На татарстанском кино лежит проклятие
Рубрика в газете: Жизнь национальностей: в поисках гармонии, № 2020 / 30, 20.08.2020, автор: Алексей БАРЫКИН
Режиссёр, продюсер и сценарист Алексей Барыкин рассказал «ЛР», почему лучшие кинематографисты зачастую уезжают из Татарстана.
Кроме того, он поделился своими мыслями о том, так ли нужна и важна литературоцентричность в кино и может ли она стать проблемой? Можно ли снять качественный современный детский фильм, основанный на национальном фольклоре, имея в распоряжении только сверхмалые средства из регионального бюджета? Есть ли блат в киновузах? Какие существуют проблемы у современной творческой молодёжи?
Нетривиальные ответы на эти и другие вопросы в обширной беседе с Иваном Коротковым.
–К сожалению, эпидемия коронавируса забрала многих очень и очень талантливых, выдающихся людей. Этой весной умер татарстанский кинорежиссёр Сергей Литовец. Насколько я понимаю, вы его довольно хорошо знали и ценили. Расскажите, как ваши жизненные пути пересеклись и что связывало вас с Литовцом?
– Мы познакомились с Литовцом в 2002 году, когда работали вместе на ТНВ. Я был ещё мальчишкой, который только что закончил университет, а он уже был уважаемым мэтром, ходил по коридорам высокий, бородатый, и все кругом хотели узнать его мнение. Потом мы работали вместе на Казанской киностудии: в 2008-м я был художественным руководителем студии, а он в качестве оператора снимал «Орлов» с Тухватуллиным. Мы вместе работали над рядом его фильмов: «Абдулла Алиш: песня о жизни», «Наш дом», «Пять минут». С его картиной «Пушечка» я ездил в Грозный и Гудермес. В какой-то момент мы даже вместе пытались создать большую студию, но не срослось. В последние годы он работал над фотографиями для книг, я рекомендовал ему некоторых моих студентов в помощь. Жаль, что всё так безвременно закончилось.
– Почему так получается, что многие творческие люди находят первоначальное признание не в родном Татарстане, а только за его пределами, когда приезжают в Москву, Питер или условную Венецию, Германию? Кто виноват и что делать?
– У меня есть теория, что на татарстанском кинематографе лежит проклятие, очень сильное. Здесь действуют мощные силы, которые отторгают лучших и заставляют их уезжать прочь. Если у кинематографиста есть дар, делается всё, чтобы очернить его репутацию. Я каждый год наблюдаю, как самых ярких моих студентов, которые высунулись над средним уровнем, мажут грязью: нет, он не талантливый, он такой же посредственный, как все остальные! Достаточно сто раз повторить это в разных местах, и все вокруг уже не сомневаются, что человек – и вправду посредственность. Крылья отрезаются нещадно: даже сам человек начинает верить, что он плох, что ему не место в профессии. Если в Татарстане снимается стоящий фильм, то он непременно будет дискредитирован, принижен, либо его просто постараются проигнорировать. СМИ ещё до премьеры напишут о нём пренебрежительно, начальству заранее расскажут, что кино плохое. Так что я прекрасно понимаю Говорухина, Разбежкину, Литовца, Рафика Галеева, Ависа Привина и многих других, которые уехали отсюда: они хотели тратить время и энергию на кино, а не на борьбу с этой трясиной. К сожалению, этим же путём сейчас идут многие выпускники нашего института.
– Литовец связал другого известного уроженца республики Татарстан – писателя Дениса Осокина с кинематографом. Такие пересечения судеб, на мой взгляд, неслучайны. Как это произошло?
– Насколько я понимаю, они работали вместе на ТНВ, там и сошлись. Просто у Дениса очень необычная литература, и она вдвойне трудна для режиссёра, которому нужно перевести словесные образы на язык кинокамеры, язык кино. Литовец почувствовал, что он хорошо сможет это сделать, и снял «В сломанный микроскоп мы увидим Казань». Он работал в качестве оператора над «Инзеень-Малиной», но этот фильм всё-таки снимал московский режиссёр Сивков, по-хорошему безумный такой человек с постмодернистскими взглядами. Поэтому мне трудно судить, как много в «Малине» привнесено от Литовца-режиссёра.
– Есть мнение, что современный российский кинематограф плох из-за того, что отошёл от принципа «литературоцентричности», перестал опираться на хорошие тексты. Это справедливо, как вы считаете? Если да, то почему так получается – нет хороших текстов, или зритель оглупел, или режиссёры не хотят адаптировать современную литературу, всё хотят писать сами?
– Мы говорим о татарстанском или российском кино? На самом деле, я не считаю литературоцентричность однозначно положительным свойством кинематографа, поскольку в основе самого языка кино лежит принцип невербальности, не-словесности. Допустим, два человека любят друг друга, и в книге вы потратите сто поэтических слов, чтобы описать их чувства. На языке кино вы выразите это без единого слова: с помощью мизансцены, света, цвета, поэтики крупных планов, пластики движения, музыки, звуков, символов окружения. Если вместо этих инструментов вы включите закадровый текст из литературного произведения, который разъяснит, кто тут кого любит, получится плохое кино, пусть даже и на основе хорошей литературы. На самом деле, кинематографу нужны от литературы две вещи: образность и драматургия, и отнюдь не всякая хорошая литература ими обладает. Например, «Над пропастью во ржи» Сэллинджера – знаменитое литературное произведение, но практически непригодное для кинопостановки. Или возьмите «Алису в стране чудес»: образность зашкаливает, а драматургия отсутствует. Ведь Алиса ничего не хочет, ни к чему не стремится, и настоящих антагонистов у неё нет; она просто турист, который ходит по волшебному миру и смотрит достопримечательности. Поэтому режиссёрам вроде Тима Бёртона приходится переписывать сюжет Кэрролла, высасывая драматургию из пальца, превращая Шляпника, почему-то, в друга Алисы, а Бармаглота – во врага в образе дракона. Та же ситуация с «Божественной комедией» Данте: при всей эпичной образности, она не годится для кинопостановки с точки зрения драматургии.
Что касается татарского кино, оно-то как раз чрезмерно литературоцентрично. У нас доминируют постановки литературных произведений: «Белые цветы», «Мулла», «Бибинур», «Неотосланные письма», «Зулейха», «Остазбикэ», «Курбан-Роман» – всё это литература на экране. Салават Юзеев и постоянный автор Ягафарова, Мансур Гилязов – профессиональные литераторы. Боюсь, литературоцентричность – это проблема татарского кино. Ему отчаянно не хватает оригинальных, а не адаптированных сценариев, которые отражали бы реалии сегодняшнего дня и были бы заточены под язык кино.
И кстати, я абсолютно не разделяю мнение, что современный российский кинематограф плох. Он очень хорош, как зрительский («Т-34», «Время первых», «Легенда № 17», «Вий»), так и авторский («Аритмия», «Левиафан», «Дылда», «Сердце мира»). А то, что наше кино «в целом плохое» – это абсолютно ложный тренд, который создаётся в России умышленно, через «лидеров мнений». Хотите знать, кто его создаёт? Подумайте, кто от этого выигрывает в деньгах, и всё поймёте.
– В основе вашего фильма «Водяная» – татарский фольклор. Как возникла такая идея? Почему именно эта легенда?
– Просто я давно мечтал снять какую-нибудь детскую сказку с мистикой, приключениями, превращениями и спецэффектами. Татарская сказка – ещё интереснее: это свежая, по-хорошему качественная экзотика. А лучшие татарские сказки вместе с описаниями сказочных существ собраны в этнографических произведениях Каюма Насыри, знаменитого татарского мыслителя. Что такое «Водяная»? Это авторская компиляция примерно десятка народных сказок про Юху и Водяную, где действие перенесено в наше время, а главными героями стали дети.
– Расскажите о съёмках этого фильма. Что было самым трудным?
– «Водяная» – это сверхмалобюджетный фильм, он снят всего за три миллиона рублей. Для сказки с превращениями, трюками, спецэффектами и актёрами-детьми это – абсурдная цифра. Наш дистрибьютор даже запретил нам её озвучивать, пока кино не пройдёт в прокате: в противном случае кинотеатры даже не стали бы его рассматривать. С этим было связано большинство проблем: мы не могли себе позволить работать большой командой, снимать приходилось очень быстро, в экстремальных условиях. Мне, продюсеру и режиссёру фильма, даже самому приходилось работать шофёром, после 12-часовой смены ехать час по трассе, а потом развозить группу по домам. Это были очень трудные съёмки. Зато у нас была прекрасная атмосфера на съёмочной площадке!
– Богатая, так скажем, этнографически-краеведческая составляющая в фильме – это было задумано с самого начала, такая стояла задача (с учётом госфинансирования из бюджета Республики Татарстан) или того потребовал фольклорный сюжет и его раскрытие?
– Нет, таких задач специально нам никто не ставил. Просто я сам, в том числе, документалист, обожаю этнографию и фольклор, и для меня было удовольствие работать с таким материалом. У нас, в Татарстане, меня часто спрашивают, дескать, зачем вы в своём фильме разъясняете очевидные вещи: что мусульмане ходят в мечеть, что в священный месяц Рамадан они держат уразу и не пьют до захода солнца и тому подобное. Они не понимают, что эти вещи очевидны только для нас, татарстанцев. Среднестатистический москвич даже не знает, где Татарстан находится; он думает, что это где-то в степях, ближе к Монголии, что там люди живут в юртах, пьют кумыс и ловят лошадей арканами, и искренне удивляется, что татары испокон веков живут на Волге, между Нижним Новгородом и Самарой. А мы эти вещи объясняем, и да, это делает картину интереснее для широкого зрителя, особенно детей.
– В интернете «Водяную» ругают за плохую игру актёров. Что вы можете ответить таким критиканам?
– Чаще всего критики говорят, что им не нравится игра детей. На самом деле, наши дети очень органичны, в том смысле, что в фильме они ведут себя абсолютно так же, как в реальной жизни, с теми же жестами, интонациями, оценками. Кстати, в интернете много комментариев в том духе, что, дескать, хватит придираться к игре детей, дети в реальной жизни такие и есть! К тому же представьте себе: Кате, исполнительнице главной роли, в момент съёмок было шесть лет, она ещё ходила в садик. А роль у неё была такая, что она присутствовала в 90% сцен, у неё было реплик на много страниц. Нам говорят: вот, дескать, в «Гарри Поттере» дети круто играют. Но даже в первом «Гарри Поттере» самым молодым актёрам – одиннадцать лет, они уже подростки, как наш Коля Невзоров, Катин партнёр по фильму. А много вы знаете фильмов, где по-настоящему большую роль играет шестилетний ребёнок? Но что поделаешь: если некоторые зрители это не принимают, значит, я, как режиссёр, не доработал. Наверное, мы смогли бы лучше отточить актёрскую игру, если бы могли позволить себе снимать медленнее и дольше, делать больше дублей.
С другой стороны, «Водяная» – это детский фильм, он попросту не предназначен для взрослых. А детям этот фильм безумно нравится. Ко мне подходили родители, которые рассказывали, что их ребёнок ходил на «Водяную» в кино шесть раз! У моего коллеги по институту ребёнок смотрит «Водяную» каждые выходные, это у них семейная традиция. В Лениногорске школьники устроили нам овацию, нам приходили письма с просьбой снять продолжение, дети дарили нам рисунки со сценами из фильма, с изображениями Водяной и Юхи. В детских группах в соцсетях передают ссылки на «Водяную». В интернете у нас почти четыре миллиона просмотров, сотни скачиваний на торрентах, причём из разных стран. Должно быть, кому-то этот фильм действительно нравится, раз его так смотрят!
– Кто сейчас, на ваш взгляд, занимает актёрский Олимп в республике?
– Нет никакого актёрского Олимпа (смеётся). Каждый актёр хорош для своей роли. Могу точно сказать, что актёры наших ведущих театров очень профессиональны, ничем не уступают московским звёздам кино. У меня есть артисты, с которыми я очень люблю работать: например, Роман Ерыгин, Фирая Акберова, Нафиса Хайруллина, Ильдус Габдрахманов, Фанис Зиганшин. С огромным удовольствием работал с Андреем Мерзликиным. Но самое большое впечатление на меня произвели в жизни две выдающиеся актрисы. Первая – Ирина Купченко. Когда мы с ней снимали сцену из фильма «Заступница», она сделала девятнадцать дублей, все были сыграны совершенно по-разному, и все – безупречно. Я уже говорил ей: Ирина Петровна, у нас есть прекрасные дубли, давайте пойдём к следующей сцене, но она сама каждый раз хотела предложить вариант ещё лучше! Это было потрясающе. Вторая – Светлана Романова, ведущая актриса нашего Качаловского театра. Мы снимали сложнейший фильм «Архимандрит Сергий» на киноплёнку, и плёнки было очень мало, мы боялись, что кино не получится. Но она действительно сыграла эту сложнейшую роль, монодраму, с тяжелейшими переживаниями, со слезами, сложными мизансценами, практически в один дубль. Потрясающий профессионализм!
– Расскажите о культурной политике в Татарстане в области кинематографии. Что хорошо, что плохо? Ваш опыт взаимоотношений с властью в регионе.
– В Татарстане ежегодно выделяются деньги на кинопроизводство, пусть небольшие, несколько миллионов на всех, но всё-таки выделяются. В Татарстане есть довольно сильное отделение Союза кинематографистов, здесь работает национальный кинопрокатчик – «Татаркино», который активно продвигает фильмы в районах. Несколько лет назад в Министерстве культуры РТ был даже целый отдел, Сектор кинематографии, который занимался национальным кино. В Казани действует масштабный, раскрученный кинофестиваль – «Казанский международный фестиваль мусульманского кино». Наконец, в Казанском институте культуры (КазГИК) работает целый факультет кинематографии и телевидения, на котором обучаются режиссёры, продюсеры, операторы, звукорежиссёры, аниматоры и сценаристы. Так что по региональным меркам Татарстан – весьма продвинутый регион в сфере кино.
– Как обстоят дела в республике с поддержкой национального искусства?
– На мой взгляд, в Татарстане национальной культуре уделяется достаточно много внимания. Например, в этом году я участвовал в очень масштабном проекте, «Ветер перемен», посвящённом татарской эстраде; в рамках этого проекта наши лучшие исполнители выступили с шикарным концертом на татарском языке в Карнеги-Холле в Нью-Йорке. Мы сняли в Америке большой документальный фильм, и уверяю вас, это было очень масштабно и качественно, это был продукт мирового масштаба. Пускай на сцене Карнеги выступали Beatles, Pink Floyd, Мадонна и Майкл Джексон, а открывал этот зал сам Чайковский, татарские исполнители показали себя на мировом уровне. Джону Леннону и Элле Фицджеральд было бы не стыдно выступать рядом с ними.
– Татарский язык живёт и развивается?
– Без сомнения. Это живой язык, на нём много говорят, его можно часто слышать на улицах, а в некоторых деревнях общаются только на нём. К сожалению, в последнее время он выхолащивается, в татарской речи можно слышать много русских слов. Но всё равно, это живая традиция. Недавно, кстати, мой ученик Рустам Рашитов снял полнометражный фильм «Кире» с участием Камиля Ларина; главным героем этого фильма является убеждённый поборник татарского языка, очень забавный персонаж в исполнении Фаниса Зиганшина. Как видите, о сохранении татарского языка целые фильмы снимаются!
– Какие фильмы на татарском языке вы бы выделили и отметили?
– Чисто на татарском – «Айсылу» Сунгатуллина и Рашитова, «Бибинур» Фетинга, «Куктау» Ягафарова, «Зулейха» и «Орлы» Тухватуллина, «Неотосланные письма» Рашитова, «Мулла» Фазлиева и Галиаскарова, «Курбан-роман» Юзеева. Наверное, хороший потенциал есть у фильма «Апипа» Рахимбая, хотя он больше похож на телевизионное шоу. Также частично на татарском сняты «Водяная» и «Кире».
– Зритель смотрит фильмы на татарском или такое кино интересует только узкий круг экспертов и ценителей?
– Да, зритель реально смотрит кино на татарском языке. К сожалению, пока ещё никто не смог измерить, каков объём этой аудитории. Рекордсменами по сборам среди татароязычных фильмов пока являются «Кире» (509 тысяч рублей) и «Айсылу» (406 тысяч рублей). Скажем прямо, это мало. Хотя нам удалось продать «Айсылу» в Турцию, она там собрала ещё примерно 250 тысяч. Хотелось бы выйти по внутренним сборам хотя бы на 3–5 миллионов.
– Как режиссёр, который часто отдаёт предпочтение документальному жанру, скажите, почему документальное кино не шибко-то интересует зрителя?
– Я снимаю 50 на 50 – документального и игрового кино. А если честно, чего уж греха таить, я снимал бы только игровое, если бы получал на него финансирование. Но я бы не сказал, что документальное кино не интересует зрителя: главное, какое это кино? Мне в последнее время нравятся так называемые «спецпроекты» – масштабные документальные работы со звёздами, командировками, спецэффектами, декорациями. По размаху эти документальные ленты порой превосходят игровые, а зрительский интерес к ним на телевидении и в интернете огромный. Мой фильм «Осанна» про Елизавету Фёдоровну, например, за год показывают по телевидению десятки раз, и там отличные актёры: Александр Михайлов, Андрей Мерзликин, Илзе Лиепа. И он победил на «России», «Золотом витязе», выдвигался на «Золотой орёл», то есть всё-таки кинокритики относят его к искусству, а не просто к конвейерной телепродукции.
– Есть мнение, что документальное и должно оставаться таким – элитарным, непопулярным, предназначенным для «своего» зрителя. Вы с этим согласны? Если нет, то как выходить на более широкую аудиторию?
– Документальное кино очень разное. Если это авторские работы в стиле Косаковского, Костомарова или мастерской Разбежкиной, то это, скорее, элитарное кино для фестивалей или клубов избранных. Или взять фильмы Кобрина: хоть их и показывали в школах, но это в чистом виде постмодернистское, элитарное и трудное для восприятия искусство. Конечно, особняком стоит протестно-политическая документалистика, понятно, что у неё свои зрители и свои спонсоры. А возьмите фильмы Дудя: это, конечно, скорее публицистика, но она собирает миллионы просмотров! Наконец, есть документалистика зрительская, зрелищная, её снимают обычно центральные телеканалы, и она невероятно популярна. Пожалуй, лидером этого направления можно назвать Леонида Парфёнова: «Птица Гоголь», «Зворыкин Муромец», «Глаз Божий» – это умные, зрелищные и очень востребованные проекты. Так что каждое документальное кино находит своих зрителей, просто у кого-то их миллионы, а у кого-то, может, сотни.
– Да, прокат – дело тонкое. В чём, как вам кажется, проблема «Водяной» в плане проката? Ведь интересный фильм, в который грамотно вписаны татарские обычаи, татарская культура, фольклор, прекрасные пейзажи. Почему он не стал популярен – не пустили в кинотеатры? Чего не хватило, чтобы выйти на более широкий показ?
– «Водяная» вышла в прокат в 260 кинотеатрах в 46 городах России, от Калининграда до Петропавловска-Камчатского. Она собирала зрителей почти год – с марта 2019 до февраля 2020 года. Его прокатывали в Казахстане, Вьетнаме, Турции; его купили для показа китайские авиакомпании. Это единственный татарстанский фильм, который вышел в легальный прокат на всех онлайн-платформах, от iTunes и Google Play до Okko и IVI. Я очень горжусь, что в день его релиза он вышел на всех пиратских площадках в ужасной экранной копии со вшитой рекламой, и у него уже было множество просмотров. Кроме «Кинотавра», «Водяная» вошла в программу практически всех значимых российских кинофестивалей: Московского международного кинофестиваля, «Окно в Европу» в Выборге, на «Киношоке» получила приз за лучший детский фильм. Недавно «Водяная» была выдвинута на «Тэфи» в детской номинации. На бесплатных каналах в интернете у неё уже больше 4 миллионов просмотров. Наверное, в сравнении со «Мстителями», результаты «Водяной» выглядят скромно, но мы, в целом, довольны.
– Вы преподаёте кинорежиссуру в КазГИК. Многие, когда разговор заходит о киноучёбе и/или поступлении в киновуз, сразу же говорят – там одна тусовка, один блат (и отсюда, мол, и низкий уровень кино сегодня). Насколько такие суждения имеют отношение к реальности?
– Блат? Да вы что! Кино, тем более в Татарстане, это профессия для подвижников, для фанатов. Пожалуй, и в московских киновузах я не видел, чтобы там продвигали «своих»: образование-то в основном платное, а на платном обучении никакие договорённости не нужны. Нет, мы действительно стараемся отобрать самых талантливых ребят среди абитуриентов, никаких договорённостей и «своих кандидатов» у нас нет. Если к нам придёт соискатель, который читал «Братья Карамазовы», знает, как выглядит Сикстинская Мадонна, как звучит первый концерт Чайковского, и может назвать хоть один фильм Акиры Куросавы, мы примем его с восторгом. Но, увы, абитуриента с такими мега-способностями я пока не встречал.
– Что всё-таки является главным критерием (помимо результатов ЕГЭ) для поступления в КазГИК на режиссуру?
– Мы пытаемся понять, кто из них действительно будет способен снимать кино. Лучший способ – портфолио и собеседование. Это самый важный экзамен, важнее письменной работы. В ходе собеседования выявляются как знания, умения и навыки абитуриента, так и его человеческие качества. А это очень важно, человеческие качества, навыки коммуникации. В среднем за собеседование абитуриент отвечает более, чем на 20 вопросов из разных областей: история, литература, живопись, музыка и, конечно, кино. Мы ценим широкий кругозор и нетривиальное мышление.
– Есть ли у вас краткий афоризм или кредо, о которых вы всегда рассказываете своим студентам?
– Собака лает – караван идёт. И ещё: все действия в нашей жизни не имеют смысла, но всё равно надо же что-то делать!
– Есть ли какие-то тенденции в среде творческой молодёжи, которые стоит отметить?
– Есть одна тенденция, которая меня очень расстраивает – референтное мышление. Если им нужно решить какую-то задачу, они не пытаются с ней справиться сами, а просто набирают запрос в гугле, находят готовый рецепт и пошагово его повторяют. Это, конечно, прекрасный навык – учиться на чужом опыте, но в искусстве это называется «плагиат». Попробую объяснить на примере. Скажем, мне надо сделать цветокоррекцию фильма, и я пытаюсь объяснить задачу колористу: надо, чтобы изображение было таинственным, с насыщенными цветами, но не страшным, а сказочным, и чтобы блики на воде «звенели». А колорист мне отвечает: просто скажите, вам покрасить как в «Игре престолов» или как в «Шерлоке»? Понимаете, он по youtube-роликам научился, как подражать стилю разных фильмов, и он не мыслит на уровне концепций, самостоятельного творчества; он просит назвать референс, который ему надо скопировать!
Или вот молодой режиссёр рассказывает: мы хотели написать классную музыку к фильму, поэтому вместе с композитором подложили под видео саундтрек Джона Уильямса из «Звёздных войн». А потом переписали ту же самую музыку, в том же ритме и с тем же звучанием, только изменили несколько нот, и получился классный саундтрек! Понимаете, они об этом рассказывают с гордостью, как о высоком профессионализме, и их не смущает, что речь идёт о плагиате, и что это делает их фильм как минимум вторичным.
И вот всё так. Они и друг с другом разговаривают на этом языке: какой референс у твоего фильма, у твоего саундтрека, у твоего сценария? Спрашивают меня: а какой референс у фильма «Водяная»? Я отвечаю: у него нет референса. А они не верят: как так, неужели «Водяная» не скопирована с какого-нибудь американского сериала?
– Смена растёт? Или всё деградирует и катится в тар-тарары? Об этом, кстати, (как публично, так и в кулуарах) любят сокрушаться «патриархи» кинематографа.
– Конечно, смена растёт. Но это не смена условным Михалкову, Кончаловскому или Сокурову. Молодые кинематографисты будут снимать другие фильмы, не похожие на работы предшественников. Им свойственна тяга к техническому совершенству: прекрасные картинка, звук, визуальное оформление, самые лучшие камеры, модные прибамбасы – электронные стабилизаторы, коптеры, подвесы. Они готовы часами сидеть в DaVinci Resolve (профессиональная программа для коррекции цвета и видеомонтажа – прим. «ЛР»), полируя каждую пылинку в изображении. А вот людей, которые мыслят концепциями, мыслят идеями, пытаются прислушаться, куда дует ветер времени, где болит у их зрителя – таких людей очень мало. В общем, технарей много, а настоящих режиссёров и сценаристов не хватает. Как раз их-то мы и пытаемся обучить в нашей мастерской.
Беседовал Иван КОРОТКОВ
Проклятие? Наверное, кто-то сглазил.
Все сложности кинопроката
Решает уровень отката,
Ведь как-то выживают люди,
Хотя бы в том же Голливуде.