О чём же пишут молодые?

№ 2022 / 42, 05.11.2022, автор: Александр РЯЗАНЦЕВ

В последнее время меня часто спрашивают: «А о чём сейчас пишет молодёжь?» Вопрос этот обычно задают люди, не участвующие в литературном процессе, но очень любящие слово, хорошие книги и классно написанные истории, выдержанные, настоящие стихи (как показывает практика, такие читатели часто говорят о литературе куда осмысленнее, чем некоторые именитые критики).

Такие вопросы сбивают с толку. Начинаешь сразу копаться в своём внутреннем архиве, судорожно вспоминать авторов, которым нет даже тридцати и у кого уже есть книги, вспоминать сюжеты, персонажей. В итоге говоришь что-то осмысленное и продолжаешь работать.

Вернувшись с 22-го Форума молодых писателей России, также известного как «Липки», я решил написать о трёх книгах, в которых звучат голоса современных молодых писателей. И надеюсь, что теперь смогу дать ответ на этот сложный, конкретный, справедливый вопрос: «О чём же пишут молодые?»

 

Не мёртвые знаки, а голоса

Поэзия: новые имена. – М.: Фонд СЭИП, 2022. –  216 с.

Литературный процесс, несмотря на все страхи, угрозы, сумятицу в умах и их брожение, не стоит на месте: поэты пишут стихотворения, прозаики сочиняют рассказы, повести и романы, критики выносят на суд новые произведения. Каждый работает в одиночку, сам по себе. Но порой писатели собираются вместе, объединяются, чтобы представить друг другу плоды трудов своих, обсудить литературные опыты, подружиться, оторваться ненадолго от реальности и просто пожить творческой, свободной, особой жизнью.

Результатом таких встреч часто становятся публикации новых книг, по которым современники и наши потомки (с)могут оценить, какова же была литературная жизнь в России в том или ином году, какие фамилии звучали, какие произведения печатали. Одна из таких книг – сборник «Поэзия: новые имена», составленный заведующей отделом поэзии журнала «Знамя» Ольгой Ермолаевой, в который вошли стихотворения современных молодых поэтов.

Сразу хочется отметить, что сборник составлен очень грамотно, по-умному: на задней обложке перечислены в алфавитном порядке авторы, напечатанные на его страницах, что заметно облегчает чтение, ведь не нужно открывать последнюю страницу и изучать содержание, чтобы узнать, на какой странице напечатали Бориса Пейгина, а на какой – Антона Азаренкова: достаточно перевернуть книгу, и сразу сориентируешься. Вроде бы, речь идёт всего лишь об оформлении, а ты уже видишь, что к изданию отнеслись очень серьёзно. Ведь и задача серьёзная: представить читателю если не всю, то хотя бы большую часть современной, молодой, играющей мускулами поэтической России.

По факту, книга «Поэзия: новые имена» представляет собой сборник поэтических подборок, позволяющих читателю познакомиться с автором и, прочитав у него всего несколько стихотворений, определить для себя: интересны ли они ему или нет. Каждая подборка предваряется подробной информационной справкой, что позволяет узнать нам не только о творческом становлении автора, но и о его пути жизненном. Особый интерес вызывают названия подборок: «Ровный стук одиночества», «Погляди на меня», «Всё расплавилось как в огне», «Это слово пьянее рома», «Прощай, моя бедная Троя», «Всё же слово равняется чуду»… Чувствуется, что это не просто красивые заглавия. Это интонация, настроение, мировоззрение и даже позиция автора. Можно сказать, его творческое кредо.

И ты медленно, но уверенно погружаешься в удивительный мир современной поэзии, согретый пониманием, что на её страницах голоса авторов не былых эпох, тоже когда-то живших, но которые сейчас воспринимаются как что-то вымышленное, условное, нереальное. Здесь же – молодые, здравствующие поэты, которые наверняка что-то пишут вот прямо сейчас, когда ты читаешь эти строки. И это наполняет книгу жизнью. Ты понимаешь, что напечатанные в ней слова – не мёртвые знаки, а голоса, которые ты можешь услышать здесь и сейчас.

Вызывает интерес то разнообразие, которое представляет собой сборник: так, верлибры соседствуют с «классической» рифмованной поэзией, а гражданская лирика вполне уживается с тематикой космоса, мрака, снов. Например, стихи Анны Долгаревой, посвящённые преимущественно военной тематике, могут воспевать и тень деревьев, и боль волка, и скворца в Замоскворечье, и любовь, вернее, тот сложный, многоплановый, запутанный клубок чувств, который многие называют любовью, находя в этом слове какой-то свой, особый смысл.

А вот Майка Лунёвская с её уже хорошо известным стихотворением «Это не город, а частный сектор», в котором чувствуется конфликт лирика, вынужденного жить в социуме и с грустью понимать условность, даже банальность городского бытия, и его стремление творить – а для этого нужно обратиться к своим корням, к природе, к чистому воздуху и естественному, а не неоновому свету. Это конфликт между свободой и заточением, и решить его можно лишь одним способом: выбросить телек в поле для того, чтобы обнаружить себя.

Читаем дальше – и встречаем ёмкие, лиричные, напевные стихи Варвары Заборцевой, в которых искренность и эмоциональность сочетаются с удивительной для поэта сюжетностью, будь то весёлая, полная тепла от пережитого в семье счастья, но с потаённой грустью и ностальгией «Банка малины» или история про лохматого пса без клички и хвоста, до самой смерти ждавшего хозяина в опустевшей деревне, или «Девятая баня» про старика, тоскующего по ушедшей от него Валюхи, но наблюдающего за внуком, который хрустит огурцом из теплицы и радуется, что всё было не зря: вот, растёт новое поколение, жизнь продолжается, и не зря Валюха над рассадой тряслась. Радует, что в стихотворениях Заборцевой есть и деревенская, но художественно выверенная и потому убедительная интонация, и небольшие законченные истории, которые отсылают нас к прошлому, и яркие цвета – даже белый цвет, цвет Севера, в лирике Варвары Заборцевой обретает свои, особые краски.

Стихотворения Василия Нацентова, настоящего поэта, которого уже можно по праву называть мастером, удивляют своей первоначально кажущейся сложностью, особенно когда ты рассматриваешь их в контексте, читаешь сначала его ранние стихи, а затем представленные в сборнике «Поэзия: новые имена». Автор заметно расширил свой поэтический инструментарий, усложнив форму, но не отказавшись от собственной интонации, жизненной позиции, гуманизма и любви к человеку. Его стихотворения, густые, философские, полные единения как с городом, социумом, так и с природой, одиночеством, наполнены в том числе и тревожностью за день завтрашний, но и внутренней сосредоточенностью дожить до этого дня во что бы то ни стало. Несмотря на все перемены: «Как ни крути, а что-то теперь другое: воздух, дыхание времени, всё такое. Сам – длинный, как дождевая линия, стал другим. Только круги (на воде), круги».

Поэзия Сергея Рыбкина – это поэзия грусти и тоски, за которой скрывается свет, надежда, желание преодолевать любые трудности, несмотря ни на что, и даже ощущение Бога, незримое, но реальное, который приходит к автору в минуты прозрения: «Просто слушал как Бог приходит в мой дом… он себя выдавал за внезапное слово в моей голове». Рыбкинская мрачность, не угрюмая, а возвышенная, помогающая почувствовать всё то тепло в душе и надежду, что даёт вспышка во мраке, навевают сюжеты из экзистенциальных романов или произведений в жанре нуар, что также, интонационно и образно, отсылает нас к сюжетности, к истории, заложенной в стихотворении и которую довольно легко отгадать:

«вытяни меня из смерти

словно дым из сигареты

мы невидимы как ветер

научи меня держаться

помоги мне не бояться

света утреннего

света».

Да, все переживания в итоге сводятся к именам – героини и поэта. Собственно, из имён, слов и переживаний состоит и вся книга – поэтов, которые отвечают за каждое своё слово и готовы нести его как в массы, так и в вечность. Потому что эти стихи искренние. Прекрасно написанные – достаточно вновь и вновь перечитывать стихотворения Константина Комарова, ёмкие, полные светлой печали и красивых, нестандартных, удивительных образов, развивающих фантазию (будь то «рифмы-родинки», «сны босые», «сплетён из сплетен», «по лекалам скроена окраина»), в которых современность, выражающая в языке, брендах, социальных характеристиках соседствует с оторванными от конкретной эпохи и времени образами, интересом к человеку и природе, в том числе и к себе, окружённому людьми, воздухом и временем – но лишь для того, чтобы определить всю сложность, противоречивость и незримую парадоксальность бытия.

Напоследок хотелось бы отметить, что сама книга пронизана тревожностью, так как она была напечатана в конце марта 2022 года, когда, кажется, никто не понимал, что происходит и что нам ждать в ближайшем будущем. Вот что об этом пишет составитель сборника Ольга Ермолаева: «Нежные сетования и полные философской глубины сентенции, зарисовки быта и дневниковые, исповедальные откровения, всё, если оно достоверно и качественно исполнено… расценивается как драгоценное свидетельство современников, живущих во времена, когда зашкаливает градус борьбы между Добром и Злом… поэты – это последние настоящие хранители слова».

Да, поэты, опубликованные в этом прекрасном сборнике – настоящие хранители слова. И хочется верить, что не последние хранители.

 

И мёртвые в тебе молчат

Арман Комаров. Нерчь и за́речь. Стихотворения. – М.: ЛитГОСТ, 2022. – 48 с.

В чём ценность хорошей и вовремя прочитанной книги? В полученных эмоциях? В эстетическом удовольствии? В новых, ранее тебе не известных фактах? Поднятых проблемах, которые тебя до прочтения книги особо и не волновали, а вот прочитал – и забеспокоился, стал размышлять, находить в себе ответы? Можно найти ещё много вариантов, и каждый из них будет по-своему справедлив.

Для меня критерий хорошей книги – в тех изменениях, что она приносит. В том, что ты стал немного другим человеком после её прочтения.

Дебютная книга стихов сибирского поэта Армана Комарова «Нерчь и за́речь» стала для меня как раз такой хорошей книгой. Читаешь её – и как будто погружаешься в самого себя, в коллективное бессознательное, если можно так выразиться. В тот мрак, непознанный, вдохновляющий, что находится внутри каждого из нас и управляет нами. В этом мраке бродишь не только ты, но и твои предки, как те, с которыми ты вырос и которых ты знал, так и те, что ещё много веков назад ходили по земле русской и даже не представляли, как быстро изменится их мир. Это мир мрака и крови предков, которая течёт в тебе и, нравится оно или нет, но влияет на твоё поведение, решения, поступки, мировоззрение. Ты не один – внутри тебя сотни, тысячи людей. Мёртвые, которые молчат. И всё видят.

За травой – трава. Бедный город мой,

Гомон трав услышь! Быть тебе – травой.

Будет ночь бродить, будет зверь глядеть.

Как успеть сказать, до травы успеть?

Будто вот он – я, да о двух ногах.

Будто вот он – Бог – свет-любовь впотьмах.

Будто мы не тут, будто мы – вовне.

Будто раз – и всё. Я-не-я в траве.

Остаётся позавидовать храбрости автора, решившего погрузиться во тьму, во мрак, во глубину веков и рассказать читателю о том, что он увидел. Результат этого путешествия – небольшая, но в чём-то незабываемая книга «Нерчь и за́речь», – даёт нам возможность повторить путь автора и, влекомые его голосом, спуститься вниз, во мрак.

Книгу можно интерпретировать по-разному, но представляется, будто первое стихотворение – это пролог, который знакомит нас с лирическим героем, вернее, его состоянием, указывает на его готовность отправиться в мир прошлого и бессознательного, где слова только зарождаются, и подсказывает читателю – замедли дыхание. Всё только начинается:

За тридевять далей манит меня луна,

Вынимая из памяти имена,

В черные пряди мои серебро вплетая,

Как печаль в мою грудь – в небеса влитая.

Странный зов во снах холодит мне плечи –

Трепет невнятной, полузабытой речи.

А затем начинается путешествие с несколькими остановками (книга разбита на четыре части – «Трепет речи», «Успеть сказать», «Золото нречи» и «Ханаанские воды»), где голос автора, используемые им приёмы, настроение постепенно меняются, будто от одного уровня в компьютерной игре к другому, или от одного круга дантовского Ада – к следующему:

Чуть-чуть ещё – говорить научусь,

Азбуку проглочу, буквами поплыву,

Буквами поплыву по Москве-реке,

Именем нарекусь безымянным.

 

Буду звуки пить, в душу впитывать,

Со дна поднимать вои вязкие,

Увязать в корнях да у деревца,

Согласные пережевывать.

 

За птицей дальней потянусь лучом,

Голосок истончу птичьей песенкой,

У неба синего молчание выпрошу,

Вымолчу стихотворение.

Книга стихотворений Армана Комарова погружает нас в воды крови, что течёт в твоих жилах, прошлого, коллективного бессознательного – себя, своей семьи, своего рода. Лёгкий язык, но совсем непростые мифологические и религиозные образы, которые скрываются не за текстом, а за тем ощущением, что вызывает текст, помогают оторваться от реальности и взглянуть на окружающее пространство взглядом куда более прозорливым и глубоким, чем ты смотрел на неё до прочтения этой книги. Тот мир, который автор не создал, а почувствовал и попытался перенести на её страницы, ещё будут разбирать, обсуждать, критиковать и находить новые, не всегда заложенные автором смыслы. Однако всё это бессмысленно, если ты не в состоянии прочувствовать этот мир, услышать перекличку автора как с Мариной Цветаевой и Осипом Мандельштамом, так и Александром Сергеевичем Пушкиным, чьи интонации порой, но чувствуются в поэтике Армана Комарова. Недаром именно упоминанием Пушкина и заканчивается «Нерчь и за́речь»:

и облако течет по мути и по жиже

горячих луж июльской глубины

лесной угодник набело распишет

чужую речь чужие сны

я быть немым боюсь и падать

в земную пусть и не мою печаль

и я боюсь не быть от взгляда тьмы несуществующим молчать

пока есть речь пока она покатый

недобрый полог смерти ледяной

я буду петь и говорить пока ты

со вдовьим нет не свыкнешься со мной

ну а сейчас луна горда перед восходом

так любит нас так раны бередит

звенит и слезы превращает в воды

годов где Пушкин не убит

 

Это всё точно пройдёт

Илья Карамышев, «Исключения». – Ярославль, Филигрань, 2021. – 71 с.

Молодой прозаик Илья Карамышев – из тех авторов, благодаря книгам которых можно поразмышлять: о чём же пишут молодые прозаики? С поэтами вроде как разобрались. Теперь поговорим о прозе.

Собственно, такой вопрос возникает почти сразу, как открываешь дебютную книгу Карамышева «Исключения», которую автор называет сборником взаимосвязанных рассказов, объединённых одним и тем же персонажем – молодым человеком Ильёй Сергеевичем. Заявление автора, однако, на первый взгляд, кажется несколько декларативным, так как в сборнике отсутствует сюжетная цельность: каждая история существует сама по себе самостоятельно и никак не связана с теми, что прозвучали раньше или прозвучат чуть позже. Это легко проверить: достаточно поменять имя главного героя и посмотреть, что будет. Ничего не изменится. Почему? Потому что главный герой в рассказах Ильи Карамышева, несмотря на то, что практически всегда находится в центре рассказа, достаточно условен и играет роль не столько персонажа, сколько резонёра или лирического героя, находящегося в поисках любви.

Однако в сборнике есть одна принципиально важная тема, которая и становится ключом к пониманию замысла автора (да-да, тем самым ключом, что нарисован на обложке): отношения героя с женщинами, будь то любимая (любимая ли?) девушка, коллега по работе, работодатель, ученица. Герой, мыслитель и закрытый в себе человек, вынужден существовать в социуме, общаться с людьми, а для того постоянно вступать в различные взаимоотношения с женщинами. Однако по прочтении сборника не оставляет ощущение, что все эти женские образы, вернее, тени женских образов – не более чем фон, в котором герой пытается решить свои внутренние проблемы. Львиная доля материала практически каждого рассказа – это не сюжет, не описания, не портреты героинь, а размышления лирического героя, его попытка разобраться в себе, крутясь в социуме. Из-за чего мы видим автора, а не героев, которые его окружают, они витают в воздухе, будто дым от сигареты.

Как пишет Наталья Мелёхина в предисловии к «Исключениям»: «Если же за любовь принимать поиски самого себя в другом человеке, то у лав-стори появляется примерно такой финал: «Вершина обесценивалась и теряла свою привлекательность. Я проехал свою остановку. Нет, не проспал и не замечтался. Просто проехал».

Речь идёт о рассказе «Настя любит Брамса», чьё название нас отсылает к прекрасной повести Франсуазы Саган «Любите ли вы Брамса?» Однако, в отличие от классика французской литературы, Илье Карамышеву не хватает лёгкости стиля (при том, что язык его предельно прост) и разнообразия используемых им литературных приёмов. Илья Карамышев видит не персонажа, а себя в окружении персонажей, не всегда участвующим в действии, а как бы рефлексирующего над полученным опытом и пытающегося как-то перенести свои наблюдения на страницы рукописи. Потому его рассказы становятся слишком реальными, в них не чувствуется ни литературы как пространства для вымысла, ни жизненной достоверности, так как автор предоставляет читателю слишком мало координат. Вполне возможно, что писателю всё это и не нужно: его рассказы – не проза художника, но проза исследователя, человека, который не рассказывает, а пересказывает, искренне хочет разобраться в себе, наблюдая за другими, общаясь с ними, получая совместный опыт. Что становится пищей автора, материалом для его рассказов: «Руки помыть мне тоже удалось не сразу. Я вдруг заметил, что, подставляя левую руку под неоткрытый кран, правой вместо того, чтобы пустить воду, надавливал на крышку бутылки с жидким мылом. Мыло беззвучно капало на керамическую поверхность».

Такие наблюдения – заявка автора на русский психологический рассказ. Однако пока слишком преждевременная: мешает эгоцентризм, который сковывает как автора, так и читателя. Хотя, как говорится, всегда есть куда развернуться: Илья Карамышев умеет работать с диалогами, описывать действия, удачно играть словами (редкий навык у прозаика), дерзить в хорошем смысле этого слова и быть эмоциональным. Достаточно прочесть маленький, всего на страничку рассказ «Она рисует», где словам тесно, а мысли просторно. Вот его финал:

«Она спросила, что будет, если нарисовать церковь вверх ногами.

Я предположил, что у церкви не будет ног. Она ответила, что у меня нет фантазии.

Я поставил «хорошо» и отпустил её.

Я не знал, что её отец умер».

Илья Карамышев всего несколькими предложениями создал очень эмоциональную историю. Ведь как раз в ней есть центральный персонаж – девочка, которая рисует церковь, а не Илья Сергеевич, который за ней наблюдает.

Вот, собственно, о чём пишут многие молодые писатели – о себе. И можно даже предположить, почему так: времена неспокойные, авторы не знают, что будет завтра, и потому обращаются к себе, чтобы найти силу выстоять и идти по дороге жизни уверенно, несмотря на окружающий хаос и неопределённость. Но жизнь подсказывает, что в одиночку не выстоишь. Нужно объединяться друг с другом. Любить других, а не себя в окружении других. И тогда будут находиться те слова, что затронут душу читателя – и станут той историей, что поможет ему найти силы жить дальше.