича и других представителей интеллектуально-культурного сообщества.
Вернули группу литераторов на место, в писательские гнёзда спа-отеля «Крона», ровно к ужину, за что также спасибо водителю чёрного (не мрачного, но стильного) микроавтобуса.
* * *
Бердск, ДК, нас встречают добрые работники ЦБС. В зале много студентов. Михаил Малышев попросил гитару и стал самым аншлаговым писателем этой встречи (добили студентов его комиксы, которые глубоко философичны и одновременно полны динамики).
Вновь читали отрывки из своего (так и хочется сказать «избранного», но как-то рановато и нескромно это звучит сейчас). Галина Воронцова рассказала, как брала интервью у Дмитрия Нагиева (это он на экране эдакий хулиган, а в жизни очень воспитанный и умный собеседник). У Александры Калининой яркие цветные книжки, но, кажется, студенты пока мало интересуются литературой для детей. Ничего, вот подрастут, родят своих и тогда-то вспомнят о том, что с ребёнком иногда и книжку почитать надо бы. Ну, это я, конечно, ворчу просто, так-то ребята слушали довольно внимательно.
* * *
Завтра мой день рождения. Впервые за уже не помню сколько лет встречу его не дома.
Жена перед отъездом сказала: «Как женщина, я хочу, чтобы ты никуда не уезжал, но как жена русского писателя я уверена, что это необходимо, более того, тех десяти дней, что в вашем заезде урезаны, наверняка будет очень не хватать».
Она у меня настоящая и великая, мой ангел-хранитель, работаю спокойно и звоню домой по видеосвязи вечерами. Она первая слушает новые главы, первая их читает с листа, единственная, к чьим советам в писательском труде мне важно прислушиваться. Дело здесь вовсе не в конфетно-букетных сладостях, дело в том, что если я и могу увидеть текст сам и со стороны одновременно, то это через жену, через самого целого со мной человека. Надо сказать честно, не всегда, а даже чаще всего, но делаю, в конце концов, всё по-своему, но это «по-своему» иного, чем что-то эгоистично-бытового, личностного содержания – это по-своему с Музой.
* * *
Сегодня у меня День рождения. В ресторане меня ожидали тортики и питерская открытка с поздравлением (сразу понял, что этот культурный жест от по-питерски воспитанной Галины Воронцовой и деликатно её поблагодарил).
Пошёл прогуляться после обеда, а Обское море оказалось сковано льдом. Прямо за одну ночь все эти волны и шумы вдруг застыли кусковыми глыбами льда. Вернулся в номер и написал стихотворение:
И нет воды, один кусками лёд.
Вот здесь, вчера ещё волна шумела.
Обское море. Длинный перелёт –
Аэропорт – я плыл к тебе по небу.
От белого до чистого листа
Машинопись врывается упрямо.
Уж скоро полстолетия с куста
Моих. Родства не помнящим иваном
Стать не хочу. И каждый новый раз,
Да, буду вспоминать всю быль и небыль,
Истории новосибирских трасс,
Обскую гладь, подёрнутую снегом.
Так память и себя зарифмовав
На белой глади, льдистой, чистокровной –
Открыв стихотворений кенотаф
Другой Иван меня, вот также, вспомнит.
Кстати, у меня же кенотаф прямо о Шершеневиче, ведь чёрный камень – лабрадор на его могиле стоит скорее символически. По воспоминаниям участников установки этого надгробия, вдова поэта Мария Волкова приехала из Москвы и долго не могла найти место захоронения, после чего показала рукой и произнесла «Вот примерно здесь». Так глыбу из лабрадора и установили на этом месте «где-то здесь».
* * *
Человек-писатель вообще существо специфическое и внимательное к деталям. В этом писатель близок к следователю уголовного розыска.
Вчера в Линёвской библиотеке нашему литдесанту сообщили, что этот заезд в Сибирскую резиденцию АСПИ один из самых по-настоящему «писательских».
Такая информация со стороны хранителей книжных шедевров действительно приятна и накладывает невероятную ответственность. Теперь следствие и розыск по шедевральным сюжетам продолжатся с новыми вдохновляющими словами в сердце.
Дорогие наши хранители книг и читатели, вы самое ценное, что может быть у писателя.
Два библиотечных кота позволили себя погладить. Вошла женщина и сказала: «Вы знаете, вот этот чёрный кот вообще никому гладить себя не даёт, вам он, видно, доверяет». Спасибо на добром слове. Лично я себе так бы неосторожно не доверял, но коту виднее.
* * *
На время работы в резиденции День рождения пришёлся и у Галины Воронцовой. Тортик мы ей заказали с вечера и тайно. На завтраке у неё на столе стояло их целых три штуки – от нас всех, от кого-то лично и от ресторана (мне, кстати, от ресторана тоже тортик выдавали).
* * *
Вот так оно всегда и бывает. Кажется, что приехали только вчера, а уже и последний день завтра начнётся.
Вадиму Габриэлевичу Шершеневичу повезло, что у меня были черновики, а иначе точно ничего не успел бы. Малый роман «Могила тревожного сердца» в целом закончен. Эх, Вадим, Вадим, ну и выверт же судьбы выдался тебе в последний год жизни. Московский Цицерон, оппонент Маяковского, теоретик имажинизма и надо же было умереть в эвакуации, в далёком сибирском городке Барнауле. Булыгинское кладбище хранит много таких историй, но где теперь лежит тело знаменитого поэта, сказать сложно. Есть чёрный камень с датой и именем, тропинки вокруг него и старые могильные холмы никому не известных барнаульцев вокруг.
Малый роман удался, но как-то мало надежды на его быструю публикацию, уж больно специфический слог мной избран. Да и ладно, Шершеневич того стоит, в конце концов важнее авторская работа, чем какие-то запросы повседневности. Пытался вначале подгонять текст под актуальные потребности издательских запросов (на сайтах издательств и литжурналов эти запросы прямым текстом расписаны во всех деталях), но в результате понял, что всё это от лукавого. В последнюю неделю уничтожил всю свою писчую дрянь, которая «подгонялась под запросы» и переписал текст наново. Название вот только уже опостылело, надо бы его поменять. Может, после резиденции перечитаю и назову малый роман о последнем годе жизни поэта Вадима Шершеневича простым и ёмким словом «Кенотаф».
* * *
Прощальный ужин как-то тихо и незаметно закончился.
На прощальный завтрак Кристина (Кармалита) и Дима (Рябов) привезли торт (большой и ярко-лимонный). Попытался выпросить у Дмитрия книжку его стихотворений, но ничего не вышло, книжка оказалась у Михаила Малышева (видимо та гитара и комиксы впечатлили не только студентов Бердска). Зато у меня есть сборник стихотворений Кристины и это хорошо. Анатолий Бимаев больше молчал, впрочем, такова его рабочая стратегия – это он сам объяснил на наши расспросы, сказал, что во время работы над текстами слушает только тяжёлый рок в наушниках (наверно, пишет что-то страшно социальное).
* * *
Нет никаких сомнений в том, что работа в писательской резиденции это нормальная и совершенно необходимая практика для авторов. Уникальность заключается в том, что впервые в новейшей истории России АСПИ удалось осуществить такой масштабный проект по работе авторов в индивидуальных писательских резиденциях. Невозможно переоценить то колоссальное значение, которое, на мой взгляд, имеет такой опыт для современной культуры.
Лично мне удалось не просто поработать над чем-то случайным или конъюнктурным, а завершить работу над произведением о последнем годе жизни в барнаульской эвакуации теоретика имажинизма, оппонента Маяковского, московского Цицерона – поэта Вадима Шершеневича. К работе над этим текстом я готовился очень долгое время, собирал необходимые материалы, изучал барнаульские места пребывания главных персонажей, места захоронений и т.д. Сибирская писательская резиденция АСПИ дала возможность завершить начатый много лет назад труд.
Сожалею лишь об одном, что пребывание моего заезда, увы, оказалось сокращено на 10 дней – этих десяти дней не хватало всем моим коллегам по резиденции, о чём мы неоднократно говорили при встречах. Тем не менее, работа завершена, и по возвращении домой остаются только редакторские правки готового текста. А завершение работы над новым произведением – это и есть главный результат для каждого автора, участника писательской резиденции.
В дальнейшем мной запланировано подать заявку на резиденцию следующего года, так как подобной эффективности в работе над новым произведением трудно представить в «домашних» условиях. Ведь кроме отсутствия забот о «хлебе насущном» резиденция позволяет насытиться ещё и общением с коллегами.
Наш заезд оказался на удивление гармоничным – никто не злоупотребляет спиртным и не курит, все занимались исключительно писательским трудом и не отвлекались на какие-либо сторонние развлечения. Выезды на экскурсии в этом плане стали как раз самым прекрасным для нас «развлечением», где каждый смог что-то интересное отметить и для себя лично, и для своих литературных заметок.
Отдельная благодарность за встречи с читателями – это просто невероятные события, где кураторы Сибирской резиденции Кристина Кармалита и Дмитрий Рябов смогли организовать отличное общение и обстановку литературного диалога.
Ещё раз хочется поблагодарить Сергея Шаргунова и команду АСПИР за этот важнейший сегодня проект, о котором я уже сформулировал для себя вот такое заключение – в 2022 году АСПИР создали одно из главных литературных событий в нашей стране (несомненно, проект «Литературной газеты» ГИПЕРТЕКСТ тоже впечатляет, но о том – потом).
Ну вот, такой небольшой пафос в заключение вполне, думаю, уместен. Хотя и ежу понятно, что работать в писательской резиденции одно удовольствие, а организовать всё эти заезды-отъезды – работа фундаментальная и очевидно непростая. Вроде бы все со всем справились, ну и слава богу.
Очень интересно, Иван Образцов!
Особенно про встречу с мопсом.
Но почему не отображено посещение аэропортовского туалета?
Прокол!
Хорошо написано. Понятно
Спорно, но искренне.
У товарища большой зазор между осознанием собственного величия и реальным написанием текстов.
Пишет «порой островатые, порой гиперреалистичные, данные мной характеристики» персонажей сибирской резиденции АСПИР…
И где же эта самая «острота и гиперреалистичность»? Видимо, в собственном сознании. Потому что в тексте, одна мутота и серость!
Новикова свой портрет точно не простит, особенно фразу про “хороший эпизодический персонаж”. Путь на страницы Нового мира точно заказан, по крайней мере, пока Новикова там в прозе рулит.
Не вполне согласен с предыдущими комментаторами. Статья “Что было скрыто…” вполне читабельная, она излагает факты и диалоги, т.е. жанр “репортажа” Иваном Образцовым вполне освоен. А вот с художественной прозой – беда. В журнале “Невский проспект” напечатана повесть И. Образцова “Краеугольный кирпич”: её, и правда, надо бы сократить вдвое и почистить, но и тогда результат не гарантирован… Над прозой – работать и работать, переписывать… Но знаменательно то, что – видите – участнику “Резиденций” даже “Новый мир” не мог отказать наотрез в публикации слабой прозы. а вынужден был “замотать вопрос” через предложения “сократить” и т.д. То есть план “возродить Союз писателей СССР” худо-бедно, но действует, хотя бы какое-то время мы все будем делать вид, что стали единым целым…