МОСКОВСКАЯ МИСТЕРИАДА

Рубрика в газете: Судьи и цари, № 2020 / 41, 05.11.2020, автор: Владимир ЕЛИН

Глава 1.
Никогда  не разговаривайте
с неизвестными

Сидели двое на скамейке
на Патриарших жарким днём:
М. Берлиоз из Массолита;
поэт – глядящий в водоём.
Поток пространных рассуждений
их захлестнул на злобу дня –
ведь обсуждали с разных мнений
жизнь Поднебесного Царя!
Тут Берлиоз вещал коллеге
про исторический вопрос,
ссылался на библиотеки…
И вдруг подвёл: «А был Христос?»
Иван Бездомный – весь в поэме,
но глубоко не вникнул в суть.
М. Берлиоз призвал к проблеме –
реалистичность Бога?! Жуть!

Так обсуждали бы до ночи
в различных верах всех Богов…
Но на аллее, между прочим,
возник мужчина – не Иов!?
В модельных туфлях, при костюме –
он был похож на буржуа:
под мышкой с тростью в политуре,
как иностранца амплуа!
Присев напротив, на скамейке,
окинул взглядом всё вокруг:
сложил на трость ладони в лейку,
да подбородок – в кисти рук.
Прислушался к речам «библейским»,
вблизь подойдя к двум визави.
Сняв с головы берет житейски,
вдруг произнёс: «Друзья мои!..»

Так, слово за слово, по теме:
о Боге, вере, житии…
В итоге – подошли к дилемме
случайной смерти в бытии.

Тут незнакомец вставил фразу:

«Что, вера в Бога в вас мертва?!»
Для атеистов, скажем сразу,
идея – вовсе не нова…
Напомнив двум друзьям картину,
как Кант разрушил «пять основ»,
создав свою первопричину…
Свобода наша, Бог – остов!
И незнакомец вмиг отметил:
«Коль Бога нет у вас в душе,
то кто тогда вам путь наметил?»
Тут Берлиоз: «Так сами же!»

«Забавно! – молвил незнакомец. –
Чтоб жизнью править, нужен план!
Не знает даже новгородец,
какой его вдруг ждёт капкан?!
Меркурий ныне – в нужном доме,
Луна ушла… Шесть, вечер… Семь.
Разлилось масло – там, в проёме…
Вам голову снесёт совсем!»
Иван Бездомный с Берлиозом –
в недоуменье: «Кто таков?!»
Читает мысли, как в гипнозе:
«Я – чёрный маг! Без дураков…»

Глава 2
Понтий Пилат

«Светало. Ранним утром,
четырнадцатого числа,
весеннего месяца Нисана…»

– так начинался текст романа…        

В плаще кровавого подбоя,
походкой бравой, как солдат,
шёл прокуратор Иудеи:
великий римлянин – Пилат!  
И терпкий запах кипарисов
дразнил его тончайший нюх.
Лишь голова болела лихо,
как будто с выпитых сивух!
Пол мозаичный у фонтана,
где кресло Понтия Пилата –
здесь от решения сатрапа
зависит жизнь глупца, пирата.

Клочок папируса о действах –
на арестанта с Галилеи:
ему вменяются злодейства…
И казнь распятьем – за идеи!
Перед Пилатом – в кровь избитый,
в одеждах-рубище, сандалиях –
стоял тот пленник неумытый…
Ему – лет тридцать, в тех реалиях.
За обращение к игемону
с любовью: «Добрый человек!» –
побитый Максом Крысобоем,
чтобы общался верно век!

 

Пилат: 
«Скажи, за что тебя схватили?
Взывал обрушить Храм Основ?!
Ведь про тебя мне говорили:
ты – проповедник меж врагов?»

 

Иешуа: 
«Но игемон, все слухи праздны!
А записи? Возможно, лгут…
Я веру в мир – нёс не напрасно:
храм Истины воздвигну тут!» 

 

Пилат:
«Зачем, бродяга, ты смущаешь
народ базарный своим словом?
Откуда Истину ты знаешь
в сим одеянии холщовом?».

 

…Но с каждым словом у Пилата
раскалывалась голова –
от боли разум жаждал яда,
а не признаний чудака.

 

Иешуа:
«Вот Истина, на самом деле:
боль, беспокоит голова!
Твои же мысли в бренном теле –
желают смерти естества…»

 

…Над гипподромом солнца луч
уже пробрался в колоннаду:
в пространстве продолжая путь,

вмиг осветил он анфиладу.
Внезапно боли испарились,
и прокуратор стал вещать:
«О лекарь, это – божья милость?
Как это надо понимать !?»

 

Иешуа:
«Поверь на слово – я не лекарь!
А боль – ушла сама собой…
Тебе б легко помог аптекарь.
Прошло – и славно! Бог с тобой…»

 

Игемон:
«Ну, хорошо. Ответь, будь смелым:
ты ль подбивал тут местный люд
к поджогу храма? Было дело?
Или, возможное, ты плут ?!
Так поклянись, что то – неправда,
своею жизнью, Иешуа!
Пора отбросить все лукавства:
на волоске ж твоя судьба!»

 

Иешуа:
«Поверь, что я не слабоумен.
Мои же речи – суть просты.
Не ты мою подвесил душу –
так не тебе сжигать мосты!»

 

Игемон:
«Теперь я понял: в чём загадка
и как ты управлял толпой…
Ведь ты умён… А речи – сладки.
К тебе тянулся мытарь, гой».

 

…Влетев внезапно в анфиладу,
спустилась ласточка с небес –
вмиг улетев за колоннаду,
крылом коснувшись занавес.
Затем, махнув над головою
у прокуратора крылом, –
взлетела где-то за стеною,
исчезнув в небе голубом.

Увы, философ сей – безумец!
Его, быть может, отпустить!?
И выслать из Ершалаима:
что суждено – тому и быть!

Вот секретарь подал Пилату
другой папирус, для суда –
лицо префекта воспылало
и онемели враз уста!
И мысль мгновенно пролетела
о чести кесаря – в испуг!
Донос Иуды – вот в чём дело…
Ах, проповедник: ближний круг!
Тогда Пилат, миг поразмыслив,
построже узника спросил:
«Что говорил ты в афоризмах
про кесаря, к чему манил?»

 

Иешуа:
«Я размышлял о новом мире,
без власти кесаря – и впредь,
про царство Истины в эфире…
Ко всем придёт благая весть!
Потом ввалились чьи-то люди
и начали меня вязать…
Возможно, это часть прелюдии:
в тюрьму пришли меня сажать!»

 

И тут его вдруг осенило:
«К Иуде близится беда!..»
Пилата фраза возмутила:
о добрых людях? Как тогда?!

 

Пилат:
«Неужто веришь ты, несчастный,
про то, что Истина придёт
и мир изменится, прекрасный:
власть, кесарь, раб, Искариот?!»

 

Иешуа:
«Поверь мне, игемон: то – правда!
И царство Истины – в миру!
Да, Бог – един. И то – прекрасно!
А скоро я к нему приду…»

 

Пилат:
«О боги, ненавистный город!
Зачем мне выпал этот суд?
Тут во дворце – Великий Ирод…
Искать всю правду меж Иуд?!»

 

Не принимая в счёт приметы –
полёты ласточки, как знак –
Пилат не внял добра советам:
«Казнить в присутствии зевак!»

По приглашению Пилата –
первосвященник во дворце:
для обсуждения доклада,
где состраданья во жреце!?
Ершалаим бурлит для зрелищ!
Помиловать кого-то в срок
толпа на Пасху возжелает:
Фортуну выбрать? Или – Рок?!

 

Пилат:
«Хотел знать мнение Каифы:
синедриона в чём вердикт?
Так Вар-Равван или Га-Ноцри –
кого помилуют в сей миг?»

 

Каифа:
«Синедрион наш милосерден:
гуманность выражает суть!
Помилован им не Га-Ноцри,
а Вар-Равван, не обессудь…»

«Ответ Каифы предсказуем!» –
подумал про себя Пилат.
Префект в сей миг неописуем:
он удивлён решеньем – как?!
Пилат сразился в аргументах:
«Га-Ноцри – явно не в себе!
Нелеп в речах, в иных моментах…
А Вар-Равван – убил в беде!»
И трижды действо повторилось:
первосвященник – при своём!
Так ходатайство не сложилось –
на казнь Га-Ноцри поведём…
Пилат от злости, в возбуждении,
первосвященнику в лицо:
«Побереги себя во бдении,
судьбу народа своего!
Каифа, ты не жди покоя:
ведь понимаешь, кто Он есть!?»
Кивнул Каифа – в грусти, стоя –
да съёжился от мыслей весь.
Толпа гудела, словно улей –
Ершалаим желает знать:
кого отпустят накануне,
кому же – смерть не избежать?
Когорты держат люд базарный
в преддверии жестоких драм –
чтоб огласить вердикт коварный,
префект взошёл к народу сам.
Вдохнувши раскалённый воздух,
свой голос разогнав на крик –
чтоб волю Рима здесь исполнить,
Пилат всем объявил вердикт.

Толпа притихла, будто в храме,
дыханье затаив на миг:
из четырёх судимых – в драме
отпущен Вар-Равван под крик!
Верёвки срезаны с запястий,
(убийцы злого и врага!) –
настигнет суд его Всевластный:
накажет Божия рука!..
Гремят щиты из оцеплений:
на гору Лысую отряд
ведёт виновных – без сомнений
вершить мучительный обряд…

 

Глава 3
Седьмое доказательство

 

Спустилась ночь на Патриарших,
повисла в небесах луна…
Тут Берлиоз, поэт Бездомный –
очнулись, словно ото сна.
«Ой, пролетело время мигом!» –
подумал про себя поэт.
Вода играла лунным бликом,
меняя чей-то силуэт…

А Берлиоз нашёл забавным
тот, от Профессора, сюжет:
несовпадения в заглавном –
в Евангелии – такого нет!?
Профессор магии настойчив
и утверждает, что был там –
с Пилатом вместе на балконе,
в саду с Каифой, с Кантом – сам!

«А где живёте вы, милейший?» –
спросил у мага Берлиоз.
«Нигде. Хотя у вас в квартире
я размещусь – как раз на пост!
Вот доказательство седьмое, –
сказал Профессор «странных тем», –
близко к развязке, между прочим:
немного ждать осталось всем…»

Друзья смекнули – сумасшедший.
Переглянулись, глядя вкось…
Вдруг Берлиоз, звонить ушедший,
под гильотину пал колёс!
А поскользнулся он на Бронной –
скользки трамвайные пути!
Лик комсомолки возбуждённой – 
мелькнул последним во плоти.

 

Глава 4
Погоня

 

Иван Бездомный – просто в шоке:
ведь Берлиоз был только жив!
Мгновение – он мёртв, в итоге…
Ах, как профессор прозорлив!
Виновна Аннушка с Садовой:
ей масло турникет разбил!
Какой же случай непутёвый…
Возможно, он подстроен был?!
Поэт Бездомный, весь на взводе,
к Профессору: «Вы кто такой?!»
Ему в ответ – лишь что-то вроде:
«Не понимать я говор твой…»
Иван – кричать: «Вот он, убийца!
Держите люди! Караул!»
А гад клетчатый, кровопийца –
мешает, словно тот баул.

В конце аллеи – три фигуры:
Профессор, ускорявший шаг,
и Клетчатый (шёл у бордюра)…
На задних лапах – кот с рюкзак!

Иван – за троицей вдогонку…
Их не догнать ему, всерьёз!
Кот улизнул в хвосте вагона,
автобус – Клетчатого свёз.

Со Спиридоновки – к Никитским,
затем к Арбату устремясь,
Иван летел в погоне птицей,
тени Профессора держась.
Вот завернул он в переулок,
затем – в подъезд, да на этаж.
В пустой квартире шаг был гулок:
Иван легко вошёл в кураж!

На кухоньке присвоил свечку,
иконку из бумаги взял –
затем помчался вдруг на речку
и прыгнул в водяной канал.
Но лишь на берег вылез было,
Иван лишился всех одежд –
их спёр мужик: лежат уныло
кальсоны рваные «надежд»…
Маг – в «Грибоедове», возможно!
Такая вдруг родилась мысль…
В кальсонах, с образом – тревожно
Иван крадётся, словно рысь.

 

Глава 5
Было дело в «Грибоедове»

 

Дом «Грибоедов» Массолита –
усадьба, стольная Москва.
Здесь собиралась вся элита,
– (умом творящая с листа
романы, повести, куплеты, 
поэмы, пьесы про дуэль) –
по вечерам, вкусив котлеты
иль судака «ля натюрель»!

Решались многие вопросы:
квартира, отдых, дача, дом…
Писатели сдавали взносы
и принимали грог с вином.
Какие блюда подавали:
стерлядка с раками, с икрой!
Филе дроздов и дичь! Слыхали –
всё по сезону, боже мой!

Часть литераторов – сидели
и ждали Берлиоза в срок.
С дневной жары совсем взопрели:
вот это выдался денёк!
А в это время, где-то в морге,
раздельно – тело с головой –
наш Берлиоз лежал в простынке:
теперь, бесспорно, неживой…

Но, не дождавшись Берлиоза,
коллеги ринулись в буфет –
чтобы поесть, да выпить дозу…
Послушать джаза, наконец!
Всё заиграло, завертелось
и засветилось вмиг вокруг…
Тут кто-то крикнул: «Аллилуйя!»:
образовался пляски круг.

В разгар веселья – сообщенье:
мол, Берлиоза больше нет!
Какие к чёрту развлеченья –
в повестке траурный обед.
С веранды тихо прошептали,
погромче вновь произнесли:
«Да, мы такого не видали…
Там привидение вдали!»

На самом деле: как в атаке –
в кальсонах, хмурый, босиком –
поэт Бездомный шёл во мраке
в дом «Грибоедов» прямиком!
Бездомный громко: «Здраво, други!»,
нервозно заглянув под стол.
Вдруг тишина повисла в круге…
И чей-то бас: «Горячка, мол?!»

Подняв свечу, Иван продолжил:
«Ловите Во… Ве… Ва… Ви… Фу…»
Вдруг дама взвизгнула невольно:
– «Возможно, Вульф?»
– «Нет, дура, тьфу!»
– «Звоните милиционерам:
пусть шлют наряды, пулемёт!
И перейти к особым мерам –
хватай Профессора, расчёт!»
Все литераторы – в смятенье: 
«Зовите, доктора скорей!»
Поэта – в простынь, раз в забвеньи:
в дом сумасшедших, побыстрей…

 

Глава 6
Шизофрения, как было сказано

 

В ночной приёмной Подмосковья,
(при санитарах – весь смурной!),
сидел поэт Иван Бездомный…
Казалось, внешне не больной.
Врач очень вежливо, но строго
спросил: «Что беспокоит Вас?»
С чего Иван одет убого,
не зрит ли чёртиков подчас?!

Иван во злости отвечает: 
«Я, без сомнения, здоров!
Свои поберегите нервы –
для буйных, свихнутых голов».
И тут Иван поведал грустно:
«Связали явно без причин!»
Мол, обокрал его – так гнусно! –
какой-то подлый гражданин.

Потом – ещё про «консультанта»
ввернул: мол, надо изловить!
Мол, обладал нечистой силой:
смог Берлиоза погубить!
Врач дальше интересовался:
«Иконка, свечка – оберег?!»
Иван пунцово раскраснелся
и в бронь-окно рванул в побег.

У санитара моментально
в руке блеснул огромный шприц:
чтоб мигом погасить реально
факт буйства – уложили ниц.
…Обмякшее Ивана тело
в каталке быстро увезли –
в палату уложив умело.
Блеснули пятки лишь вдали!

 

Глава 7
Нехорошая квартира

 

Степан лежал в своей кровати,
с больной от пьянки головой:
гулялось славненько «на пати»…
На Сходне или на Тверской?!
Припоминался смутно вечер
и всё, что было – как в бреду.
В уме неслись обрывки речи,
суля грядущую беду…

Квартира, где проснулся Стёпа,
имела славу худших мест:
здесь исчезали люди – «с лёта»,
не вставши на учёт в собес.
Во рту Степана, как в пустыне,
всё пересохло до нутра.
Послать бы Груню, чтоб в графине
стояла водочка с утра?

С трудом открывши всё же веки,
и сев в кровати, как чумной,
Степан увидел, что на кресле –
в берете незнакомец. Ой!..
А незнакомец тут, с акцентом:
«Степан Богданович, привет!
Уже одиннадцать, моментом –
я час вас жду на наш фуршет!»

На столике – все угощенья:
икра, хлеб белый, маринад,
графинчик с водкой запотевший,
да рюмочки… Вот это клад!
Приняв «по первой» с незнакомцем,
да закусив вдогон икрой,
Степан ожил, что твердь под солнцем,
и произнёс: «Кто вы такой?!»

Ему в ответ (и без смятенья!)
тот незнакомец говорит:
«Я чёрной магии профессор.
Я – Воланд. Это мой визит!»
«А цель какая? – брякнул Стёпа. –
Вы для чего у нас в гостях?»
Профессор: «Эх, вы, недотёпа…
Гастроли в Варьете у вас!»

Он предъявил контракт степенно,
стоит где виза: «всё путём!»
От изумлений, мыслей бренных –
Степан расслабился умом.
Ещё вдруг в зеркале, в передней,
мираж – мужик в пенсне да кот!
Портвейн с водкой, бесполезный,
сознанья рушит стройный ход…

Через мгновенье – три фигуры
вокруг накрытого стола:
Маг-Воланд и в пенсне натура,
огромный кот… Ну и дела!
Из Зазеркалья вышел «рыжий» –
уже четвёртый персонаж.
То – Азазелло, бес бесстыжий,
совсем особенный типаж.
Степану Воланд властно молвил:
«Вы лишний здесь, идите прочь!»
То Азазелло вмиг исполнил –
Степан отправлен в Ялту, в ночь.

(Продолжение следует…)